Последний козырь - Страница 3

Всю остальную часть дороги они едут молча. Никодимов усердно дымит трубкой, часто встает со своего места, оглядывает состав. А капитан внимательно наблюдает за уклоноуказателями, отмечая по ним величину подъемов и уклонов пути.

С особенной тщательностью присматривается он к станциям и поселкам, расположенным неподалеку от железной дороги. Капитан, хотя и ездил тут не раз, смотрит теперь на все по-иному. Пытается увидеть окружающую обстановку глазами человека, которому нужно тайком сесть на этот поезд и столь же незаметно сойти или спрыгнуть с него.

— Ну спасибо вам, Харитон Егорович, — благодарит Стрельцов Никодимова, расставаясь с ним на конечной остановке поезда.

— Не за что, товарищ капитан, — удивленно пожимает плечами старый железнодорожник. — Ничем, к сожалению, не смог быть вам полезен. Разве вот только совет могу дать: потолкуйте-ка вы с бывшим напарником Козыря — Петькой Жуком. Вместе они когда-то тут орудовали. Поговаривают, однако, будто это он Козыря выдал. Бывает ведь и такое… Петька этот недавно из заключения вернулся и теперь снова в нашем вагонном депо работает. Жуков настоящая его фамилия.

— Спасибо за совет, непременно им воспользуюсь.

Прежде чем встретиться с Жуковым, Стрельцов навел о нем необходимые справки. В свое время Козырь использовал его как наводчика. Отбыв наказание, Жуков вернулся к старухе матери и устроился на работу в вагонное депо. По отзывам мастера и бригадира, работает добросовестно — видимо, твердо решил начать честную жизнь. Даже пить бросил, хотя прежде редко бывал трезвым.

Стрельцов встретился с Жуковым в конторе вагонного депо.

— Здравствуйте, Петр Иванович! — приветливо кивнул Стрельцов. — Присаживайтесь, пожалуйста, мне нужно с вами побеседовать.

Жуков сел на тяжелый, обитый дерматином стул и с тревогой уставился на Стрельцова, стараясь сообразить, кто он такой.

— А вы кем будете? — настороженно спрашивает он.

Капитан молча протягивает свое удостоверение. Взглянув на него, Жуков заметно меняется в лице.

— Слушаю вас, гражданин начальник… — произнес дрогнувшим голосом.

— Почему же "гражданин"? По старой привычке?

Жуков смущенно бормочет что-то…

— Не будем старое ворошить, — перебивает его Стрельцов, — хотя я и пригласил вас именно затем, чтобы вы вспомнили кое-что. Посоветоваться с вами нужно. Надеюсь, не откажетесь помочь мне в одном деле?

— Пожалуйста, товарищ капитан, — торопливо отзывается Жуков. — Я с удовольствием, если только смогу, конечно…

Стрельцов достает зеленую папку, не торопясь развязывает ее и вынимает несколько фотографий, снятых крупным планом.

— Посмотрите на эти снимки.

Жуков так низко наклоняет голову, что Стрельцов не может разглядеть его лица, заметно, однако, что он не только с интересом, но и с волнением рассматривает фотографии, перекладывая их из одной руки в другую.

— Вы ведь проходили по одному делу с Козырем? — спрашивает Жукова капитан. — Не кажется ли вам, что крыша этого вагона "вскрыта" его излюбленным способом? Знали же вы, наверно, как он это делал?

При упоминании имени Козыря Жуков еще ниже опускает голову, даже руки убирает под стол — видимо, они начинают дрожать, и он не хочет, чтобы это заметил капитан.

— Вглядитесь получше в снимки, — предлагает Стрельцов. — Вот в этот особенно. Видите, вот тут, в самом углу выпиленного отверстия, заметен отчетливый след от прокола каким-то острым предметом треугольной формы. На других снимках проколы тоже заметны, хотя и не так отчетливо. Не "козыревский" ли это способ вскрытия вагонных крыш?

Жуков снова берет фотографии в руки и пристально всматривается в каждый снимок. Пальцы его заметно дрожат.

— Так, как Козырь, сделать это никто больше не может, — негромко, но твердо говорит Жуков.

— Почему?

— Уж очень классно он это делал! — не скрывая невольного восхищения, восклицает Жуков. — А мастерства такого достиг потому, что специально тренировался на крышах старых вагонов. Я сам не раз видел. А перенимать его опыт просто некому было. Один только я и был у него помощником, если, конечно, не считать тех, кому он сбывал ворованное. А сфотографирована тут Козыря работа, — кивает он на фотографии. — Это точно!

— Быть этого не может! — удивляется капитан. — Ему ведь не один год еще сидеть…

— Уж не знаю как, а только это доподлинно его работа, — упрямо повторяет Жуков. — Прокольчики, — тычет он пальцем в один из снимков, — точно такой же трехгранкой сделаны, какой Козырь орудовал. Я ее ему собственноручно изготовил и след ее прокола ни с каким другим не спутаю. Он потом в трехгранный прокол ножовку вставлял и выпиливал в крыше нужное ему отверстие. И железо загибал точно так же, как тут у вас на снимочках. В общем, его работа, можете не сомневаться, товарищ капитан.

"Что же получается? — мысленно подытоживает Стрельцов. — Почему и Никодимов, и Жуков так убеждены, что ограбление девятьсот восьмого — дело рук Козыря? Неужто в самом деле он?.."

— Спасибо, Петр Иванович, — вставая из-за стола, благодарит Стрельцов. — Не буду больше задерживать, но вы, наверно, еще понадобитесь нам.

— Очень вас прошу, товарищ капитан, не говорите никому, что советовались со мной. Это до Козыря может дойти, и уж тогда мне наверняка несдобровать…

— Во-первых, мы не разглашаем служебные тайны, — успокаивает Стрельцов. — Во-вторых, не верится мне, что Козырь сейчас на свободе. А если и на свободе, что он может вам сделать?

— Как что? — И худощавое напряженное лицо Жукова бледнеет. — Пристрелит!.. А скорее всего, зарежет, — торопливо, будто спохватившись, что сказал лишнее, поправляется он.

"Похоже, что Козырь все еще держит его в паническом страхе", — решает Стрельцов.

И, уже собираясь отпустить Жукова, он спрашивает, пристально всматриваясь в его глаза:

— А может быть, стрелять ему все-таки привычнее? Если Козырь бежал из заключения и снова теперь тут, то у него несомненно есть огнестрельное оружие. Чем вооружен Козырь, пистолетом или обрезом?

— Не знаю, товарищ капитан! — отрезает вдруг Жуков с таким неожиданным ожесточением, что у Стрельцова не остается никаких сомнений, что у него ничего больше не выведаешь.

— Кончим тогда на этом наш разговор, — подчеркнуто официальным тоном заключает капитан.

Сразу же после встречи с Жуковым Стрельцов направляется к полковнику Ковалеву.

— А сами-то вы, Василий Николаевич, чем объясняете убежденность Жукова и Никодимова, будто Козырь на свободе? — спрашивает Ковалев. — Похоже, что не случайно это.

— Видимо, у них есть основания… — не очень уверенно произносит Стрельцов.

— А какие именно? В этом ведь все дело.

— Я понимаю, товарищ полковник, но, к сожалению, ничего более определенного сказать пока не могу, — чистосердечно признается капитан. — Свое убеждение ни Жуков, ни Никодимов не обосновывают никакими фактами. Но и для меня нет сомнений, что орудует на нашей дороге очень опытный преступник, умеющий заметать следы… Мы просмотрели обочины и бровки по обе стороны пути на всем участке от Грибово до Дьяково, но железа, которое он срезал с крыши вагона, нигде не нашли. Вы разве не согласны со мной, товарищ полковник, что он специально отыскал это железо днем, а скорее всего утром, и надежно спрятал. Преступник отлично понимает, что оно может помочь нам установить участок, на котором была совершена кража. Разве это не говорит о его осторожности и опытности?

— Преступник, пожалуй, действительно опытный, — подтверждает Ковалев. — Но почему непременно Козырь? Все иные исключаются, что ли?

— Я этого пока не утверждаю. Но разве не удивительно, товарищ полковник, что тут столько совпадений. Во-первых, способ взлома вагонной крыши. Во-вторых, Козырь тоже ведь отстреливался, когда его преследовали. Он тоже тщательно убирал срезанное с вагонных крыш железо. Не допускаете же вы, что у нас на дороге появился двойник Козыря?