Поселок - Страница 19

– Добрый день, – сказал он. – Вы мистер Сноупс? Машинку вот привез вам.

– Чего привезли? – удивился вышедший из хлева. Он вошел в калитку и поставил подойник на приступку покосившегося крыльца. Роста он тоже был чуть ниже среднего, правда тощий, со сросшимися густыми бровями. «Но глаза те же», – подумал Рэтлиф.

– Вашу швейную машинку, – добродушно пояснил он. Тут краешком глаза он увидел появившуюся на крыльце женщину – ширококостную, с жестким лицом и немыслимо желтыми волосами; она вышла легко и проворно, с изяществом, неожиданным даже при том, что женщина была босая. Из-за ее спины выглядывали двое белобрысых ребятишек. Но Рэтлиф на нее не взглянул. Смотрел за мужчиной, сохраняя мину учтивой предупредительности и добродушия.

– Что-что? – вмешалась женщина. – Швейную машинку?

– Нет! – сказал мужчина. Он тоже не смотрел в ее сторону. Направился к бричке. – Домой, домой ступай! – Женщина не обращала на него внимания. Она сошла с крыльца, причем быстрота и соразмеренность ее движений при ее росте казались странными. Она уставилась на Рэтлифа светлыми злыми глазами.

– Кто вас просил везти ее сюда? – спросила она.

Теперь Рэтлиф смотрел на нее, все так же учтиво, добродушно.

– Неужто ошибка вышла? – проговорил он. – Еще в Джефферсоне я получил заказ – из Французовой Балки. Сказано: Сноупс. Я так понял, что это вы, поскольку, если бы ваш… двоюродный братец, да? – Из хозяев никто не проронил ни слова, молча глазели на него. – Флем. Если бы машинка понадобилась Флему, он бы дождался, пока я к нему в поселок заеду. Знает ведь, что я как раз завтра туда собираюсь. Да, надо было проверить. – Женщина засмеялась хрипло, невесело.

– К нему, к нему везите. Если Флем Сноупс что-нибудь заказал, что угодно, да коль оно больше пяти центов стоит, так уж не для того, чтобы псу под хвост отправить. А тем более отдать родичам. Везите ее в поселок.

– Говорят – ступай в дом, – повысил голос мужчина. – Давай-давай! – Женщина не повернула головы. Она упрямо длила свой хриплый смех, глядя в упор на Рэтлифа.

– Этот отдаст, как же! – повторила она. – Не на того напали! Недаром у него скота сотня голов, коровник свой и луг коровам для прокорму. – Мужчина повернулся и пошел на нее. Она стала к нему лицом и завопила, а дети спокойно смотрели на Рэтлифа, выглядывая из-за ее юбок, словно они глухие или пребывают в каком-то ином мире – не в том, в котором эта женщина вопила; смотрели, будто две собачонки.

– Что, скажешь, не так? – надрывалась она. – Тут сгниешь у него на глазах, подохнешь, а ему начхать, сам знаешь! Этот твой родственничек, которым ты так гордишься, потому что он работает в лавке и целый Божий день в галстуке щеголяет! Ну-ка попроси у него хотя бы мешок муки – поглядим, что из этого выйдет. Ну-ка, попроси его! Может, он даст тебе свой старый галстук – чтобы ты тоже стал похож на Сноупса!

Мужчина упорно шел на нее. Он больше даже не говорил ничего. В сравнении с ней казавшийся тщедушным, он неумолимо шел на нее, шел как-то странно, избочившись, глядя внимательно, едва ли не с почтением, и она сдалась; круто повернувшись, пошла назад к дому, подталкивая перед собой жмущихся к ней ребятишек, которые продолжали, выворачивая шеи, оглядываться на Рэтлифа. Мужчина подошел к бричке.

– Говоришь, заказ прислал Флем? – проговорил он.

– Я сказал, что заказ с Французовой Балки, – ответил Рэтлиф. – А доставить велено Сноупсу.

– И кто же это такой шустрый у Сноупса на побегушках?

– Да так, приятель один, – добродушно ответил Рэтлиф. – Наверное, он ошибся. Вы уж извините. Эта колея на дорогу к Уайтлифскому мосту меня выведет?

– Если Флем просил оставить ее здесь, ну так здесь и оставьте.

– Я ж говорю, видать, ошибка вышла, прошу прощения, – сказал Рэтлиф. – Так по этой колее…

– Понятно, – сказал тот, второй. – Хотите сказать, что надо вперед задаток выложить. Сколько?

– В смысле за машинку?

– А о чем мы еще, интересно, толкуем?

– Десять долларов, – сказал Рэтлиф. – И расписку еще на двадцать через шесть месяцев. Это как раз будет после уборочной.

– Десять долларов? При том, что вам передали слово от…

– Давайте слова сейчас трогать не будем, – сказал Рэтлиф. – Поговорим о швейной машинке.

– А если пять?

– Нет, – добродушно сказал Рэтлиф.

– Ну ладно, – сказал тот, другой, отворачиваясь. – Составляйте расписку. – Он зашагал к дому. Рэтлиф слез, обошел сзади бричку, отпер дверцу собачьей конуры и вытащил из-под новенькой машинки железный ящик. В нем хранилась ручка с пером, аккуратно заткнутая бутылочка чернил и стопка бланков. Пока он заполнял бланк, Сноупс вернулся, вдруг как из-под земли вырос рядом. Едва перо Рэтлифа остановилось, Сноупс придвинул к себе бланк, взял из рук Рэтлифа ручку, обмакнул перо и расписался – все одним махом, даже не прочитав, и сунул расписку назад Рэтлифу, вынув что-то из кармана, но Рэтлиф еще не видел – что, поскольку смотрел только на подписанный бланк, и лицо его сохраняло безмятежность.

Он спокойно сказал:

– Как это – вы за Флема Сноупса подписались?

– Ну да, – ответил тот. – А что? – Рэтлиф молча смотрел на него. – А, понимаю. Вам надо, чтобы мое имя тоже было – вдруг кто-нибудь из нас отпираться вздумает. Ладно. – Он взял бланк, снова что-то написал на нем и снова отдал. – А вот вам ваши десять долларов. Теперь подсобите-ка мне с машинкой. – Но Рэтлиф и тут не пошевелился: то, что ему дали – это были не деньги, а еще одна бумажка, в несколько раз сложенная, помятая и засаленная. Открыл; оказалась опять долговая расписка. На сумму десять долларов плюс проценты – чуть более чем трехлетней давности, выплата Айзеку Сноупсу или предъявителюпо требованию, но не ранее чем через год после оформления, подпись – Флем Сноупс. Передаточная надпись на обороте, сделанная той же рукой, которая минуту назад нацарапала два имени на первой расписке (почерк Рэтлиф узнал сразу), подтверждала переход документа от Айзека Сноупса(«+» за неграмотностью) Минку Сноупсу,а пониже, все той же рукой – свежая, подсушенная только что, может, промокашкой, а вернее всего, просто ветерком: от Минка Сноупса В. К. Рэтлифу;всю эту писанину Рэтлиф молча и внимательно изучал почти минуту.

– Все в порядке, – сказал тот, другой. – Мы с Флемом его двоюродные братья. Наша бабка завещала всем троим по десять долларов. Получить их мы должны были, когда самому младшему из нас – ему, стало быть – стукнет двадцать один год. Флему понадобились деньги, и он занял их у Айзека вот под эту расписку. Потом – это недавно уже было – тому деньги самому понадобились, и я выкупил у него Флемову расписку. Теперь, если хотите что-нибудь уточнить – его цвет глаз или еще что – можете сделать это лично, когда будете на Французовой Балке. Они там живут с Флемом вместе.

– Понятно, – сказал Рэтлиф. – Айзек Сноупс. И что, говорите, ему двадцать один есть уже?

– А если б не было, как бы он получил те десять долларов, которые одолжил Флему?

– Да уж, – отозвался Рэтлиф. – Только ведь это все-таки не наличные десять долларов…

– Послушайте, – сказал тот, другой. – Не знаю, к чему вы клоните, и знать не хочу. Но я дурачу вас не больше, чем вы меня. Если бы вы сомневались, что Флем оплатит первую расписку, вы бы ее не приняли. А если вы за ту первую расписку не опасаетесь, чего бы вам бояться этой – и сумма меньше, да и за ту же машинку, причем деньги по ней можно стребовать вот уже целых два года. Берите расписки и езжайте туда к нему. Отдайте ему, да и все тут. И еще передайте кое-что на словах. Скажите так: «От одного родича, который, чтобы не протянуть ноги, до сих пор в грязи копается, другому родичу, который из грязи вылез и хапнул сразу стадо коров и сенной сарай. Хапнул стадо коров и сенной сарай». Так ему и скажите. Лучше, если вы будете повторять это всю дорогу, чтобы уж точно не забыть.

– Не забуду, не бойтесь, – сказал Рэтлиф. – Ну, так эта колея выведет меня к Уайтлифскому мосту?