Последний натиск на восток ч. 1 (СИ) - Страница 4

— Любуш нас за нос водил, государь, — хмуро сказал Горан. — У него в лесу тайная заимка была. Ну, как заимка… Острог небольшой. Там он мальчишек холостил, которых в дальних весях крал. Мы нашли их. Их там… Много их там… Он целую мануфактуру открыл.

Могучий, крепкий, как дуб, мужик махнул рукой, и прикусил губу. Ему то зрелище до сих пор во сне являлось. Щуплые тельца ребятишек лет пяти — восьми от роду, что не вынесли ножа живодера. Самослав задумался, вспоминая. В той реальности, что он покинул, в Вердене, в Лотарингии, была целая фабрика, где из славянских мальчишек делали евнухов, которых везли потом на продажу в арабскую Испанию. Епископы проклинали тех купцов, но им было плевать, они не были христианами. А герцоги франков закрывали на все глаза. Купцы исправно заносили золото, а погибшие славянские мальчишки… Да плевать на них, кому интересны эти язычники!

— Вот ведь тварь! — с шумом втянул в себя воздух князь. — Куда ушел, не узнали?

— Пока нет, государь, — покачал головой Горан. — Но скоро узнаем. Награда объявлена тому, кто «Слово и дело» государево скажет. Но, думаю я, он с сыновьями к ромеям утек. У него с ними дела были. Евнухов туда на продажу везут. У него и ключник был ромей. Слуги показали, что он самого Любуша и его сыновей языку учил.

— Пошлем в Константинополь верных людей, — сказал после раздумья князь. — Пусть ищут их. Никаких денег не пожалею, но эти твари ответить за свои дела должны.

— Это не все, государь, — хмуро сказал Горан. — У него была Милица, и как раз ее мы не нашли. Думается мне, она теперь тоже у ромеев.

— Ах, вот как? — Самослав сел, бессильно опустив плечи. — Да как же так? Мы весь белый свет перерыли, а она у нас под самым носом была?

— Мать? — испытующе посмотрел на князя Горан. Он никогда раньше не задавал этот вопрос, держа свои догадки при себе. Самослав молча кивнул.

— Если она у ромеев, то мы о ней скоро услышим, — сказал Само. — Они такой козырь в рукаве долго держать не станут.

Горан согласно кивнул. Он любил раскинуть картишки, да и шулеры в княжестве уже появились, равно как и добрая традиция бить их чем попало всем трактиром и голышом выкидывать на мороз. Горан стал гораздо чаще понимать, что говорил государь. Они давно были вместе.

— Вацлава пошлем, — сказал после раздумья Горан. — Парень достойно выучен. Он верный пес государев, он не отступит, пока не покарает предателя.

Месяц спустя. Фракия. Имперские земли.

Вацлав Драгомирович был единственным человеком в княжестве, который прозывался по отечеству. Не было пока у местной знати таких предков, чтобы их именем гордиться можно было. Каждый из княжеских сподвижников сам таким знатным предком был. И вот Вацлав, сын знаменитого отца, ехал в Константинополь в обозе словенского торговца. Двое воинов Тайного Приказа ехали с ним, притворяясь, как и он, приказчиками княжеского торгового дома. Сын жупана Дражко, в честь которого назвали целый город, получил гривну на шею в двенадцать лет, за что почет имел от всего войска. К удивлению многих, парень пошел служить не в легион, а в Тайный Приказ. Он, окончив Сиротскую Сотню, поначалу жил в доме Люта, старого друга своего отца. Там-то он и познакомился с самим боярином Гораном, именем которого в княжестве пугали малых детей. Простая правда могучего седого мужика задела сердце юноши, и он попросился служить под его начало, а потом перешел в разведку, где и постигал эту нелегкую науку, став лучшим из всех. Да это и немудрено было, ведь сам князь учил его, поручая то одно дело, то другое, подробно разбирая потом каждую ошибку. Немногим такая честь достается. Именно так он лучшим и стал, получая задания все сложнее и сложнее с каждым разом. Легкая военная недалекость, когда думать не нужно, потому что за тебя думает начальство, улетела без следа очень быстро. Тут, в Тайном Приказе голова должна была работать без вбитых намертво пунктов Устава. Воин Тайного Приказа сам себе уставом был. У него была цель и были дозволенные методы, чтобы этой цели достичь. А уж дальше — его дело, как он там ее достигать будет.

Методы бывали дозволенные, а бывали и недозволенные. Всякое бывало в жизни Вацлава, но такого, чтобы для него дозволено было абсолютно все, еще никогда не случалось. Сам князь тогда его к себе позвал и задачу поставил. Предателя жестоко покарать, а мать государя найти и в Новгород привезти в целости и сохранности. Провести сыск нужно будет в самом Константинополе, где людей живет больше, чем во всех словенских землях, вместе взятых. И как он это делать будет, государя не интересовало вовсе. Воин получил полную свободу действий.

— Надеюсь на тебя, Вацлав, — обнял его на прощание князь. — Как на самого себя надеюсь. Если выбор будет, моя мать или предатель, иди за предателем.

— Почему, государь? — Вацлав даже растерялся от неожиданности. — Разве она не важнее?

— Важнее, — согласился князь. — Но ей ромеи пока ничего плохого не сделают. Они ее для торга берегут. А когда время для торга придет, мы и так узнаем. Думаю я, далеко ее спрятали. Так что не теряй зря времени. Убей Любуша и его выродков, а потом снова ищи княгиню.

— Все сделаю по твоему слову, княже, — Вацлав ударил кулаком в грудь. — Пес государев след не бросит. Клянусь, голова предателя на капище Мораны поставлена будет. Умру, но службу исполню.

— Умирать не надо, — серьезно посмотрел на него Самослав. — Ты мне живой надобен. А если исполнишь эту задачу, то богатое имение и любая боярская дочь твои будут. Только пальцем покажи. А через десять лет ты и сам боярскую шапку наденешь. Пока рано, молод еще.

С такими мыслями Вацлав ехал по торговому тракту, где через каждые двадцать миль стояли постоялые дворы, а через каждые полдня встречался разъезд воинов кочагиров, которые зорко бдили за порядком, получая по пять рублей серебром ежемесячно. Хорошие в степи времена настали. Серебро само в руки идет. И не нужно для этого подставлять грудь под ромейские мечи и словенские копья.

Два десятка авар встретились ему в тот день сразу после выхода с постоялого двора. Довольные всадники вели на север группу пленных, связанных попарно. Небольшой приработок у воинов никто не отнимал. И если словене во Фракии были законной добычей, то ромеев трогать было строжайше запрещено. И вот прямо сейчас в толпе словен, которых гнали в Белград на поселение, Вацлав увидел смуглого черноволосого мальчишку лет тринадцати. На словена он был похож примерно так же, как сам воин Тайного Приказа на эфиопа, и это было полнейшее безобразие. Вацлав тронул коня и поехал наперерез всадникам, которые от такой наглости слегка ошалели.

— Кто старший? — властно спросил он, плавясь под недобрыми взглядами степняков.

— Чего надо, словен? — вперед неохотно выехал немолодой всадник с вытянутым черепом. — Ты чего это смелый такой?

— Да хана Шебу хорошо знаю, вот и смелый, — спокойно ответил Вацлав. — Отъедем в сторону? Тут лишних ушей много. Ты чего это делаешь, батыр? Почему разбой творишь? Ромеев не велено полонить.

— Тебе-то что за дело? — опасно сощурился всадник. — Лишняя голова появилась?

— Я княжий муж, и «Слово и дело» скажу, если понадобится, — заявил Вацлав. — С моим караваном полусотня охранников — консуяров идет, а они вас, кочагиров, не очень-то и жалуют. Завидуют, сам знаешь. Они спят и видят, как вас из патрулей подвинуть. Консуяры меня в обиду не дадут, а твой род потом княжеский суд по миру пустит. Замаешься виры платить. Ну что, отпустишь пацана или будешь потом хану Шебе объяснять, почему другой род серебро зарабатывает, пока вы снова баранов пасете?

— Да забирай, — сплюнул в пыль всадник. — Товар дерьмо. Так и норовит сбежать. Эй, Хэгу! Тащи сюда мальчишку. Вон того! Чернявого!

Всадник повернул коня, и разъезд вместе с полоном поехал дальше, до места стоянки, откуда рабов погонят на север совсем другие воины. Или не погонят, продав кого-нибудь из них на месте. Людоловы свое дело знали туго, и поток новых поселенцев в окрестности Белграда не иссякал. Как и поток серебра в кошели воинов кочагиров, которые милостью князя сели на это хлебное место. Они не будут рисковать им из-за какого-то ромейского оборванца.