После России - Страница 10

– Неужели слухи о массовых убийствах достоверны? – деланно испугалась Наталья Гольц.

– Лично я в этом не сомневаюсь. – Касимов придал своему лицу трагическое выражение. – Страшно про такое говорить… Но можно ли ждать что-то хорошее из Москвы? Надо готовиться к самому худшему. Надо быть готовыми в случае необходимости отстоять родной Урал от московских орд убийц и мародёров! И я уполномочен вас заверить, сограждане, что мы Отечество сумеем защитить! Наши союзники подтвердили верность договоренностям, а вместе мы сила, способная отстоять демократию и порядок в Центральной и Западной Евразии! Весь цивилизованный мир надеется на нас и готов нам помочь.

– Спасибо вам, Константин Андреевич! А мы прощаемся с вами, уважаемые телезрители! – ведущая заглянула в камеру сквозь очки и бодро протараторила анонс: – Завтра в «Часе пик»: ход выборов в Китае прокомментирует директор Центра Евразийского мониторинга Тихон Обрезков!

– Откуда они берутся, все эти министры и директора всяких центров? – Саша снова попытался вызвать присутствующих на политическую дискуссию.

– Интересный вопрос, я бы даже сказал, вечный вопрос. – В аудиторию незаметно вошел Роман Трепаков, министр юстиции и заведующий кафедрой конституционного права Уральской академии государственной службы. Его внезапное появление заставило всех замолчать и рассесться по местам. Роман Геннадьевич выключил телепанель и не спеша взошёл на кафедру. – Я первый раз задался этим вопросом давно, году в девяносто втором, – Трепаков провёл рукой по седой шевелюре. – Тоже шли новости, на экране какой-то прибалтийский министр. Тогда ещё непривычно было понимать, что Прибалтика – это уже не наша страна. Знаете, меня, как молнией, поразило: респектабельный, европейский, по-русски не говорит! Между тем он начал карьеру ещё при советской власти. И потом я постоянно обращал на это внимание: политики, президенты, священники искренне делали вид, что никакого «до» у них не было. Так что и нынешние наши деятели – они оттуда, из прошлого. Вы думаете, Касимов этот всегда, что ли, был уральским националистом? Дудки! Он в Кургане был мелкотравчатой шишкой в правительстве, отвечал за внешнеэкономические связи и членом «Единой России» был. Когда всё накрылось медным тазом, он первым начал топтать портреты и менять флаги. Так и выбился! Но давайте посмотрим на проблему с другой стороны, мои юные друзья, что, собственно, делать? Что должен делать мыслящий человек – я не имею в виду Касимова – в условиях краха окружающей его реальности?

– Бороться? – ехидно спросил Саша Гарифуллин, не в силах подавить в себе полемический задор.

Происхождение самого Трепакова было тоже широко известно, правда, в парадной, самим Трепаковым придуманной версии. Успешный юрист, он не раз участвовал в выборах, был членом «Единой России», но вовремя и удачно сориентировался в период Кризиса. Публично покаявшись в заблуждениях и многословно прокляв «ненавистную тиранию», стал ближайшим сотрудником Михаила Иванкина, главного творца новой уральской конституции. Карьера Иванкина на суверенном Урале закончилась быстро: он пытался вмешиваться в текущую политику, за что был лишён всех постов и спустя некоторое время умер от скоротечного рака. И тогда Трепаков присвоил себе лавры главного творца суверенной уральской юриспруденции и при предыдущем премьере Титаренко и вовсе ходил в преемниках. Впрочем, его заслуги были высоко оценены и на высоком международном уровне, а потому во всех уральских кабинетах даже после падения Титаренко он неизменно оставался министром юстиции, сохранил за собой кафедру в академии, иногда развлекая себя лекциями.

Очевидно, причастностью к созданию государства объяснялась его манера смело высказываться на спорные темы, подшучивать над системой, к созданию которой он приложил немало усилий. Впрочем, его благодушие и готовность к диалогу на опасные темы было маской. Уж кто-кто, а Трепаков был самым горячим сторонником сохранения построссийской системы, и вполне можно было ожидать, что кое-кто из участников дискуссии, которую он сейчас поддерживал, мог нажить себе серьёзные проблемы.

– А с кем бороться? – Роман Геннадьевич оперся на кафедру обеими руками и оглядел сидящих перед ним первокурсников. – Давайте перенесёмся на тысячелетия назад, в эпоху заката Рима. Что должны были делать последние римляне в условиях крушения Западной Римской империи? С кем бороться, если у них не было ни армии, ни возможности её собрать? Против них была история, вся логика прогресса. И они сделали то, что всегда делали мыслящие люди в подобных ситуациях во всем мире и во все времена, – пытались встроиться в варварское общество и изменить его изнутри! Взять с собой все лучшее, распрощаться со всем плохим! Так что пора смириться и с исчезновением России. То, что мы видим вокруг, – это единственная объективная реальность, другой нет и не будет, что бы ни сочиняли великодержавные фантазёры. Россия себя изжила, поэтому её нет, как нет многих великих империй прошлого! Конечно, многие сейчас встревожены, в городе паника, но, уверяю вас, нам ничего не грозит. Иначе бы меня тут уже не было!

Студенты засмеялись.

– Как вы знаете, казахские друзья пришли нам на помощь, подстраховать нас, пока самые боеспособные силы нашей армии отправились защищать Ямал и Югру! Обычно на таких лекциях я обозревал весь корпус Рижских соглашений, на которых покоится наша реальность. Но, как вы видите, реальность изменилась и больше не покоится. Потому сегодня будет не как всегда!

Трепаков и сам не знал, зачем он приехал в академию. Логичнее было бы вовсе отменить необязательное выступление. Но общение со студентами всегда его вдохновляло, помогало думать. Кроме того, ему было тревожно, и этой тревогой ни с кем в его окружении нельзя было поделиться.

– Я бы назвал свое сегодняшнее выступление «Критика Рижской системы». Сегодня, пожалуй, самый подходящий день, чтоб об этом поговорить.

Роман Геннадьевич откашлялся и продолжил.

– Вот вы спрашиваете: откуда все взялись? Да все оттуда же, из той, из прежней России. А откуда было взяться другой элите, мои хорошие? Когда России не стало – никого ведь не было, кроме тех, кто её довел до ручки. В лучшем случае выдвинули тех, кто стоял во втором-третьем ряду. Отчасти повторилась история с распадом СССР, тогда в новых государствах тоже к власти пришли отнюдь не жаждущие независимости прекраснодушные интеллигенты, а советские деятели, которые чуть раньше сажали в тюрьмы и психбольницы за мечты о независимости. Политика российского руководства всегда была направлена на то, чтобы местной элиты, непослушной Москве не выросло. Поэтому альтернативных концепций развития ни у кого не оказалось. Откуда было им взяться, если за публичное размышление об альтернативных вариантах развития страны при старом режиме можно было легко получить срок?

– Не слышал, чтоб Жабреев сидел в тюрьме! – выкрикнул кто-то сзади.

– Ну, у нас на Урале было немного свободнее, – улыбнулся Трепаков. – Но я ведь говорю об общих тенденциях, а не о частностях. Исключения только подтверждают правило. Все наши беды от того, что никто не ждал конца. Никто ничего не планировал, никто не готовился к такому исходу. Даже наши дорогие друзья из США и Европы. Столько лет патриоты били во все колокола, с утра до вечера кричали, что Запад только и думает, как уничтожить Россию – и что же? На момент Кризиса на этом самом Западе тоже никаких планов относительно нас не было. Поэтому все случившееся – чистая импровизация. Нет, были, конечно, наработки на дальних полках, чуть ли не середины прошлого века, но такие жалкие и бессмысленные, что вспоминать их без смеха нельзя. Какие-то чудаки, например, просто предлагали поделить Россию по тогдашним внутренним границам и все регионы объявить независимыми – и при том, что границы внутри России нарезались не пойми кем и по каким соображением, в древнесоветские времена! Любому человеку было очевидно, что это бред. Но и эту ерунду мы тогда тоже серьезно обсуждали.