Последнее искушение. Эпилог - Страница 45

— Чтобы самим добывать орешки? — с улыбкой спросил Петр. — А ты знаешь — как это трудно? Не все взрослые могут.

— Мы ведь уже станем взрослыми, — резонно ответила Надя. — Деревья растут медленно.

В обнимку с сестрами он прошел в гостиную, где его уже ждали отец и мать.

— Девочки, отцепитесь от брата и идите ко мне на диван! Нам с ним надо поговорить, — велела Светлана дочерям. — А ты, Петя, — жестом указала сыну, — садись в кресло, рядом с папой.

Петр послушно сел, вытянув длинные ноги, но счел нужным предупредить:

— Только прошу: без нравоучений! Наверное, мы долго не увидимся.

— А что так? — поднял брови Михаил. — Ты ведь не жить там собираешься?

— Как знать? Там мой прииск, а я намерен вновь войти в Совет директоров и значительно расширить производство.

— Думаешь, Яневич на это согласится? — усомнился отец. — Его отношение к тебе уже не то, что раньше. Он и Раиса Васильевна не забыли, что из-за тебя погибла их единственная дочь.

— Я у них жить, как раньше, не собираюсь. А в бизнесе, папа, главенствуют не эмоции, а выгода. У меня же — объяснил ему Петр, — для него приготовлен проект, как резко увеличить добычу золотых самородков.

В разговор вступила нетерпеливо слушавшая их Светлана.

— Выходит, как устроишься, заберешь туда Дашеньку с сыном? А не повредит ему переезд? — обеспокоилась она. — Юрик еще очень мал.

— Они останутся здесь, — сразу нахмурился Петр. — И сын еще мал, и Даша не поедет из Москвы в тьмутаракань!

— Так ты, что же, будешь один жить на Алтае, а они здесь, в Москве? — Светлана непонимающе посмотрела на сына. — И Дашенька на это согласна?

— А ее согласия не требуется, мама, — опустив глаза, глухо объяснил Петр. — Я ей предоставил свободу!

Его слова произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Сестры-школьницы изумленно округлили глаза, мать испуганно отшатнулась, а отец, покраснев от гнева, выпрямился в кресле.

— Девочки, идите к себе! Ужинать я вас позову, — приказала Светлана дочерям и, когда они, с сочувствием взглянув на брата, вышли, переспросила: — Это как же понимать: вы разошлись? А о Юрочке ты подумал?

— Я обо всем подумал, мама, — тихо ответил Петр, еще ниже опустив голову. — Зачем я им такой... неудачник? Я же все потерял... и не могу жить... за счет Даши...

Светлана, с убитым видом, умолкла, а Михаил, наоборот, пришел в ярость и, вскочив с кресла, грозно обрушился на сына:

— Ты с ума сошел? Бросил на произвол судьбы жену и сына — нашего внука? Тряпка! Чего нюни распустил? О какой обузе речь? Молодой, здоровый мужик!

Однако гневные упреки отца подействовали на Петра как красная тряпка на быка. Он поднял голову и, закипая, хмуро возразил:

— Я никого не бросаю на произвол судьбы! Даша снова выйдет замуж, и не за кого-нибудь, а за олигарха Юхновского!

Лицо у Михаила побагровело так, будто его вот-вот хватит удар, а у Светланы, наоборот — стало мертвенно-бледным.

— И ты смеешь говорить мне об этом спокойно? — крикнул Петру отец так, что в окнах стекла задрожали. — В чьи руки ты отдал наследника нашего рода? Да я тебе за это,.. — Михаил замахнулся сплеча, готовый отвесить сыну затрещину, но Светлана, стремительно вскочив с дивана, повисла у него на руке.

— Мишенька! Родной! Остановись!

Ее крик подействовал, муж опомнился и, тяжело дыша, опустился в кресло, демонстративно отвернувшись от сына. Из дивных ярко-синих глаз Светланы полились слезы, но она их сдержала и, нахмурив брови, сурово произнесла:

— Не знаю, что с тобой происходит, Петя, но твои поступки нас безумно огорчают. Мы сочувствуем твоим неудачам, всегда готовы тебе помочь, но ты вытворяешь такое — с чем нельзя мириться!

Светлана вытерла слезы платочком и, волнуясь, потребовала:

— Если это не инициатива Даши, с олигархом, — а я уверена в этом, — не смей бросать ее с сыном! И она — живой человек, и ребенок — не игрушка! Тем более это наш единственный внук!

Задохнувшись от волнения, она с трудом отдышалась и гневно закончила:

— Если ты уедешь, не исправив этой ошибки, забудь сюда дорогу!

Такого Петр не мог себе представить даже в страшном сне. Плохо соображая, он поднялся и, с побитым видом, молча ушел из отчего дома.

* * *

Разрыв с родителями лишь добавил горечи, но не поколебал решения Петра и, чтобы испить свою чашу до дна, он отправился к Даше — попрощаться с ней и с сыном. Когда он сообщил ей по телефону об отъезде на Алтай, она, уже зная об этом от Веры Петровны, спокойно ответила:

— Ну что ж, поезжай — коли так решил. Мы с Юрочкой не пропадем!

И все же по тому, как тщательно была убрана квартира, наряжен ребенок, и сама Даша — особенно элегантно одета и причесана, — Петр понял: она еще не потеряла надежды на то, что он передумает. Вручив подарки и немного поиграв с сыном, Петр предложил:

— Давай сядем и по возможности спокойно поговорим. Из-за тебя я крупно поссорился с предками: по сути, они выгнали меня из дому.

— Неужто и на этот раз меня защищал, — недоверчиво усмехнулась Даша. — Что-то маловероятно, чтобы ты вдруг переменился!

— Это верно: обстоятельства таковы, что изменить своего решения я не могу, как бы ни бушевали мои предки, — серьезно ответил Петр. — Но на сей раз они оба были на твоей стороне и меня осудили, как разрушителя семьи.

— А что, разве они не правы? — с упреком бросила ему Даша и направилась к двери. — Ладно, идем в гостиную! Там поговорим.

Они прошли в самую уютную комнату своей квартиры, обставленную дорогой мягкой мебелью и украшенную прекрасными картинами известных отечественных и зарубежных мастеров.

— Так за что тебя ругали родители? — стараясь скрыть свое волнение, делано спокойным тоном спросила Даша, когда они сели друг против друга за журнальный столик. — За то, что бросаешь их внука? Я угадала?

— В общем-то да, — удивляясь ее проницательности, подтвердил Петр. — И еще честили меня, особенно отец, за то, что уезжая, якобы проявляю слабость.

— Но ведь это так! — вырвалось у Даши. — Михаил Юрьевич прав!

— Ну никто меня не понимает! — тяжело вздохнул Петр и, чтобы облегчить душу, попытался объяснить: — Сейчас ты на меня злишься, Даша, что уезжаю, а что запоешь, если останусь? Ведь тебе придется меня содержать не день и не месяц, так как не смогу здесь прилично устроиться и зарабатывать.

Даша смущенно его слушала, и он с горечью констатировал:

— Вот видишь, я прав! И тебе скоро опротивлю, а главное — сам себя буду презирать. Нет, этого мне мужская гордость не позволит!

Как бы очнувшись, Даша горячо запротестовала:

— Нет, нет и нет! Я с тобой несогласна! Ты мне нужен, Петя, ведь я люблю тебя! И сыну нужен родной отец! Кто же Юрочку будет воспитывать — чужой дядя?

— Вы все думаете, я такой идиот, что ничего не понимаю и не чувствую? — взорвался Петр, вскакивая с кресла, так как не мог уже вынести этой муки. — Все знаю, но ничего не могу с собой поделать! Другие, наверное, могут: есть же всякие там нахлебники и паразиты.

Он сбавил тон и, как бы извиняясь, добавил:

— Был бы я беспомощным инвалидом, может, и примирился с таким жалким положением. Хотя, все же предпочел бы смерть!

Петр умолк, опустив голову. Подавленно молчала и Даша. Потом, умоляюще глядя, жалобно произнесла:

— Я понимаю тебя, Петенька, поезжай! Но мы с сыном будем тебя ждать. Ты очень скоро поправишь дела! Я в этом уверена!

Душа у Петра обливалась кровью. В этот миг он любил ее сильнее, чем когда-либо раньше и, скорее всего поэтому, собрав все свое мужество, резко, как приговор, произнес:

— Нет! Не могу тебя и себя обманывать. Мне потребуется несколько лет, чтобы подняться на уровень, который вам с сыном может дать достойную жизнь. А ты заслуживаешь самого лучшего!

— Ну и дурак! Проклятый идиот! — не выдержав, вскочила с места Даша. — Как ты не понимаешь: не нужно мне лучшего!