Порочные круги постсоветской России т.1 - Страница 11
А сегодня, в результате антисоветской революции, невежество стало действенным! Оно узаконено, подкреплено потоком алогичных, антирациональных утверждений, противоречащих и знанию, и мере, и здравому смыслу. Замечу, что репрессировано и религиозное сознание — его вытесняют оккультизм и суеверия. Оно страдает и оттого, что значительная часть прильнувшей к религии интеллигенции пытается сочетать религиозное сознание с рациональным и даже научным, создавая нежизнеспособный гибрид.
Можно предположить, что культура России — страны множества народов и верований — гораздо сложнее, чем мы думали. Ее «моностилистическая» оболочка (выражение Л.Г. Ионина) нас обманывала. Эта культура не устоялась, и после взрыва русской революции она развивалась по многим траекториям, за которыми мы не могли уследить. Тем более мы не могли знать, как повлияет на всю эту систему множество структурных изъятий, совершенных в 1980-1990-е гг.
Примерно об этом говорил Конрад Лоренц еще в 1966 г. (в статье «Филогенетическая и культурная ритуализация»): «Молодой “либерал”, достаточно поднаторевший в критическом научном мышлении, но обычно не знающий органических законов, которым подчиняются общие механизмы естественной жизни, и не подозревает о катастрофических последствиях, которые может вызвать произвольное изменение [культурных норм], даже если речь идет о внешне второстепенной детали. Этому молодому человеку никогда бы не пришло в голову выкинуть какую либо часть технической системы — автомобиля или телевизора — только потому, что он не знает ее назначения. Но он запросто осуждает традиционные нормы поведения как предрассудок — нормы как действительно устаревшие, так и необходимые. Покуда сформировавшиеся филогенетически нормы социального поведения укоренены в нашей наследственности и существуют, во зло ли или в добро, разрыв с традицией может привести к тому, что все культурные нормы социального поведения угаснут, как пламя свечи» [44].
Наши либералы «с научным мышлением» приложили огромные усилия, чтобы разрушить культурное ядро общества силами интеллигенции.
Л.Г. Ионин говорит о цинизме как фоне нынешней культуры: «Негативность. Отрицание или равнодушное непризнание существующего социально-культурного порядка занимает место позитивного отношения к нему, характерного для моностилистической культуры».
Он видит в этом состоянии опасность фундаментализма: «Необходимо подчеркнуть — развитие к политической культуре в переходный период таит в себе опасные тенденции будущего культурного фундаментализма… Известно, что фундаменталистские процессы крепнут как раз в переходные моменты — пору разложения моностилистической и формирования полистилистической культуры. Во времена, трудные для человека, теряющего жизненные ориентиры, они предоставляют легчайшие возможности культурной идентификации и, тем самым, обретения твердой почвы под ногами. Именно такая ситуация сложилась в нынешней России. Если добавить к этому неразработанность правовой базы культурных взаимодействий и отсутствие прочных общественных навыков толерантности, то шансы фундаменталистических течений можно счесть, к сожалению, благоприятными» [45].
Первая угроза — фундаментализм деятельного невежества.
Скажем о простой, внешней скорлупе этой стороны жизни — элементарных нормах общественных отношений, о приличиях, без которых невозможен даже минимальный порядок.
Йохан Хейзинга писал, что принцип внеморальности государства — «открытая рана на теле нашей культуры, через которую входит разрушение». Замена всеобщей («тоталитарной») этики законами устраняет понятие греха. «Разрешено все, что не запрещено законом!»
Первые инъекции безнравственности делало телевидение, еще государственное и подконтрольное органам КПСС — ради политической целесообразности. Вот пример. Первая передача телепрограммы «Ступени» в 1988 г. была посвящена детскому дому, в котором директор была «сталинисткой» (и даже имела дома портретик Сталина). Требовалось показать, что и она, и не восставшие против нее педагоги — изверги. И вот, дама с ТВ вытягивает, как клещами, у 10-12-летних мальчиков нелепые и неприличные сплетни о преподавателях и воспитателях. Совершив свой удар по хрупкой структуре детского дома, журналисты с ТВ отбыли к своим семьям. Аморальное дело было сделано хладнокровно, как технологическая операция.
Внеморальность государства быстро осваивается и негосударственными организациями, и широкими массами. Она легко перерождается в аморальность как особую часть культуры (или антикультуры), которая отвергает установленные общей этикой ценности, устраняет традиции и «расковывает» мышление, способное оправдать любое действие. Все это было хорошо известно в среде нашей гуманитарной элиты, но она в момент неустойчивого равновесия перестройки подтолкнула процесс в этот коридор.
Резкое расширение ниши аморальности — средство размягчения культурного ядра, необходимое, согласно учению А. Грамши, для подрыва гегемонии «тирана» и установления гегемонии «манипулятора». Разрушение традиционной морали и перманентная «сексуальная революция» — важнейшие условия устранения психологических защит против соблазнов.
Массовая «аморализация» среднего человека произошла на Западе, когда самодеятельность узкого круга аморальных художников стала профессией и была превращена в часть масс-культуры. Сто лет назад пресса и литература могли «аморализовать» только часть культурного слоя общества — читающую публику. Сегодня донести продукт индустрии аморальности до каждого дома взялось телевидение.
Так произошло и в программе развала СССР. Важное место в перестройке сознания заняла сексуальная революция. Разрушая отрицательное отношение к демонстративной половой распущенности и проституции, ставшее в советском обществе важным нравственным стереотипом, пресса расшатывала «культурное ядро» общества. Поначалу эта пропаганда вызывала шок. Особенно необъяснимым и непонятным был неожиданный поворот молодежной прессы. В 1986-1987 гг. массовая газета «Московский комсомолец» вдруг начала печатать большую серию статей, пропагандирующих оральный секс. Это казалось абсурдом. Потом пошли «письма читателей» (вероятно, фальшивые), в которых девочки жаловались на своих мам, отнимавших и рвавших в клочки их любимую газету. К концу перестройки началась прямая пропаганда проституции.
Идеологические работники не просто оправдывали ее как якобы неизбежное социальное зло, они представляли проституцию чуть ли не благородным делом, способом борьбы против социальной несправедливости. Актриса Е. Яковлева (исполнительница главной роли в фильме П. Тодоровского «Интердевочка») так объяснила, что такое проституция: «Это следствие неприятия того, что приходится исхитряться, чтобы прилично одеваться, вечно толкаться в очередях и еле дотягивать до получки или стипендии, жить в долгах… Проституция часто была для девочек формой протеста против демагогии и несправедливости, с которыми они сталкивались в жизни».
Проституция как форма протеста девочек против демагогии! Какое оправдание. Во время перестройки началось издание большого числа книг, возводящих половую распущенность в принцип, в признак элитарности.
Специалисты из Академии МВД пишут в 1992 г.: «Росту проституции, наряду с социально-экономическими, по нашему глубокому убеждению, способствовали и другие факторы, в частности, воздействие средств массовой информации. На начальном этапе содержание их материалов носило сенсационный характер. Отдельные авторы взахлеб, с определенной долей зависти и даже восхищения, взяв за объект своих сочинений наиболее элитарную часть — валютных проституток, живописали их доходы, наряды, косметику и парфюмерию, украшения и драгоценности, квартиры и автомобили и пр.. Массированный натиск подобной рекламы не мог остаться без последствий. Она непосредственным образом воздействовала на несовершеннолетних девочек и молодых женщин. Примечательны в этом отношении результаты опросов школьниц в Ленинграде и Риге в 1988 г., согласно которым профессия валютной проститутки попала в десятку наиболее престижных» [39].