Порочная игрушка (ЛП) - Страница 61

К моменту приземления в Сиэтле, я чертовски взбешен. Дюбуа сообщил, что звонил Карт. Кристину и Джессику преследовали на автомобиле и почти столкнули с дороги. Меня чуть не разорвало от злости. Конечно, в глубине души я знаю, кто причинил ей боль, а я тот проклятый неудачник, который не смог защитить от него.

Дюбуа не снижал скорость весь путь до дома. Я адски устал: перелет занял всю ночь, и я почти не спал. Мечтаю ощутить Джесс в своих руках. Заверить ее, что разберусь с этим; что никогда не уеду, потому что продаю этот проклятый отель, и Тревор нам больше не помешает. Мне останется справиться с еще одним мудаком, и мы сможем жить в мире. Хватит с меня.

Когда мы останавливаемся на подъездной дорожке, только начинает светать. Дюбуа открывает дверь гаража, и когда мы начинаем въезжать, нечто на двери, ведущей в дом, бросается мне в глаза.

— Стоп!

Я выхожу из машины и нахожу у порога изуродованного до неузнаваемости кролика. На двери его кровью написаны слова:

«Я ОХОЧУСЬ НА КРОЛИКА»

Слышу позади проклятия Дюбуа и бегу из гаража в дом, чтобы убедиться, что она невредима. Когда я оказываюсь в прихожей и отключаю сигнализацию, мое сердце стучит в горле от оглушающей тишины.

— Джесс! Кристина! — кричу я.

Тишина.

Блядь! Блядь! Блядь!

Боже, пожалуйста, не отнимай мою семью. Я не смогу пережить это снова.

— Мы здесь, сынок.

У меня подкашиваются ноги от облегчения, когда я захожу в гостиную: Джессика, прижав к себе сумочку, свернулась комочком возле моего отца и спит. Ее щеки опухли от слез. Она обута в теннисные кеды, на ней черные штаны для йоги и серая толстовка. Меня охватывает желание взять ее на руки и отнести к себе в спальню, укутать в мягкое одеяло и сидеть с ней в обнимку возле камина. Я хочу остановиться и жить с ней этим моментом.

— Она в порядке? — спрашиваю я хриплым голосом.

Он хмурится и потирает заспанные глаза.

— Смотря, что под этим понимать. Сын, тебе многое нужно объяснить.

Мое сердце колотится в груди. Что он знает? Мысли все еще бесконтрольно мечутся в голове, когда Джесс просыпается. Страх мелькает в ее глазах, когда она садится и видит меня.

Чертов страх.

Сколько раз я избивал ее, унижал, угрожал, а она стала бояться меня только сейчас?! А ведь все, чего я хочу, это прожить остаток жизни, поклоняясь ей? Что, блядь, случилось, пока меня не было?

— Я знаю о книге.

Моя кожа леденеет, когда я слышу ее пугающие слова. Конечно, она, черт побери, знает. Любопытная женщина узнала код доступа в мою спальню, а сейф открывается тем же проклятым кодом!

— Детка, дай мне объяснить…

— Нет! — шипит она. — Ты — убийца, Брэкстон! Я не буду очередной страницей в твоей книге. Это мое последнее гребаное «прощай». Скатертью дорожка. Ты — монстр, и не лучше моего мужа.

Ее слова врезаются в меня, пробуждая мою черную душу. «Муж». «Монстр». «Прощай». Отец пытается успокоить ее, Дюбуа что-то говорит мне, но ярость оглушает меня, и я больше ничего не слышу. Не могу больше удерживать ее. Пора мне сделать то, что лучше для нее.

— Свяжи Банни. Ее пребывание здесь окончено. — Мои слова холодны и безразличны. В комнате стоит тишина, пока до каждого из них доходит смысл моих слов.

Дюбуа первый приступает к действиям. Он хватает Джесс и тащит ее, кричащую, в гараж. Когда он, наконец, вытаскивает ее из комнаты, я ловлю на себе разгневанный взгляд отца.

— Брэкстон Кеннеди, я не знаю, что, черт возьми, происходит, но мы исправим это. Поговори со мной, сынок. Что бы это ни было, не делай этого. Джессика любит тебя, а ты любишь ее. То, что ты собираешься сделать, будет концом. Это ошибка.

Я отмахиваюсь от него.

— Папа, мы поговорим, когда я вернусь. Скажи Картье, чтобы отвез Кристину домой. Держи их в безопасности.

Выключи сердце, Бракс.

Думай головой.

Я отключаю эмоции и решаю сделать то, что необходимо.

Слезы должны катиться по раскрасневшимся щекам игрушки, и ее мольбы должны становиться более отчаянными с каждым километром.

Но не с ней. Банни другая. Всегда была и всегда будет.

Дюбуа крепко связал ее: запястья и лодыжки стянуты галстуком, а шарф так сильно натянут через открытый рот, что почти душит ее.

Тем не менее, вместо того, чтобы просить и плакать, она смотрит на меня. Страх, который был в глазах, ушел, и теперь ненависть наполняет черты ее лица. Эта ненависть направлена не только на меня. Она направлена на каждую негативную ситуацию, которая когда-либо происходила с ней: потеря Грейс, проституция, наркотики, побои от ублюдка, которые она пережила в отеле, и все, что я сделал с ней.

Все игрушки в конце пытаются избежать неизбежного. И она тоже должна.

Каждый чертов раз одно и то же.

Пожалуйста, не избавляйтесь от меня, сэр.

Но Джесс не похожа на них. Ее глаза сверкают яростной решимостью. Если бы у нее было оружие, она бы использовала его против меня. Эта мысль выворачивает меня наизнанку. Это неправильно.

Перевожу взгляд с женщины, которую люблю, на линию деревьев вдоль границы штата Вашингтон. Мы почти на том месте, где каждая игрушка встречает свой конец. Где я отряхиваю пыль со своих рук и начинаю все заново. Но сейчас мне хочется заорать от разочарования. Я хочу найти другой способ, хочу заставить ее увидеть что-то хорошее во мне. Вот только это единственный правильный путь.

— Еще десять минут, сэр, — заверяет меня Дюбуа с водительского кресла.

Я смотрю в его глаза в зеркале и киваю, прежде чем повернуться к окну. Когда мы замедляемся, а затем сворачиваем на гравийную дорогу, которая ведет в лес, Джессика начинает рычать через шарф.

Никакого страха.

Только ненависть. Ненависть. Ненависть.

Боже, все должно было быть не так!

— Ты была забавной, — лгу я сквозь зубы. Она была радостью каждую секунду каждого дня, что я провел с ней. Больше, чем радость: она склеила разбитые части меня. — Но теперь пришло время попрощаться.

С игрушками покончено. Я решил уйти от дел. Продам отель и позабочусь о папе — вот мои новые приоритеты. Больше не будет другой женщины. Это мое наказание — существовать без солнца. Если я не могу сделать Джессику своей и обеспечить ее безопасность, тогда это единственный выход.

Дюбуа выходит из машины, и я слышу, как он переговаривается на русском с Матвеем. Джессика как будто понимает язык, и округляет глаза от удивления. Удивлена ли она своей судьбе, в которой была так уверена секунду назад?

— Время сказать прощай, Банни.

Я хочу поцеловать ее, как и всех остальных. Но Банни другая. Если я прикоснусь к ее пухлым губам, то не смогу сделать то, что необходимо. В груди что-то сжимается в знак протеста.

Она не вздрагивает, когда я протягиваю руку, чтобы вытащить шарф из ее рта. Жду, что она будет просить и молить за свою жизнь, как все они. Чтобы я продлил ее дерьмовую жизнь. К сожалению для нее, это больше не в моей власти.

— Подумать только, я ведь действительно верила, что ты любишь меня. — Ее голос дрожит, но не от страха, а от предательства. Это глубоко ранит меня.

Делаю глубокий вздох и стараюсь не смотреть на нее. Бывало, я трахал свою игрушку на прощание. Но не ее. Не Джессику, черт побери, Кеннеди. Я хочу забрать ее. Подарить весь мир. Вечно целовать. Заниматься любовью с женщиной, которая владеет моим сердцем.

— Банни, я не люблю тебя. Никогда не любил.

Она с отвращением сжимает губы и качает головой.

— Надеюсь, что буду преследовать тебя в твоих снах, Бракс. Каждую ночь. Хочу, чтобы ты думал о том, что ты потерял.

Я наклоняюсь вперед и вдыхаю ее запах, но не целую.

— Несомненно, Джессика. Я буду думать о тебе каждую секунду каждого дня до конца своей дерьмовой жизни.

Осторожно выдергиваю прядь из пучка ее темных волос и закручиваю на кончиках пальцев. Она расслабляется от этого жеста, и я хочу остановить время. Хочу растянуть несколько секунд до вечности.