Портреты Пером (СИ) - Страница 3
– Я извинился. – Джим отвёл глаза. – Я действительно сожалею, но ты не понимаешь…
– Чего я не понимаю?! Что ты с ним заодно?! Что он умненький-преумненький, а нам у него учиться?!
– Я не говорил такого, – самообладание, которым так славился глава Последователей, начало помаленьку оставлять его, – я говорил, что ему нужна помощь!
– Да это тебе помощь нужна, мать Тереза!!! – Подпольщик вскочил, слегка поморщился от заболевшего с новой силой растяжения. – Я сам справлюсь!!!
– Как неделю назад, когда ты валялся с разбитой головой?! Дженни перепугал, да и я чуть на тот свет не отправился!
– И как неделю назад, – Джек, втянув воздух сквозь сжатые зубы, швырнул об пол несчастный табурет. Тот жалобно скрипнул, но не развалился – видимо, похмельный гений Билла был всё же гением. – И как месяц!!! И как полгода, когда я создавал фракцию, а ты меня не поддержал!!! И как год, когда я был свободным человеком!!!
С потолка упало несколько капель. Джек продолжал яриться, но Джим, которому парочка угодила по кончику носа, настороженно посмотрел вверх.
Кап…
Кап-кап-кап…
С потолка тугими струями хлынула вода. Противные холодные потоки заливались за шиворот, попадали струйками в глаза и нос. Отфыркивающиеся лидеры фракций старались закрыться руками, Джек стащил рубашку и попробовал закрыться ей – безрезультатно. Когда Джим сообразил вытащить брата на лестницу, миниатюрная копия тропического муссонного ливня в масштабе 1:114 прекратилась, а из динамиков, закреплённых в двух противоположных углах подвала, донёсся негромкий смех Кукловода.
– Что я слышу, Джек говорит о свободе? Джек знает о ней?
– Заткнись, ты…
Но договорить Джеку не дали.
– Я не люблю громких конфликтов. Вам ещё не надоели совместные водные процедуры?
– Кукловод!!! – громогласно взревел лидер Подполья. Он было порывался забежать обратно в комнату и расколотить динамики, но Джим благоразумно удержал его. Когда Джек сотворил такое в прошлый раз, Кукловод… был активно недоволен.
– Именно. Кукловод. А вы – мои марионетки. И будьте добры соблюдать мои правила.
Пощёлкивание в динамиках возвестило о том, что связь прервалась. Джек вырвал из рук брата край рубахи, за который тот его удерживал, и спустился обратно в подвал.
Размокший компресс на ноге подпольщика влажно хлябал при каждом шаге.
– Я не маленький, справлюсь сам, – донёсся снизу приглушённый голос Файрвуда-младшего. – Так что не строй из себя мамочку, мне нет дела до твоего чувства вины.
Джим промолчал. Убеждать подпольщика насчёт истинных мотивов своих действий у него никогда не получалось.
Очередной, полный утомительных переходов – тайком, чтобы ни одна живая душа не заметила, – и ещё более утомительного рассиживания перед тремя мониторами день подходил к концу.
В такие моменты, когда дом потихоньку отходил ко сну, а сумасшедшие «я должен пройти ещё пару комнат» пока не положили начало рейду по режиму «ночь», Джон Фолл оттеснял Кукловода в сторону, чтобы хоть немного побыть собой. Это не было удовольствием, некоей наградой в конце трудного рабочего дня. Это была обязанность. Такая же, как следить за марионетками или не забывать есть. Если он не будет собой хотя бы несколько часов в день, он, пожалуй, забудет, что такое реальность. А если Кукловод займёт его место окончательно... да кто знает. Но марионеток в этом случае ничего хорошего не ждёт. Джон не хотел повторения Первого акта.
Открыв глаза, он медленно встал с кресла и подошёл к окну. Прислушался.
Тихое тиканье часов… Теперь, когда шум из комнат, доносимый системой прослушки, стал не таким громким и назойливым, когда стихли искажённые динамиками голоса, тиканье часов заполняло комнату, мерно, неназойливо, успокаивающе.
Джон Фолл принялся водить пальцем по запотевшему стеклу. Вверх-вниз-наискосок-волнистая линия. Очередной птичий силуэт.
И почему в последнее время они как будто сами появлялись под росчерками его пальцев?
– Кукловооод… – тихим раздражённым эхом из подвального динамика. Джек мастерит нечто, не забывая поносить его-любимого распоследними словами.
Джон улыбнулся.
Кто он такой, чтобы лишать человека маленьких радостей жизни? Пусть поносит. Подпольщика за сегодня и так прополоскало настолько, что впору неделю не мыться.
На кровати приглашающе распласталась куртка притащенного сегодня в особняк новичка со странным именем Арсень. Чёрная, из потёртого кожзаменителя… дешёвая вещь. А под ней – полотняный мешочек: то, что Кукловод спешно выгреб из карманов новой марионетки перед тем, как оставить новичка одного в комнате. Квадратная сумка – спутник фотографа – стояла рядом.
Он начинает затаскивать в особняк даже случайных прохожих. Опасно, в первый раз непроверенный человек... Ни досье, ни истории. А может, наконец, ты успокоишься?
Нет ответа.
Джон мотнул головой, отбрасывая лишние мысли. Раньше, прежде чем затащить кого-то в особняк, они тщательно изучали биографию потенциальной жертвы. Досье должно было устроить обоих, потому, собственно, Второй акт начался только в конце 1999, а не в середине, как планировалось. С 17 декабря 1999 года по сегодняшнее число, 14 августа 2000, в доме оказалось тридцать восемь марионеток, не считая тех семи, что погибли в первые три месяца. Кукловод искал их сам или брал на заметку советы Райана. Так, например, вышло с Джимом Файрвудом, которого Форс особенно рекомендовал взять в особняк (знали бы марионетки, кому надо быть благодарным за то, что тут появился свой доктор, и шансы выжить у раненых или заболевших пленников возросли с шатких десяти до уверенных восьмидесяти процентов). Занятый своим театром Кукловод прислушивался к Райану Форсу всё чаще. Джон начинал думать, что такая перемена к лучшему.
И вот сегодня, внезапно – нарушение отработанной схемы, тридцать девятая марионетка, пролезший на территорию особняка парень. Но что Джон мог поделать с Кукловодом, одержимым жаждой найти новое Перо? Его альтер эго готов был пойти на риск. Оставалось надеяться, что спонтанная процедура подселения в особняк новичка прошла успешно.
Сколько осталось хлороформа? Если ты планируешь затащить в дом ещё десяток-другой людей...
Джон приложил ладонь к прохладному стеклу, повыше рисунка птицы.
Хлороформ. Разумеется, действует он безотказно, но скорость, с которой жертва приходит в себя, зависит от индивидуальных особенностей организма, и точно её не рассчитаешь. А в итоге – перестраховка, перестраховка и ещё раз… В этот раз Кукловоду пришлось особенно торопиться. Кроме обычных действий – подложить записку и обчистить карманы, – пришлось искать документы, чтобы узнать имя случайного гостя и успеть записать кассету. Какое уж там разглядывание содержимого карманов. Кукловод и куртку-то прихватил, скорей всего, исключительно потому, что не успевал проверить её на месте. А на одежде Арсеня карманов было слишком много: штук шесть вместительных, объёмных, по всей длине широких потёртых джинсов (по одному даже на уровне колен; зачем?), плюс два кармана тёмно-серой толстовки. Хвала небу – на футболке под ней карманов не было. И на кроссовках. Паспорт Кукловод отыскал с трудом – он оказался в одном из бесчисленных карманов фотоаппаратной сумки.
Кстати, насчёт паспорта. Точнее, загранпаспорта. Арсень был русский.
Русских здесь ещё не было. Был один эмигрант среди знакомых, когда Джон сидел в тюрьме, но тот почти не помнил своей жизни в России: его родители перебрались в Англию, когда ему было года четыре. Вспоминал что-то о снежных зимах и катании на санках…
Абрис птицы на окне перечеркнулся медленно соскользнувшей вниз каплей. Чуть выше набухало ещё две.
Кажется, этот силуэт будет ещё менее долговечен, чем предыдущие. На улице холодало.
Джон присел на кровать. Рассеянно провёл рукой по чёрным кожистым складкам куртки. Откинув её, расшнуровал мешочек и высыпал содержимое на тумбочку.
Шелуху от тыквенных семечек он сразу смахнул на пол – уберёт потом, а сейчас она будет только забивать восприятие. Туда же отправились автобусные билетики разных агрегатных состояний – почти не смятые, немного смятые, скатанные в катышки или порванные на несколько раз, с волнующимися разлохмаченными краями. Немного подумав над перевязанными канцелярской резинкой сигаретами (почему не в пачке?), Джон и их отбросил.