Порочные круги постсоветской России т.1 - Страница 124

Государство оснащает больницы диагностическим и лечебным оборудованием… А разве у нас аппаратура осуществляет диагностический и лечебный процесс? Насколько эффективно будет работать новый современный фиброгастроскоп, если врач, которому надоело подрабатывать на ФГДС-исследованиях по совмещению за 250 руб. в месяц, отказался от этой подработки? Насколько качественно будет выполнять операции большой операционный набор, если из больницы ушел последний хирург? Как удобно будет лежать роженице на новом гинекологическом кресле, если в рамках оптимизации родильное отделение закрыто?» [17].

Немного с другой стороны подходит к вопросу А.П. Ляпин: «Медицина — тоже отрасль народного хозяйства. В каком-то смысле это производство: если мы человека спасаем от неминуемой смерти, и он работает — он производящая единица. Чтобы любое производство давало хороший результат (а результат — это выжившие дети, вовремя исцеленные), должны быть вложения. Уже доказано, что инвестиции в здравоохранение окупаются сторицей. Цивилизованные страны вкладывают в медицину от 8 до 12% своего ВВП. К милосердию это не имеет отношения. Государство — это структура, у которой и не должно быть таких духовных понятий, оно просто должно эффективно работать.

В России на здравоохранение выделяется 3,7% ВВП. То есть уместнее ставить вопрос не о том, насколько плоха наша медицина, а насколько эффективно она работает в условиях такого дефицита финансирования — и окажется, что она очень результативна…

Существует жесткий показатель: летальность. При одинаковых заболеваниях она примерно одинакова и у нас, и на Западе. Но есть такой фактор, как эффективность. В России на то, чтобы оставаться в тех же рамках летальности, что и, например, в Германии, тратится гораздо больше усилий докторов, персонала.

Если в Германии одна медсестра на пять детей, у нас — на 30. Их усилия несравнимы…

По ОМС операции разделены на 5 категорий сложности: 1-ю, при которой, грубо говоря, нужно просто зашить рану, ОМС оценивает в 1,5 тысячи рублей. Операция пятой категории, длящаяся до 8 часов, стоит 7 тысяч рублей. Но эти операции несопоставимы! Рану зашивает 1 доктор и медсестра; при длительной операции работает бригада врачей, используется сложное оборудование, наркоз. Соотношение должно быть один к тридцати, не меньше» [19].

Большие средства, вложенные в федеральные центры высокотехнологичной помощи, пока что не получили адекватного финансирования для осуществления ими регулярного производственного процесса.

Вот что писала «Российская газета» в ноябре 2013 г.: «Опасения, что ситуация в государственном здравоохранении со следующего года может стать хуже, не раз высказывали эксперты. Это связано в том числе с сокращением финансирования федеральных медицинских центров, поскольку не созданы механизмы, которые бы компенсировали его за счет их участия в системе ОМС. Как известно, в программы ОМС перейдут более 460 видов высокотехнологичной медпомощи, однако тарифы на их оплаты здесь существенно меньше, чем средства, которые за них платил федеральный бюджет. Примеры такого сокращения приводились и на заседании экспертного совета. Так, на лечение гнойного остеомиелита в федеральном центре выделялось 300 тысяч рублей, а в региональных клиниках — всего 30» [21].

Сама десятикратная разница стоимости лечения гнойного остеомиелита в двух учреждениях одной системы — признак какой-то деформации.

Этой очень важной для здравоохранения темы мы коснемся очень кратко, так как о ней надо говорить особо.

Понятно, что быстрое сокращение числа больниц вдвое и числа больничных коек на треть — само по себе явилось тяжелым ударом по сообществу российских медицинских работников как социальной системе. Значительная их часть потеряли работу и были вынуждены менять место жительства, что нередко означает бедствие для семьи.

В июле 2013 г. пресса писала: «Медпомощь становится платной — а врачей становится меньше. Как только объединяются поликлиники — увольняются доктора. Оставшимся врачам приходится принимать не по 15, а по 60 человек в день. Правда, за лечение им заплатят больше — но это уже никак не скажется на качестве работы перегруженных медиков. О какой профессиональной помощи может идти речь, если на каждого из 60 пациентов выделено по 5 минут? Если только сунуть каждому приходящему по пачке арбидола на все случаи жизни» [11].

С. Соколов пишет о том, как сказалась недавняя реформа на кадровом составе его больницы: «Всех узких специалистов этой больницы можно назвать словом “последний”. Последний врач-инфекционист — 0,75 ставки, последний окулист — 0,5 ставки, последний невролог — 0,5 ставки, последний акушер-гинеколог — 0,75 ставки, последний врач-рентгенолог — 0,75 ставки, последний заведующий ОКСУ (бывший педиатр стационара) — 0,75 ставки, последний хирург больницы — в ближайшем будущем ставка на двух рабочих местах. Ноль с запятой и последующими цифрами означает, что в будущем ни один врач на это место уже не придет. Муниципальное Учреждение Здравоохранения “Красавинская районная больница № 1” — это маленькая реальная трагедия среди великих абстрактных свершений и дел» [17].

Вот что говорит координатор общественного движения «Вместе — за достойную медицину» смоленский врач-кардиолог В. Иванов (11 апреля 2013 г.): «Условия работы постоянно усложняются: растет количество пациентов, но уменьшается время на прием, увеличивается бумажная волокита… Нагрузка на врача постоянно возрастает, а материальное положение его не улучшается. Люди не выдерживают и увольняются. Первыми уходят те, кто в вузе были отличниками: люди, имеющие амбиции и не желающие мириться с невыносимыми условиями работы и низким уровнем зарплаты. Кадровый дефицит приводит к образованию очередей: в поликлиниках, на плановые операции в больницах. Наши пациенты должны понимать, что практикующие врачи просто не в состоянии повлиять на многие вещи, например — на те же очереди…

С экранов телевизоров в обществе насаждается миф о благополучии медиков. Власть же заняла по отношению к врачам очень лицемерную позицию: с одной стороны, медикам платят катастрофически мало в надежде, что их прокормят пациенты, а с другой стороны — обществу говорят, что зарплаты в здравоохранении постоянно растут.

Зарплата медика в регионе за одну ставку на сегодня составляет порядка 10 тысяч рублей или немногим более. Мой знакомый, заведующий отделением в Смоленске, работая на 1,5 ставки, получает 16 тысяч “грязными”. В 2008 году была упразднена единая тарифная сетка, и заработная плата рядового сотрудника медучреждения стала зависеть от главного врача: он лично решает, кому и сколько доплачивать. Штат сотрудников теперь делится на “любимчиков” и всех остальных.

Я получаю много писем от врачей из разных регионов страны, они рассказывают о своих зарплатах, делятся проблемами. Позволю себе процитировать некоторые из них, не называя имен.

Вот что недавно написал сотрудник станции скорой помощи: “Кемеровская скорая: сократили зарплату примерно на 40%. По распоряжению главврача квитки не выдают на руки. Получила только главная подстанция, и то далеко не все. Кроме «федералки» пропали стимулирующие выплаты”.

Вот что пишет врач-рентгенолог одного областного города: “Получил зарплату — 7 тысяч с копейками, как у санитара. Заведующий лишил стимулирующих по формальному поводу. Когда я ему сказал, что отвезу квиток в Москву, в Минздрав, испугался и предложил 10 тысяч положить в карман. Я отказался. Сколько еще это может продолжаться? В понедельник пишу заявление об увольнении”.

И еще два письма от врачей из Ржева и Псковской области: “Я — врач-педиатр с 32-летним стажем. Оклад — 6300. С нового 2013 года отменили надбавки за участковость в размере 10 тысяч. После того, как мы подняли шум в прессе, пригрозив “итальянской забастовкой”, деньги тут же нашлись. Но теперь нам грозят драконовскими штрафами, которые могут быть применены по любому поводу”.