Портрет с одной неизвестной - Страница 11

Прижимаю тебя к своему слишком часто бьющемуся сердцу, твой постоянный друг

Carl Brulloff.

Выставка, о которой говорила Милка, находилась в буквальном смысле на шишигином болоте. Каширское шоссе, четыре остановки на автобусе от метро, свернуть во дворы… Как житель центра, Лиза редко выбиралась в новые районы и, откровенно говоря, с большой неохотой. Метро знала плохо, так как работала в двадцати минутах ходьбы от дома. И думать было нечего добираться туда на гортранспорте – сгинешь. Прикинув, во что может встать поездка на такси, она тяжело вздохнула. Денег было, конечно, жалко, но… с другой стороны, как она на каблуках, с прической, нарядная потащится на край Москвы? Сомнения улетучились, и она продолжала наматывать круги по квартире, то добавляя к своему туалету какую-то деталь, то поправляя прическу, то меняя туфли на босоножки, то отхлебывая из бокальчика холодный коктейль. Звонок мобильного прервал затянувшиеся сборы. Трубка бодро сообщила, что «они с Любишем уже выехали и будут ждать ее в холле в семь часов». Потоптавшись напоследок у зеркала, Лиза поправила еще не совсем высохшие кудри и вышла из дома. Опоздав на полчаса, она с трудом протискивалась сквозь бурлящую толпу. Художники, критики, фотографы и прочие праздношатайки оживленно беседовали и смеялись. Было жарко, липко. Официальная часть мероприятия задерживалась. Едва различив в толпе Милку с каким-то бравым красавцем, почти что Marlboro-меном, правда, пожалуй, чересчур молоденьким, отчего про себя Лиза определила его как Marlboro Light, она начала плавно продвигаться в их сторону. Вдруг ряды посетителей пришли в движение. Всех пригласили в зал. Там, под светом вспышек, в окружении гостей стояла крупная, коротко стриженная женщина лет тридцати пяти, виновница торжества художница Наталья Ротс.

Как только она заговорила, Лизе стало ясно, что живой отсюда не уйти. Громкий, хорошо поставленный голос сообщил, что выставка картин приурочена к созданию Художественного фонда Зигмунда Фрейда, который она, Ротс, собственно, и возглавляет. Не без гордости Наталья призналась, что уже несколько лет ее посещают знаковые сны, которые она, не решаясь передать психотерапевту, доверяет холстам, постигая таким образом основы психоанализа. Для нее живопись – это то самое «говорящее лечение», о котором писал Фройд, так на немецкий манер называла его художница. Далее для более глубокого понимания ее работ, а также в качестве иллюстрации конфликта между чувством долга и вожделением, художница решила-таки пересказать какой-то из своих снов. На этом этапе Лиза перестала слушать и, отделившись от взгрустнувших гостей, стала рассматривать картины. Среднестатистическая работа представляла примерно следующее: под неким концептуальным, небрежно выписанным образом (будь то дерево, гроб или собачья морда) была проведена жирная черта. Нижняя половина холста полностью посвящалась цитатам мэтра психоанализа. Чувствовалось, что Наталья Ротс каллиграфом не являлась и отдавала предпочтение скорописи. Получив некоторое представление о творчестве художницы, Лиза завертела головой в поисках Милы. Собравшиеся тем временем, прослушав наиболее интимную часть спича и отдав должное смелости и красноречию художницы, стали поглядывать на часы.

Ощутив хлопок по плечу, Лиза обернулась и увидела, впрочем, не сразу узнав, Лешку Машковского, давнишнего, еще школьной поры, приятеля.

– Привет, Лизка. Ты т-т-тоже тут? П-п-приятный сюрприз.

– Вот так встреча, Лешка, сколько лет… очень рада тебя видеть.

– Сейчас фуршет в третьем зале. П-п-пшли…

Теперь она отчетливо вспомнила, что несчастный интеллигентный Лешка еще тогда, в школе, ужасно заикался, но, несмотря ни на что, нисколько не робел и, можно сказать, даже любил поболтать. Правда, беседы с ним, особенно когда он что-то рассказывал, носили изнуряющий характер, и нетерпеливой Лизке с трудом удавалось продержаться до развязки.

Стоявший рядом с Лешкой высокий темноволосый господин, внимательно рассматривающий Лизу, заулыбался и, кашлянув, настойчиво затеребил его рукав.

– А! Забыл, па-а-зволь тебе представить моего друга Па-а…

– Павел, – быстро договорил господин и, не отрывая от Лизы взгляда, церемонно приложился к ее ручке.

– Он тоже ху-у-дожник, – пояснил Лешка.

«Вот и еще одно дарование. Неужели такой же, как Наталья Ротс», – подумала Лиза.

– Копиист, – эхом отозвался Павел и улыбнулся. «Ну, это другое дело!» – решила про себя Лиза.

– А эта кра-а-савица – Лиза, моя давняя зна-а-комая, но чем она занимается, я не знаю. Потому что давно ее не ви-и…

– Действительно, красавица, – подтвердил копиист, на лице его снова заиграла обаятельная улыбка.

– Красавица занимается полиграфическим дизайном, – объяснила Лиза и подумала, что они славно болтают… одна улыбается, другой заикается, а Милка с кавалером пропала.

– А вы, Павел, все время улыбаетесь?

– Разве?

– Да-да, смотрите на меня и улыбаетесь!

– У вас лицо смешное…

– Ни-и-чего себе ко-омплимент! – влез Лешка.

– В смысле живое… – смутившись, тут же исправился Павел.

– Ну, живое – не мертвое. А как вам выставка? – сменила тему Лиза.

– Я не критик… – коротко отозвался копиист.

– А тебе, Леш?

– Я – лицо п-пристрастное, потому что Наталья – моя су-у-пруга. Мое дело маленькое – ф-фуршет. Пойдемте уже, что ли, выпьем?

– Как? Ты? Муж?

Ледоколом разрезая толпу гостей, к ним стремительно приближалась красная, как помидор, Милица, за ней, едва поспевая, шагал Marlboro Light.

– Вот и мы! Добрый вечер. Лиза, я тебя потеряла, какая тут жара, очень пить хочется, где же фуршет, почему кондиционер не работает, здравствуйте, я – Мила, а это мой старинный знакомый Любиш. – Она тараторила, как обычно, и в заключение выразительно посмотрела на Лизу, которая едва успела подумать, что надо бы ее предупредить про мужа, как… о, ужас! Поздно!

– Ну, как вам выставка? – азартно спросила Мила и сделала сладкое лицо. – Я, конечно, не специалист, но такого кошмара давно не видела. Что-то вопиющее… а речь-то вы ее слышали?

В отчаянии Лиза делала ей знаки, кивая на Лешу. Павел, взглянув на нее, снова разулыбался, к счастью, волна оживления прошла по рядам, и приунывшая было публика хлынула в соседний зал с накрытыми столами.

– Что-то тут жарковато. Может, мы тоже чего-нибудь выпьем, Леш? – спросила Лиза. В зале было действительно душно. И Лешка охотно ее поддержал.

– Ну кто тебя за язык тянул. Эта художница его жена, – Милке в ухо процедила Лиза.

– Да? Ну и пусть! Пусть знает, что женился на сумасшедшей.

– Она не сумасшедшая, она просто денег хочет.

За щедро накрытыми столами найти место оказалось задачей не из легких.

Видно было, что ради творчества жены Лешка ничего не жалел. Посетившая добрую сотню всяких презентаций Лиза поразилась обилию водки. Нет, вина и шампанского тоже было вдоволь, но водка… С одной стороны – лето и чудовищная жара, а с другой – десятка полтора художников среди собравшихся. Так что конфликт чувства долга и вожделения Натальи Ротс рискует обернуться выбитыми зубами. Пока же приглашенные весело гремели бокалами и тарелками.

Их компания заняла небольшой пятачок у самого края стола, где было менее людно. Лешка, извинившись, отлучился, как он сам выразился, делать ре-реверансы.

– Я сам слышал о вас от Милы, вы такая шармантная. Что вам предложить? – вспомнив о своем «жениховстве», спохватился Любиш. Он говорил с забавным сербским акцентом, смешно расставляя ударения в словах.

– Спасибо, Любиш, это очень любезно, принесите мне, пожалуйста… вина.

– Сударыня, выпейте лучше водки. С ней жара уходит. – Все четверо обернулись к говорившему соседу по столу. Вид у него был добродушный. В бороде и усах он ужасно походил на Николая II.

– Очень сомнительное утверждение. В первый раз такое слышу, – сразу отозвалась Мила, которой непрошеные советы соседа, конечно же, не понравились. – Возьми мне, Любиш, пожалуйста, тоже бокал ВИНА.