После долго и счастливо (ЛП) - Страница 63

Я всматриваюсь в глаза Эйдена.

— Нет, мне не хочется.

Мы завершаем ужин, расплачиваемся и обнимаемся на прощание, а когда мы в машине, Эйден садится за руль и тяжело выдыхает.

— Что думаешь? — спрашиваю я.

Эйден вздыхает.

— Не знаю. Думаю, мне надо поехать и посмотреть, о чём он хочет поговорить. Это кажется таким внезапным. Единственное, что приходит мне в голову — это что у него проблемы, и ему нужен друг. Я не хочу обрывать наш вечер так рано, но…

— Он твой друг, — я провожу ладонью по его руке. — Поехали.

Эйден сжимает руль до побеления костяшек пальцев. На челюсти под бородой подёргивается мускул. Он аккуратно подстриг бороду — не совсем щетина, которая была у него много лет, но короче, чем было на Гавайях. Я вижу, как он крепко поджимает губы, замечаю его напряжение.

— Большой глубокий вдох и выдох, Мишка.

Он шумно выдыхает и заводит машину.

— Точно. Ты права.

Пока мы выезжаем на шоссе, я подключаю телефон к динамикам и включаю тихий акустический плейлист. Затем нежно поглаживаю шею Эйдена.

— Я вернусь на такси, — говорит он, — так что ты можешь поехать домой. Хотя бы ты сможешь вернуться домой и расслабиться. Я не хочу, чтобы ты ждала меня в машине. Кто знает, что ему нужно и как долго это затянется.

Я кладу ладонь на его бедро.

— Я не прочь подождать, Эйден.

— Просто… — он вздыхает. — Я распланировал весь вечер.

— Знаю, — шепчу я, наклоняясь через консоль и целуя в щёку. — И это уже подарок для меня. Я чувствую любовь к себе и внимание. А теперь отпусти это. Чем быстрее ты поговоришь с ним, тем скорее ты вернёшься домой для обнимашек и моего любимого шоколадного торта без муки, который ты спрятал в холодильнике.

Эйден щурится, но не отводит глаз от дороги.

— Торт сложно спрятать. Ты должна притвориться, будто не видела гигантскую белую коробку за капустой.

— Упс, — я улыбаюсь. — Давай. Поезжай спокойно.

Глава 28. Эйден

Плейлист: Leon Bridges — River

Убедившись, что Фрейя безопасно пересела на водительское сиденье и захлопнула дверцу, я вхожу в здание университета, как всегда поднимаясь по лестнице (ибо нахер лифты, также известные как офисные ловушки смерти) на свой этаж. Толкнув дверь, ведущую с лестничной клетки, я резко останавливаюсь.

Том сидит в кресле в общей зоне этажа, опираясь локтями на колени. Если бы не его обычная бейсболка, я бы и не узнал его. Он не в униформе уборщика, вместо этого он одет в опрятную голубую рубашку с закатанными рукавами, открывающими татуировки, которых я прежде не видел, а также в тёмные джинсы и ботинки.

Он встаёт, как всегда глядя в пол, и потирает шею.

— Спасибо, что приехал.

Дверь с гулким ударом закрывается за мной.

— Само собой. Твоё сообщение создало впечатление, что дело срочное.

Он кивает.

— Да. Так и есть. И… эм, — он хрипло откашливается. — Ты не против, если мы поговорим в твоём кабинете? Это личное.

Волоски на моей шее сзади встают дыбом. Я смотрю на козырёк его бейсболки, пока он скрытно кашляет в сгиб руки — очередной влажный кашель курильщика.

— Конечно, — отвечаю я наконец, проходя мимо него в коридор, который ведёт в мой кабинет. У двери я достаю ключи, отпираю замок и впускаю нас. Том заходит следом и отодвигается в сторону, чтобы я мог закрыть дверь за нами.

— Прошу, — говорю я ему, показывая на диван. — Чувствуй себя как дома, — бросив ключи на маленькую тарелочку, которую я держу рядом со нашим свадебным фото, я смотрю на Фрейю, на её прекрасный улыбающийся профиль, пока она смотрит на меня так, будто я весь её мир. Я чувствую, какой дар она для меня представляет, и не впервые за последнее время мои мысли возвращаются к волнительной, ужасающей, изумительной вероятности того, что вскоре мы можем ожидать новый дар. Маленького человечка, который часть Фрейи, часть меня и целиком и полностью часть нашей любви. Ребёнок.

— Я попытаюсь быть прямолинейным, — хрипло говорит он, откашливаясь и привлекая моё внимание. — Но это нельзя назвать моей сильной чертой. Я постараюсь изо всех сил. Я лишь прошу тебя дать мне закончить.

Я опираюсь на край своего стола, приготовившись его выслушать — поза, которую я тысячи раз принимал ради консультаций, студентов, друзей.

— Ладно. Я слушаю.

— Когда я отметил двухлетие своей трезвости, я почувствовал себя достаточно уверенным в том, что продержусь и дальше, — он поправляет бейсболку и снова сцепляет руки. — Это самый долгий срок, что мне удавалось продержаться. Когда-либо. Это ощущалось как целая жизнь. В лучшем смысле слова. Так что я позвонил единственной женщине, которую когда-либо любил, и попросил её дать мне ещё один шанс. Просто увидеться с ней, поговорить. Я не надеялся на что-то ещё, пусть и хотел большего.

Я меняю положение, сильнее опираясь на стол и скрещивая руки на груди.

— Поначалу она сказала «нет». Но я… — он хрипло усмехается. — Ну, я настойчивый мужчина, и как я сказал тебе ранее, я на своём опыте узнал, какой ценой нам обошлось решение отступить. Я подвёл её, когда мы с ней были молоды, и я хотел доказать, что теперь стал лучше. Так что я писал ей письма, старался рассказать, что я чувствую, что я сделал и через что прошёл, чтобы оказаться здесь и сейчас. Она наконец-то согласилась встретиться со мной за чашкой кофе.

— Прости, — извиняется он. — Я постараюсь побыстрее. Обещаю, что я веду к самому важному.

— Всё хорошо, — говорю я ему.

— Итак, мы пошли выпить кофе, и потом… она начала приглашать меня на ужин по воскресеньям. Ничего романтического. Просто… дружба, осторожная дружба. Она немного открылась, рассказала мне о своей жизни. Всё было хорошо, — он шмыгает носом, и его ладонь скрывается под козырьком бейсболки, словно он стискивает переносицу и прижимает пальцы к глазам. — А потом я предал её доверие.

Воздух шумно вырывается из моих лёгких, и разочарование тяжело оседает в груди. Я прикусываю щёку, чтобы промолчать, не давить и не расспрашивать, как и почему. Я жду. И молчание затягивается.

— Она рассказала мне о своём сыне. Она доверила мне это знание, веря, что я изменился достаточно, чтобы порадоваться за него и не прося ничего большего от человека, которого я так ужасно подвёл, когда он был… — его голос срывается, и он делает большой успокаивающий вдох. — Когда он был ещё ребёнком. Нашим ребёнком.

Моя кожа покрывается холодным потом. Мои руки опускаются, здоровая ладонь стискивает стол для опоры.

— Но я так отчаянно желал увидеть его, — шепчет он. — Буквально мельком. Так что я сделал то, чего не стоило. Я получил работу в том же месте, что и он, и работа должна быть всего лишь временной заменой. Я поклялся себе, что это всего лишь на несколько недель, и я никогда не позволю ему увидеть меня, что я буду лишь тенью вдалеке. Я получу свой шанс, маленький драгоценный шанс увидеть, кем он стал. Я поклялся себе, что никогда не заговорю с ним, никогда не сделаю ничего столь бесчестного, как попытки познакомиться с ним, не говоря, кто я на самом деле.

У меня звенит в ушах, воздух шумно врывается в лёгкие и вырывается из них.

— Но потом мужчина, которого я подменял, лишь заболел ещё сильнее. Он не вернулся к работе, и мне нужно было сделать выбор. В ночь перед тем, как мне нужно было принять постоянную должность или уйти, — хрипло каркает он, закрывая лицо. — Я наконец-то увидел его вблизи, услышал его голос. И… это было невероятно — понимать, кто он, что он знает, как он работает. Буквально одна встреча. Я не мог отказаться. Так что я остался и поступил трусливо. Я говорил с ним, узнал его по возможности, никогда не говоря, кто я на самом деле.

Весь мир плывёт.

— Я боялся, — шепчет он. — И я был слаб. Я воспользовался самым лёгким путём к нему, и будучи типичным зависимым, я подсел. Я не мог вынести мысли о том, чтобы потерять его.

Наконец, он поднимает взгляд.

— Мысли о том, чтобы потерять тебя.