Последние драконы - Страница 34

Он почти настиг министра и переводчика, которые или не слышали его, или делали вид, что не слышат, когда узнал Кору.

В этот момент они все как раз прошли через дверь на летное поле и оказались вне глаз и ушей остальных обитателей аэропорта.

– Как? – спросил профессор, пораженный зрелищем Коры. – Вас нет! Вы… вы же в доме кормильца Аполидора. Я же вас видел!

– Вот именно! – жестко сказал министр. – Вы мне доложили, что женщина связана и безопасна.

– Но я же видел!

– Почему вы ее не убрали, идиот?

– Ну… ну, это лишнее. Я не приучен… – Профессор был растерян и напуган.

– Говорите, вы не приучены убивать. А таскать каштаны из огня для вас другие приучены? Вступать в долю с порядочными людьми вы приучены! Надо было прирезать ее, пока связана, и тогда мы с вами спокойно бы улетели куда надо. И вернулись бы богатыми людьми. Вы же этого хотели?

– Мне нужны деньги для продолжения исследований. Вы же знаете, что не для похоти…

– Ясно. Мне они нужны для похоти? – Министр рассвирепел. Он неожиданно страшно и жестоко ударил профессора по лицу, и тот пошатнулся, прикрыв голову руками.

– Действуй! – приказал министр переводчику.

Кора оставалась свидетелем – не более как свидетелем. Но она была настороже, потому что в отличие от профессора знала, что профессиональные политики обходятся без морали и жалости – иначе им нечего делать в политике.

– Видите ли, – обратился министр к Коре, – оказывается, ему деньги нужны на развитие науки, на бескорыстное знание… А мне? Мне они нужны для того, чтобы стать президентом и вытащить эту страну из нищеты и лицемерия! Мне нужны деньги, чтобы железной рукой вымести гниль и воровство из всех ее уголков!

– Понимаю, вам приходится идти на последнее воровство, чтобы покончить со всем воровством, – ответила Кора.

Министр осекся. Замечание Коры ему не понравилось. Политики обычно лишены чувства юмора, не говоря уж о чувстве иронии или сарказма.

Переводчик уже поволок тяжелый чемодан к летному полю.

Метрах в трехстах от них Кора увидела небольшой современный самолет, украшенный гербом правительства и личным гербом церриона средней руки.

– Остановите его! – сказала Кора министру. – Не надо улетать. Это ничего не изменит.

– Поздно! – усмехнулся министр. – Вы сделали большую ошибку, госпожа Орват! Вам не надо было спешить на аэродром. Сидели бы мирно на стуле, ждали, пока вас спасут. Потом бы дали показания на суде о преступлении драконокормильца – преступлении под влиянием душевных волнений. Аполидору дали бы не очень большой срок. Каждый судья понимает, что такое законы мести…

– Остановите его, или я сама буду вынуждена его остановить.

Профессор распрямился. Половина его лица представляла собой кровоточащую ссадину. Ну и рука у молодого министра!

– Зачем же меня бить? – спросил Ромиодор. – Я же все выполнил. Я все сделал, я подставил своего кузена, я даже сам привез драконов сюда… Зачем же бить?

– А затем, мой дорогой, – холодно сказал министр, – что никто не поверит в то, что один слабоумный служитель зоопарка уменьшил в сто раз драконов и притащил их к себе домой.

– Но мы же договорились, что он, использовав мое семейное доверие, украл у меня минимизатор… – растерянно сказал профессор, который все еще никак не мог понять, почему вместо благодарности он получает колотушки и угрозы.

– Да на тебя любой следователь надавит, и ты расколешься, – сказал молодой министр, и Кора поняла, что за спиной министра стоит темное уличное детство, а может, и преступная юность. – Мы не можем рисковать.

Министр вытащил пистолет. Сделал он это как-то лениво, не спеша, так что со стороны наблюдатель вряд ли заметил бы что-то неладное, – да и сам пистолет был похож на авторучку. Невинная сцена…

Кора понимала: они убьют профессора. Но тогда они не оставят в живых и саму Кору…

Она не стала ждать, пока министр откроет стрельбу, она знала эти авторучки – они стоили бешеных денег. Они стреляли растворимыми в крови ампулами с ядом, который нельзя обнаружить ни одним анализом. У человека просто останавливается сердце…

Но у авторучки был один недостаток – ограниченный радиус стрельбы, кажется, до семи метров.

Кора схватила профессора и рванула его на себя и в сторону.

Толстое, вялое, нетренированное тело Ромиодора взлетело в воздух и, упав, покатилось к груде ящиков, забытых здесь, видно, лет пять назад.

Министр выстрелил.

Кора рыбкой нырнула следом за профессором.

Она не знала, сколько зарядов выпустил министр и сколько их еще осталось.

Профессор забился у нее в руках.

– Да не беги, убьет! – зашипела на него Кора, затаскивая его в полумрак за ящики.

Но профессор бился, как рыба, вытащенная из воды. Видно, в его помраченном сознании министр оставался другом, защитником, а Кора – полицией, врагом, позором…

Профессор умудрился ударить Кору ногой в живот, и она на мгновение ослабила хватку.

Ромиодор выскочил из-за ящиков и кинулся к министру, который стоял, направив пистолет на ящики.

– Господин церрион, я здесь! – закричал профессор.

– Вот и молодец! – радостно откликнулся министр и, подождав, пока до профессора останется шагов пять, выпустил в него ампулу.

Профессор как бы натолкнулся на стену и, раскинув руки, сполз по ней на бетон.

– Руки вверх! – крикнула Кора из-за ящиков. – Или я стреляю.

Стрелять ей было не из чего – на мирную планету сыщик ИнтерГпола отправляется без оружия. Но министр об этом не знал.

Он бросился к самолету.

Переводчик, уморившийся тащить чемодан, остановился и сообразил, что Кора хочет убить его дорогого министра. Он вытащил из кармана своих коротких брючек пистолет и принялся палить в Кору. Оказывается, они отлично вооружились для конфиденциальной поездки в соседнее государство.

На расстоянии двухсот метров выстрелы переводчика опасности почти не представляли.

– Вернитесь! – окрикнула Кора, присев за ящики, чтобы не дразнить судьбу. – Сдайтесь!

Министр, человек молодой и сильный, подхватил чемодан и громадными прыжками побежал к самолету.

Переводчик отступал, стреляя на ходу.