Последний министр. Том 1 - Страница 11

Поэтому Михаил Васильевич должен остаться жив и выполнить ту задачу, которая ему отведена.

Некоторое время Протопопов и Курлов тщательно стирали с себя чужую кровь, вымазюкивая стерильно белые платки.

Потом умылись снегом. Понятно, что в таком виде являться в город недальновидно, поэтому для начала следует привести в себя в надлежащий внешний вид и это поможет избежать кривых взглядов. Закончив, прихорошившись, платки тоже сожги, а пепел растоптали в снегу.

– Идемте Павел Григорьевич, пора возвращаться в Петроград, – Протопопов так и не ответил на вопрос Курлова про Родзянко.

Они двинулись прочь от обрыва и реки, обратно в столицу.

– Идемте, Александр Дмитриевич, – вздохнул Курлов, лицо которого приобрело привычную бледность.

Крупные хлопья снега падали на красные щеки Павла, таяли, как будто из глаз Курлова текли слёзы. Генерал теперь наверняка размышлял и ломал голову, кого из столичного следственного ведомства надлежит просить приставить к делу начальника департамента полиции и как все правильно обыграть с господами Кирпичниковым и Васильевым.

Без рисков.

Но надежные люди, желавшие выслужиться, были всегда.

Александр Дмитриевич тоже думал, но о другом совершенно. Он не знал, насколько Родзянко внял его словам и прав Курлов, последствия у событий сегодняшнего дня могут оказаться диаметрально противоположны друг другу. Потому как они могут развиться в две стороны. Когда ты подбрасываешь монету, ты не знаешь наверняка какой стороной она выпадет. Могло легко оказаться так, что уже к вечеру о дуэли и об убийствах будет твердить весь Петроград. Вспыхнут волнения, потому как за обвинениями последуют разбирательства, а это затяжной процесс. А народ в 1917 году требовал скорейших решений и расправ над виновными… Чуть что не так – легко подымался на дыбы, возбуждался. И как правило, сначала делал, а потом думал.

Но и говорить о том, что Протопопов полагался исключительно на удачу, тоже не стоило. Он не пацан, чтобы рассчитывать только на фарт. Протопопов за те несколько дней, что пробыл в новом для себя теле, успел подтянуть свои знания в здешних понятиях и принципах. И сделал выводы. Поэтому действовал министр исходя из твёрдой убежденности, что Родзянко (даже если не внемлет словам Протопопова, что нежелательно) будет держать рот за семью замками, не станет мусориться ни за что. Объяснялась эта уверенность просто – жалоба Михаила Васильевича будет воспринята как слабость и неспособность одного дворянина справиться с другим в глазах общественности. Общественность осудит Протопопова, это без всяких «но» и осудит со всей возможной яростью, строгостью и возмущением. Однако эта же общественность серьезно усомниться в способности господина Родзянко оставаться той величиной, которой он является сейчас. Локомотив общественного мнения и борец за права ущемлённых масс, коим являлся господин председатель Думы, не имеет права проявлять слабость ни в коем случае. Любая просьба о помощи – это, так или иначе, прямое проявление слабости.

Сильные не просят, сильные помогают.

Поэтому, если даже Родзянко захочет отомстить, он будет искать другие возможности, которые позволят сохранить его честь и репутацию незапятнанными…

Так в 90-е ни один авторитет по схожим причинам не вмешивал в разборки с другими бандитами власть. Поэтому в, на первый взгляд, дерзком поступке господина министра, не было ничего, кроме холодного расчета. Ну а что выйдет из разговора с Родзянко… это только предстояло узнать.

По возвращению в Петроград, Протопопов простился с Курловым и крепко пожал тому руку.

– Спасибо.

– Страшный вы человек, господин министр, – хмыкнул генерал. – Сколько вас знал и никогда бы не подумал, что вы горазды на такое.

– Практичный, – поправил Александр Дмитриевич. – А вы господин Курлов, помимо прочего, думайте меньше, а делайте больше.

– И что делать прикажете?

– Приставьте-ка нашего человечка из жандармерии к Родзянко для надёжности, пусть первые дни понаблюдает за ним в оба глаза. Если вдруг Михаилу Васильевичу в голову что нехорошее придёт – доделайте то, чего мы доделывать не стали. Смело доделайте и без моего на то спроса.

– Выполним, господин министр.

Обнялись.

Попрощались по-хорошему так.

Курлов отправился заметать следы случившегося и выделять человечка к Родзянко, а заодно решать вопросы с Кирпичниковым и Васильевым. Протопопов вернулся в здание министерства к вечеру. Там встретил охранника Федю и узнал от того, что приходил Марков Второй, а вместе с ним или позже (Александр Дмитриевич так и не выяснил) небезызвестный Римский-Корсаков. Оба перезаписались на приём на завтрашний день и долго выпытывали куда подевался министр и какими такими делами государственной важности он занят. Им ничего не сказали, но Протопопов понимал, что разговора с правыми не избежать. Просто так от них не отмахнешься.

Сейчас только не время разговаривать.

Позже.

Так-то разговор нужен.

Запершись в кабинете и напомнив, что его ни для кого нет, Протопопов приготовил себе крепкий чай и плотно перекусил, разом отужинав и отобедав. Возможно потому, что новое тело все ещё требовало адаптации и настраивалось, Александр чувствовал себя совершенно разбитым и выжатым, словно долька лимона. Поэтому после ужина приняв сто граммов на грудь успокоения ради, завалился спать и продрых до следующего утра без задних ног. Сны ему не снились.

Уже утром его разбудил звонок Курлова, который сообщил, что вчерашние вопросы требующие исключительного внимания улажены и господину министру лично придёт на подпись приказ о премировании отличившихся полицейских из сыска на сумму 500 рублей, а также выделение премии самому господину Кирпичникову на сумму в 1000 рублей. Протопопов поблагодарил генерала за службу и обещал подписать приказ тем же днём, не затягивая. Отдельного упоминания о Родзянко от Курлова не последовало, по чему Протопопов сделал вывод, что Михаил Васильевич никак себя не проявил и не обозначил.

Ждёт.

Убедился в этом министр за завтраком, делая обзор прессы. Журналисты продолжали судачить о дуэли, но не так чтобы активно. Тема заметно утихла и сошла с первых полос. Интерес спал. Газетные вояки все ещё спрашивали – а будет ли дуэль, хватит ли у министра внутренних дел душку в проблеме разобраться? Да едко, да колко, но ни грамма в этих статьях не было от действительности. Не раскопали и не унюхали ничего.

Это вселяло определённый оптимизм.

День начался в приподнятом настроении.

После завтрака Александр Дмитриевич размялся хорошенько, поотжимался и поподтягивался в своем обустроенном спортивном уголке. Приучал к регулярным физическим нагрузкам своё новое тело. И приведя себя в тонус, был готов во всей красе встречать новый день, который обещал быть невероятно интересным и одновременно сложным.

Голицын накануне объявил, что сегодня, наконец, пройдёт заседание совета министров, на котором Протопопов намеревался присутствовать, отдаленно смахивающем на качалку из далеких 80-х. Заседания совета в эти сложные дни происходили регулярно, чаще всего по два раза в неделю. Дел вагон и маленькая тележка у правительства. Но после конфликта с участием Протопопова, премьер Голицын намерено тормознул государственную машину и перенёс заседание совета с 3 января на 8 января, чтобы дождаться, когда улягутся первые страсти. Голицын, очевидно, хотел, чтобы общественности разных взглядов стало определённо понятно, что выходка министра Протопопова на торжественном приеме не несёт в себе никакого другого порыва, кроме очередного нервного срыва, которых за Александром Дмитриевичем значилось не счесть. И когда в глазах общественности Протопопов отказался «отвечать за базар» после выходки на торжественном приеме, премьер, натужно и последовательно добивающийся отставки министра внутренних дел, получал на руки все козыри в своих начинаниях. Мол, так и сяк, а Протопопову лечиться надо, а не министрствовать. Задача Голицына была ясна – пересмотреть состав правительства на момент открытия думских заседаний. Потому как в нынешнем составе правительство будет подвержено нападкам депутатов. И пересмотр логично было начинать с самого ненавистного министра, коим Протопопов и являлся. Задача же Протопопова заключалась в том, чтобы, во-первых, переубедить Голицына, если говорить мягко, а во-вторых, сделать совету на заседании одно крайне любопытное предложение, от которого министры не смогут отказаться ни при каких обстоятельствах.