Последний герой нашего времени (сборник) - Страница 44

Мутное тяжёлое забытьё лопнуло и рассыпалось на тающие осколки. За окном висела сырая темнота - там дышало то самое время суток, когда самые отчаянные гуляки уже давно спят сном нераскаявшихся грешников.

Во рту горело, и тело казалось чужим, словно кто-то, издеваясь, приклеил к мозгу этот нелепый придаток с руками-ногами и всеми прочими деталями. Надо бы встать и пошарить окрест - а вдруг? - да вот только он совершенно точно знал, что и в холодильнике, и во всех прочих сусеках шаром покати. Истреблено всё до капельки, а до рассвета (и тем более до открытия магазинов) - как до Китая пешком. "Беломор", правда, имелся, но это слабенькое утешение для истерично вопящих от последствий обильного возлияния внутренностей.

Очертания комнаты и рисунок обоев плыли перед глазами, и это зыбкое колыхание не прекращалось даже при смыкании век. Спасительный холодок от глотка воды жил какие-то секунды, а затем выжженная пустыня внутри снова властно вступала в свои права. Любое шевеление казалось безумием, а минуты капали и капали, беззвучно исчезая в прожорливой и вязкой тьме, заполнившей всё вокруг.

Однако сознание было на удивление ясным и чётким, каким-то даже прозрачным. И в этом холодном и отстранённом, несовместимом с мучавшимся телом сознании вдруг зазвучал Голос - размеренный и хорошо различимый Голос с неживым металлическим оттенком.

А когда до Вадима окончательно дошло, что этот непонятный Голос произносит вполне осмысленные фразы, более того, строки, связанные между собой и наполненные содержанием, страдалец вскочил и начал судорожно шарить в столе и на книжных полках.

"Листок бумаги! Листок бумаги и карандаш - полпланеты за клочок бумаги и огрызок карандаша! Только бы успеть, пока Голос продолжает звучать, потому что утром от этого магического речитатива не останется и следа!".

Неведомые боги сжалились - тетрадный лист, чистый с одной стороны, и шариковая ручка, пригодная для создания на поверхности бумаги загадочных символов, именуемых буквами, нашлись почти сразу. И настольная лампа послушно загорелась - едва ли не до того, как тихо щёлкнула кнопка выключателя.

Строчки быстро выстраивались одна за другой, без ошибок и исправлений - набело. И неудивительно: записать диктуемое - и всего-то делов! Какие уж тут муки творчества…

И он успел. Когда Голос смолк, лист был исписан сверху донизу - девять строф.

"Гитара… Где гитара? Ритм уже родился, теперь надо сделать так, чтобы пальцы его запомнили и накрепко связали с текстом… В этих сталинских домах звукоизоляция не чета "хрущовкам", да и орать-выкладываться мы не будем…"

Гитара отозвалась на прикосновение пальцев к струнам чуть жалобно, словно укоряя за вчерашнее, но потом заговорила, привычно превращая услышанное и записанное в звучащее. И в довершение всего, нога наткнулась под столом на бутылку, в которой необъяснимым чудом сохранилась почти треть содержимого.

"Значит, до утра доживём…".

Он выплеснул зелье в стакан, выглотал его одним судорожным движением горла и уткнулся лицом в подушку, уходя в тяжёлый, без сновидений, сон…

Селектор мурлыкнул мягко, словно сытая и ласковая кошка.

– Да.

– Вадим Петрович, к вам, - голос у секретарши тоже был каким-то кошачьим ("Всё верно, она и есть кошка ласковая, - подумал Костомаров, - проверено…"), - двое: начальник нашего фармацевтического филиала и топ-менеджер компании "DVD World Conqueror" господин Хьюго Саммерс.

– Пусть войдёт Алексеев. А перед Саммерсом извинитесь за то, что ему придётся немного подождать.

Вошедший в кабинет человек запросто мог служить рекламным образчиком для какого-нибудь гламурного издания, посвящённого людям, добившимся успеха в бизнесе и в жизни вообще. Стройный, подтянутый, выглядящий в свои сорок с небольшим лет на десять моложе, безукоризненно одетый, уверенный в себе, он принёс с собой заряд кипучей энергии - казалось, даже молекулы воздуха вокруг него как минимум вдвое ускоряли своё броуновское движение. Взгляд его синих глаз - от таких глаз женщины молча падают и автоматически укладываются в штабеля - был внимательным и умным, и вместе с тем таил в себе льдистый холод и хорошо скрытое презрение ко всему и всем. Люди такого типа во все времена умели добиваться своего, подавляя и подчиняя окружающих. Вадим как-то представил Алексеева в чёрном эсэсовском мундире и с пронзительной ясностью понял: его ближайший сподвижник отправлял бы людей в газовые камеры с такой же лёгкостью, с какой в нынешней своей ипостаси увольняет.

– Ну, как, Сергей? - спросил Костомаров, когда руководитель "фармацевтического филиала" - они оба очень хорошо знали, что скрывается под этим обтекаемым названием, - опустился в мягкое кресло "для посетителей особого статуса".

– Господин генеральный директор, успех! Полный и безоговорочный!

– Серёга, не паясничай! - поморщился Вадим. - Слава Богу, мы знаем друг друга не первый год!

– Лады, босс, понято. Значит, так: клинические испытания препарата можно считать законченными. Эффективность зелья девяносто семь процентов - практически абсолютная. Правда, наши гении будут сжигать сами себя, но кто же из непризнанных не согласится пожертвовать здоровьем и даже жизнью за толику славы!

"А вот славы-то как раз и не будет, - подумал хозяин кабинета, - у меня на этот счёт другие соображения. Но знать об этом нашим рабочим лошадкам совсем необязательно…".

– На ком пробовали? - спросил он.

– Как договаривались, - Алексеев пожал плечами, - исключительно на добровольцах. Прошлись частым бреднем по разным богемным и околобогемным тусовкам, перешерстили сотни и сотни кандидатов. Упор делался на неудачников с комплексом непонятого гения - для нас это наиболее пригодный материал. Со всеми работали персонально - уж больно они ранимые, эти творческие натуры.