Последний министр. Книга 3 (СИ) - Страница 2

— Понятно, — согласился Павел Григорьевич на необычное распоряжение, пожимая плечами. — Амнистия министерская, так сказать, у нас получается.

— Гучкова, Керенского и Милюкова только отдельно посади, я их опрашивать стану. И мне одну камеру оставь. Под допросы.

— Кого первым на допрос готовить?

— Гучкова. Проследи, чтобы ему руку залечили, медики там в тюрьме имеются?

— Имеются.

— А то чего не хватает, окочурится. Нам это, как понимаешь, не нужно, — вздохнул Протопопов.

— Будет сделано, — снова пожал плечами Курлов.

На том сговорились и время больше терять не стали. Господа арестованные уже стояли возле тюрьмы длинной такой змейкой у самого входа. Что любопытно, они все дружно прыгали на месте, как зайчики, выпуская густой пар изо рта.

Федя остановил машину, Курлов вышел и двинулся выполнять министерские распоряжения. Вот за что Александру Дмитриевичу нравился генерал и за что министр его так ценил, так это за полное отсутсвие вопросов, когда доходило до сути дела.

Велел Протопопов — Курлов выполняет.

Жаль только не со всеми так.

Арестованных начали заводить в тюрьму и надо сказать, что по такому морозу, когда хороший минус бьет и щипает, они были только рады попасть поскорее в свои камеры. Ну что же, порадуются они недолго и наверняка эти господа не знают, что ждёт их внутри.

Протопопов отметил, что Курлов принял правильное решение, не пустив на Заячий остров толпу горожан и все это скопище теперь осталось стоять у Иоанновского моста, на подходе.

Дальше они не шли, по крайней мере пока, но люди выглядели крайне возбужденными. И, если рассудить и предположить чисто гипотетически, нескольким сотням горожан ничего не стоило продавить тонюсенькое оцепление из десятка полицейский, которые охраняли мост.

Обычно на таком морозе как сегодня терпения у народа хватало в лучшем случае на час, край на два — время за которое народ успевал отморозить себя пятые точки и носы. Но что особо не нравилось Александру Дмитриевичу так это то, что народ продолжал стягиваться к мосту. И получалось, что прибывало людей больше, чем убывало. Вот толпа и нарастала тихим сапом. Надо понимать, что причина прироста заключалась во многом в том, что среди народа по рукам ходил алкоголь — «дабы согреться». И подтягивались к мосту все больше те, кто не прочь намочить горло.

Но перед броневиком министра народ расступался более чем охотно. Люди хоть и были выпимши, но не настолько, чтобы лезть под многотонный грузовик (ровно по той же причине никто пока не пытался прорваться на Заячий остров).

Наконец, припарковались возле двухэтажного здания тюрьмы. Федя заглушил мотор.

Из здания уже начали выходить досрочно освобождённые господа, один за другим, всего несколько десятков человек. Все они совершенно не верили свалившемуся счастью.

Протопопова большинство этих людей знало в лицо, поэтому при виде министра, своей амнистией буквально снявшего их с каторжного крючка, они улыбались и кланялись.

Протопопов зашёл внутрь, где уже заканчивалось расселение арестантов по камерам. Никто не церемонился — камера открывалась, туда загоняли по пять человек, а тех, кто заходить не хотел или отказывался, таких впихивали силой, несмотря на недовольство и угрозы.

Последними на заселение остались стоять Гучков, Милюков и Керенский, каждый у своей камеры. Из обыскали предварительно и тоже завели внутрь. Как и просил Александр Дмитриевич, к Гучкову пришёл врач и из-за двери послышалось шипение Александра Ивановича.

Перелом у него был жуткий.

Судя по всему, некоторое время Гучков не сможет разговаривать. Ну пусть приходит в себя, начать любезный диалог можно и с Милюкова. Пусть расскажет, что такое Прогрессивный блок и с чем его едят.

Протопопов двинулся к камере отведённой для допросив, закатывая рукава.

— Ведите ко мне Павла Николаевича Милюкова, — распорядился он.

Господина Керенского министр собирался оставить на сладкое.

Чтобы потом его сожрать.

Глава 2

«Первое правило Бойцовского клуба: никому не рассказывать о Бойцовском клубе»

Бойцовский клуб.

Там же, допрос лидера Прогрессивного блока Милюкова в одной из тюремных камер.

В главе использованы реальные материалы показаний милостивого государя Милюкова П.Н., которые он давал следствию в оригинальной истории.

Милюкова завели в камеру.

Вернее как завели — кинули как провинившегося котёнка, который нагадил в хозяйские тапки. И вот теперь за шкодливость настала пора расплачиваться.

Павел Николаевич грузно упал на колени и несколько секунд стоял вот так на четвереньках, чувствуя унижение. Его, самого Милюкова и вот так вот, как какого-то задержанного алкоголика, нарушавшего общественный порядок на улицах Петрограда...

Понятное дело, что выглядел кадет подавленным, но надо отдать должное — Павел Николаевич держался молодцом.

Взял себя в руки.

Поднялся медленно — выпрямился.

Отряхнул ладони.

Гордо вскинул подбородок.

— Вы значит, Александр Дмитриевич, ну-ну, — прошептал он.

Правда, когда Милюков увидел в камере перед собой Протопопова и понял куда и зачем его привели, то побледнел пуще прежнего. Но, как и предполагал министр — виду, что как либо переживает о том, что предстоит, кадет не подал.

А меж тем ситуация действительно могла сложиться по разному. Скажем так, варианта, что кадет отмолчится — его не было.

Впрочем, на данную минуту Павлу Николаевичу ничего не угрожало и вроде как Протопопов готовил для кадета милое и вполне себе безобидное чаепитие, а значит и времяпрепровождение.

Для этого велел принести в камеру стол, даа стула и накрыть небольшую поляну — горячий крепкий чай, сушки. В общем, по хозяйски так, как надо встречать гостей. Тем более гостей с улицы и замёрзших.

Протопопов даже не счёл затруднительным подняться со своего стула, подошёл к стулу Павла Николаевича.

Отодвинул.

Жестом пригласил присаживаться.

Сопровождающий Милюкова жандарм (который вёл себя по хамски с милостивым государем) вышел и Павел Николаевич подошёл и сел на стул, положив руки на стол.

— Как я понимаю, господин Протопопов, вы затеяли проводить допрос? — холодно спросил лидер думской фракции. — К чему все эти любезности? Сначала ваш человек бросает меня в эту камеру, как какого-то бродягу, а вы теперь предлагаете чаю выпить? Лицемерие, Александр Дмитриевич.

— Хотите по другому? — изумился Протопопов, как могло показаться неподдельно. — Я устрою, достаточно вашего желания. Если ваша душа просит отношение как к бродяге, так почему бы не дать ей того, чего она ждёт?

Милюков промолчал.

Было видно, что «по другому» ему отнюдь не хочется и его душа совершенно ничего не просит (ну, по крайней мере, ничего из озвученного министром уж точно). Но одновременно кадету совсем не хотелось, чтобы потом «где-нибудь» вдруг всплыл факт, что после кровавой бойни, случившейся в Думе, лидер большинства как ни в чем не бывало пил чай и ел сушки в компании министра внутренних дел. Это же какой скандал поднимется, какой урон по репутации будет нанесён! Вон сколько людей полегло, скольких покалечили, тому же Гучкову руку сломали, а Милюков, как ни в чем не бывало, пьёт с вражиной чай...

— Пейте чай, пока пьётся, а то потом ведь меня в тюрьме не будет, а вы останетесь, опять же, если повезёт остаться, — улыбнулся Протопопов кончиками губ.

Милюков ещё несколько секунд поколебался, а затем, видимо решил, что выпитой кружкой чая приверженность делу не измеряется, а вот сам Павел Николаевич замёрз и трясся, как осиновый лист на ветру и без горячительного вполне возможно поляжет с температурой или чего хуже — подхватит воспаление легких. Поэтому трясущимися руками, кадет потянулся к своей чашке.

Одет он был в легкий пиджак, причём пуговицы оказались порваны после драки, и именно в таком виде ходил по улицам Петрограда.