Поручик Поспелов - Страница 4

— Верю… Спасибо вам!

Мц помолчали. Поспелов опять нахмурился и задумчиво смотрел в окно, а я медленно и нехотя прихлебывал остывший чай.

— Как вы думаете, — нерешительно вдруг заговорил Поспелов, — скоро мне удастся выбраться из Т.?

У меня не хватило духу его разочаровывать.

— Дай-то бог! А то, чего доброго, одуреешь, сидя на одном месте в пошлом бездействии. И потом эти вечные бестолковые жертвы, это преждевременное ликование и повальное воровство сведут хоть кого с ума… Вы слыхали историю с П.?

— Знаю. Возмутительно!

— Нет, вы только подумайте, голубчик: молодежь начала воровать. Ведь это что ж такое?!

Начался обычный в то время разговор о различных случаях взяточничества, которые в ***-ой армии приняли гомерические размеры.

Наконец мы встали: мне было пора ехать. Поспелов захотел непременно меня проводить. Мы дошли молча до гостиницы. Офицерские сборы невелики: маленький чемодан, бурка, азиатская шашка, если у кого таковая имеется, — вот и все. Перед отъездом распили неизменную в таких случаях бутылку «донского». Решено было, что ввиду различных затруднений переписываться мы не будем, но Поспелов оставит свой адрес Анне Ивановне, а я по окончании войны заеду в Т. Вошел слуга и доложил, что лошади готовы. Я хотел было проститься, но Поспелов настоял, чтоб и проводить меня за город, и сел со мною в почтовую тележку. Когда город остался далеко за нами, Поспелов уныло оглянулся и, обняв меня три раза крепко-накрепко, глубоко вздохнул. «Дай бог тебе всего хорошего», — тихо и отрывисто произнес он; в его голосе дрожала слеза. Он вылез из тележки и взглянул на меня в последний раз своими влажными глазами.

— Прощай, голубчик!

— Прощай, Поспелов!

Ямщик взмахнул плеткой, тряхнул вожжами, и тележка запрыгала по кочкам и ухабам… Я обернулся — вдали, на завороте дороги, кто-то усиленно махал платком. Я снял фуражку и поднял ее высоко над головой…

Война окончилась. Я должен был ехать обратно в Б. к своей бригаде. Остановившись в Т., я первым делом бросился в знакомый переулок, к Анне Ивановне. Анна Ивановна сидела на своем обычном месте и по-прежнему что-то жевала; она меня встретила несколько удивленно и на мой вопрос о Поспелове отрицательно закачала головой: «Нэт Поспелов, умерла Поспелов!..» Как умер? Когда? Где? Отчего? Я был как громом поражен.

— Зад иохтур — ничего не знаю! — отрезала старуха.

Я бросился в Т-кое управление, в военный клуб, всюду, где мог что-нибудь узнать о Поспелове. Известие оказалось верным. Незадолго до окончания войны Поспелов был назначен в парк, формировавшийся в Александрополе. Как раз в то время там свирепствовал тиф. Поспелов сделался одной из его бесчисленных жертв. В «Инвалиде» объяснялось это так: «Исключается из списков: умерший в александропольском военном госпитале такого-то летучего полка поручик Поспелов». И только — больше ничего нельзя было узнать… Я вернулся в гостиницу, заперся в нумере и дал волю моим слезам. Только теперь, когда его не стало, я понял вдруг всю силу привязанности к этому человеку. В тот же вечер я уехал из Т.

Но эта случайная и недолгая встреча определила всю мою жизнь: я отказался от честолюбивых замыслов на академический значок и горячо принялся за образование солдата, которого я всегда любил, а во время войны научился и уважать.

И теперь, сидя в Б-ском захолустье, поглощенный скромной и кропотливой деятельностью офицера и педагога, в тяжелые минуты тоски, разочарования и завистливых сожалений я бужу в себе недавние воспоминания, и тогда передо мной возникает живым упреком дорогой и светлый образ поручика Поспелова.

1881

ГБЛ — Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина. Отдел рукописей (Москва).

ГПБ — Государственная публичная библиотека имени M. E. Салтыкова-Щедрина. Отдел рукописей (Ленинград).

ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Рукописный отдел (Ленинград).

ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства (Москва).

Вокруг Чехова — Чехов М. П. Вокруг Чехова. Встречи и впечатления, изд. 4-е. М., 1964.

Лейкин — Николай Александрович Лейкин в его воспоминаниях и переписке. Спб., 1907.

ЛН — Чехов. Литературное наследство, т. 68. М., 1960.

Письма Ал. Чехова — Письма А. П. Чехову его брата Александра Чехова. Подготовка текста писем к печати, вступит. статья и коммент. И. С. Ежова. М., 1939 (Всес. б-ка им. В. И. Ленина).

Чехов в воспоминаниях — А. П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1947.

Имя беллетриста и драматурга Ивана Щеглова (псевдоним И. Л. Леонтьева) сейчас известно в основном лишь по чеховской переписке, где в конце 80-х годов оно встречается особенно часто. А в свое время, после появления его первых повестей в журналах и выхода первых книг, Щеглова называли «учеником Гоголя», «вторым Гаршиным», «русским Джеромом» (см. Шах-Паронианц Л. М. К двадцатипятилетию литературной деятельности Ивана Леонтьевича Щеглова, с. 33–34). В литературу Леонтьев (Щеглов) стремительно вошел своими повестями из армейской жизни и сразу завоевал симпатии читателей и внимание критики. Чехов ставил его рядом с Короленко, его портрет рисовал Репин, критика середины 80-х годов не отделяла Щеглова от Чехова. Однако забвение наступило еще при жизни.

На смерть писателя в 1911 году откликнулись журнал «Разведчик» статьей о военных рассказах Щеглова, «Ежегодник Императорских театров» да А. Измайлов написал статью «Трагедия тоскующего юмориста». С тех пор произведения Леонтьева (Щеглоза), кроме его воспоминаний о Чехове, не переиздавались, и имя его займет постоянное место лишь в комментариях к чеховской биографии.

Между тем среди писателей, пришедших в русскую литературу в 80-е годы, Леонтьев (Щеглов} выделялся своим несомненным талантом и по праву занимает одно из видных мест в «артели восьмидесятников». Ему было что сказать в литературе, его биография и жизненный опыт дали ему темы, которых Чехов не знал.

Следует отвергнуть легенду, связанную с взаимоотношениями Чехова и Леонтьева (Щеглова), легенду о тайном завистничестве и недоброжелательности Леонтьева по отношению к Чехову. Таким мнимым другом, только после смерти Чехова признавшим его величие, а при жизни писателя клеветавшим на него в своем дневнике и открыто злобствовавшим, предстает Леонтьев (Щеглов) во вступительной заметке Н. Г. Розенблюма к публикации его дневниковых записей (ЛН, с. 479). О том же писал К. И. Чуковский, ссылаясь на запись в дневнике Владимира Тихонова (Чуковский К. О Чехове. М., 1967, с. 83–84; в книге Чуковского — ошибка: эту запись он датирует 1896 годом вместо 1890).

Щеглов — этот «бравый капитан», «милый Альба», «милая Жанушка» чеховских писем — завистник? тайный недруг? Непомерным честолюбием он не обладал. Свой литературный псевдоним никому не известный офицер-артиллерист Леонтьев выбрал из басни Крылова:

Что Чехов — первый среди современных писателей, Леонтьев (Щеглов) признал сразу и окончательно. «В одном маленьком рассказе Чехова больше чувствуется Россия, чем во всех романах Боборыкина. […] Повесть „Дуэль“ талантливее, художественнее всех этих Потапенок и К®…» (ЛН, с. 481–482) — это дневниковые записи Леонтьева (Щеглова) конца 80 — начала 90-х годов. В этих оценках художником художника тонут отдельные, приводимые там же расхожие мнения о том, что у Чехова нет «общей идеи», «бога в душе». Зато как высоко, вопреки почти общему приговору, Леонтьев оценил «Мою жизнь», как возмущался он сплетнями о Чехове различных «литературных Яго», как тонко он почувствовал новаторство чеховской «Чайки»!