Последнее путешествие полковника Фосетта (сборник) - Страница 16

То древнее сооружение, которое стоит между «Z» и пунктом, где мы покинем цивилизованный мир, по описаниям индейцев, представляет собой нечто вроде толстой каменной башни. Они очень ее боятся, потому что, по их словам, видят по ночам свет, льющийся из ее двери и окон! (Опять эта башня!) Я предполагаю, что это и есть тот самый свет, который никогда не гаснет. Другим основанием для страха служит то, что башня стоит на территории троглодитов морсего — народа, живущего в ямах, пещерах, иногда в густой листве деревьев.

Не так давно одному образованному бразильцу, жителю этого города, совместно с армейским офицером было поручено нанести на карту одну из рек. Работавшие у них индейцы рассказали, что на севере существует какой-то город, и вызвались провести их туда, если они не боятся встречи с ужасными дикарями Город, как рассказывали индейцы, состоит из низких каменных зданий и имеет много улиц, пересекающихся под прямым углом; там будто бы есть даже несколько крупных зданий и огромный храм, в котором находится большой диск, высеченный из горного хрусталя. На реке, которая протекает через лес, расположенный у самого города, есть большой водопад, и грохот его разносится на много лиг вокруг, ниже водопада река расширяется и образует огромное озеро, воды которого стекают неизвестно куда. Среди спокойных вод ниже водопада видна фигура человека, высеченная из белого камня (может быть, кварца или горного хрусталя), которая ходит взад-вперед на месте под напором течения.

Это похоже на город постройки 1753 года, но место, указываемое индейцами, совершенно не совпадает с моими расчетами. Мы сможем посетить его по пути или, если позволят обстоятельства, пока будем находиться в «Z».

Мой знакомый, хозяин ранчо, рассказал мне, что однажды он привез в Куябу индейца одного отдаленного и своенравного племени и стал водить его по большим церквам, думая, что они произведут на него впечатление. «Это пустяки, — сказал индеец. — Неподалеку от мест, где я живу, есть здания куда больше, выше и красивее этих. У них тоже широкие двери и окна, а посредине стоит столб с большим кристаллом, который освещает светом все внутри и ослепляет глаза!»

В этом отрывке весь Фосетт. Увлекающийся, непреклонный, неустрашимо идущий к намеченной цели, наивный и легковерный, как ребенок Где факты? — спросит кропотливый исследователь, знающий всю географическую карту от полюса до полюса и никогда не покидавший своего кабинета Действительно, где факты? «Один человек сказал…», «Какой-то индеец сказал…», «Мне рассказывал какой-то бразильеро, которому индеец из дальних мест..» Где же безупречные, строгие факты, на основе которых проводят дискуссии, собирают экспедиции, наконец, отпускают необходимые средства?

А какие факты были у Колумба, направившего свои утлые каравеллы на поиски пути в Индию?

У Кука, решившегося разрушить академический миф о Южном материке? Наконец, у Шлимана, отправившегося на раскопки Трои с томиком «Илиады»? Заветная цель была в сердце. Перед глазами. На расстоянии вытянутой руки. В тысячи раз более реальная, чем самые тривиальные и скучные истины мира, она сверкала и звала. И природа не могла обмануть исследователя, не пойти навстречу его исступленному воображению, зовущему мечту из небытия. Но кажется, это никому не принесло счастья.

Фосетт верил в свои города, знал в них каждую улочку, самую маленькую трещину на обгрызенных дождями и ветром камнях. Он не искал их, нет. Он шел к ним, как спешат навстречу далекой родине или к любимой женщине после долгой разлуки. Кто мог отдать своей мечте больше, чем это сделал Фосетт?

То, что для многих звучало мифом, для Фосетта было неопровержимым подтверждением его правоты. Индеец? Золотоискатель? Важный бразильеро? Солдат? Скотовод? Метис? Какая разница — кто! Главное, что они видели! Где? Не имеет значения. Они могли и ошибиться. Все равно он отыщет свою цель «Z». Она ждет его. Вперед!

Что же касается средств на экспедицию, то и здесь выход найдется. Она будет маленькой, всего три человека, своих, надежных, которым не нужно платить. Кое-что продать, кое-где занять, пообещать материал для Северо-Американского газетного агентства — вот и наберется необходимая сумма. А казначеи географических обществ и научных академий пусть ждут безупречных фактов о местонахождении Борнео или Камчатки. Вперед!

15 мая экспедиция достигла, наконец, поста Бакири. Мулы порядком отощали. Похоже на то, что в том месте, куда их посылали откармливаться перед походом, животных морили голодом, стремясь заработать на этом несколько лишних мильрейсов. Лошади зато выглядят вполне сносно.

Все было за эти двадцать пять дней перехода: страшные муравьи саубе, которые чуть не пожрали походное снаряжение, плутание и возвращение назад, падения, ушибы, встреча с разъяренным бушмейстером.[16]

Фосетту казалось, что отряд идет слишком медленно. Не в силах сдержать пожиравшее его душу нетерпение, он то и дело вырывался далеко вперед. Однажды он настолько увлекся, что вынужден был ночевать один прямо на земле. В непроницаемом мраке кружились мириады светлячков. Пахло гниением, скользкой, источенной слизняками корой. Фосетт закурил трубку и, пока догорала спичка, огляделся.

Он успел заметить причудливые, как фантазия Сальвадора Дали,[17] сплетения тимбо. Индейцы хорошо знают эту сухую зелено-лиловую лиану. Они бьют ее на камнях, растирают жесткие волокна, превращая их в некое подобие мочалы. Потом они бросают тимбо в воду. Всплывают пузыри, лопается скользкая пена, медленно ползет мыльная муть. А через час уже можно собирать уснувшую рыбу. К берегу возвращаются перегруженные челноки. Добротные челноки, выдолбленные из цельных стволов араукарии. В них груды влажно блестящих сокровищ: лазоревые пиау, серо-зеленые пикуды, огромные жирные трирао, толстенькие пинтадо, острозубые пираро и голубоватые, напоминающие бронированные крейсера туканаре. И пираньи, чьи зубастые пасти никогда не закрываются, пираньи, отсвечивающие грязным золотом и свернувшейся кровью, тоже всплывают брюхом вверх, когда до них добирается яд тимбо. Только царственные арапаймы, огромные, как левиафаны, с крупной зеленовато-жемчужной чешуей, не попадут в долбленый челнок. Шалея от отравы, они ловят воздух большущей круглой пастью и уходят в чистые воды. Даже пущенной тугим индейским луком стрелой не добыть арапайму. Только тяжелому копью и сильной руке уступает порой благородная рыба Амазонки.

Я настолько увлекся тимбо, что забыл о Фосетте.

Какой незаметной властью покоряют нас внезапные ассоциации, отвлекая от цели и уводя в смутные омуты прошлого!

Фосетт достал тесак и, нарубив тимбо, соорудил себе ложе. Сухое и не очень удобное ложе. Он заснул сразу же, глубоко и крепко, как умеют спать только путешественники.

Джек и Рэли не знали, что и подумать. Где-то сонно кричали обезьяны и плакала птица жакубим, а полковника все не было. Стреляли в воздух. Фосетт не отвечал. Как только первые лучи загнали в черные дупла мечущихся в небе кровососов, маленький отряд снялся с места. Искать Фосетта было бы бесполезно. Оставалось надеяться, что он найдется сам.

Они двигались строго по маршруту, разработанному полковником в начале путешествия. Если Фосетт остался жив, он должен был присоединиться к ним в каком-либо пункте их следования. Так и случилось, но эта встреча произошла лишь на берегу реки Смерти.

Прежде чем пересечь границу цивилизации, решили дать отдых животным. Да и у людей после тревожной ночи упрямо смыкались глаза. Зеленая трава манила свежестью и покоем. Сонно бормотала желтая река. Но стоило только людям опуститься на землю, как их сразу же облепили полчища беспощадных клещей гарапата. Пришлось жечь костры и купать одежду в жирном от орехов масляной пальмы дыме. Больше всех в этом переходе пострадал Рэли. Его натертая нога распухла от укусов насекомых и приобрела фиолетово-жемчужный оттенок. Пришлось отложить отдых до поста Бакири…