Порноброкер - Страница 1

Она была воплощенной мечтой половозрелого юнца.

Изысканно очерченные изгибы обнаженного тела подчеркивались ровным загаром, белокурые волосы волной рассыпались по бархатным плечам. Она занималась любовью небрежно, с коробящей непринужденностью. Видимо, оба партнера отличались особой выносливостью, потому что это занятие продолжалось черт знает сколько времени — так долго, что у самого привычного зрителя стекленели от усталости глаза. Наконец они раскатились в стороны и улеглись, глядя друг на друга.

Блондинка трепетно улыбнулась, и ее партнерша — брюнетка с мальчишеской фигурой и армейской стрижкой — широко и так же трепетно улыбнулась ей в ответ.

Раздался щелчок выключаемого проектора, затем комната снова озарилась мягким светом настольной лампы.

— Это стоит пятьдесят долларов, мистер Холман, — бесцветно произнес Варгас. — Столько я уплатил по чеку, когда неизвестный доброжелатель прислал мне эту пленку. К ней приложен список других увлекательных домашних фильмов за ту же цену. Как минимум в трех из них в центральной роли фигурирует та же белокурая секс-бомба, Мариза. Я цитирую краткое содержание.

— А что вам за дело до этой Маризы? — спросил я.

— Она моя дочь, — напряженно выговорил он.

Он замолк, глядя перед собой, словно надеясь, что проектор вдруг покажет что-нибудь такое и ему не придется больше ничего объяснять.

Клод Варгас был философом, но при этом он еще обладал идеальной для философа внешностью в представлении большинства населения. Густая грива седых волос, широко расставленные добрые серые глаза, длинный прямой нос и твердо очерченный рот с таившейся в уголках усмешкой — все это объединялось в такой со. — вершенный образ, какой создатели рекламы могли бы искать сто лет, затратить миллион долларов и все же не найти. Достаточно было одного взгляда на его продуманно помятый костюм, чтобы инстинктивно почувствовать, что такой ум редко спускается в мирские пределы, населенные менее значительными существами.

Из рядового профессора одного еще более рядового университета он за прошедшие два года внезапно превратился в фигуру национального масштаба. Его книга «Homo Sapient» («Человек Мудрствующий») возглавила список бестселлеров научно-популярной литературы, и с того момента к прежней жизни возврата уже не могло быть. Он стал любимцем телевидения и всевозможных шоу, и доход от этого вида деятельности во много раз превысил то, что он получал за чтение лекций. Я попытался про себя пожалеть его. Как он сам сказал, чем человек больше, тем более он уязвим. И вот он обнаружил, что его дочь стала подпольной порнозвездой, и теперь сидел передо мной с таким лицом, словно истекал кровью внутри.

— Ее мать умерла, когда Мариза была совсем маленькая, — сказал он.

— Вы вызвали меня, чтобы расписывать полный психоанализ вашей дочери? — проворчал я.

— Нет. — Он запустил пятерню в свою гриву, и седина серебряно сверкнула в свете лампы. — Я вызвал вас, чтобы вы прекратили это. — Он мотнул головой в сторону молчавшего проектора. — Это просто отвратительно!

— Если вас беспокоит, что подобная слава повредит вашей репутации, то сейчас уже поздно, — развел я руками. — Ваш неизвестный доброжелатель, приславший пленку, вполне возможно, задумал вас по-дружески шантажировать. И он лишь первый в длинном ряду подобных вымогателей. Даже если бы мне каким-то образом удалось помешать вашей дочери сниматься в дальнейшем, исправить тот вред, который уже нанесен, немыслимо. Единственное, что вам осталось, — научиться жить с этим. Я знаю пару других отцов, столь же известных в своих областях, как вы в своей философии, которые поступили именно так.

— Вы спешите с выводами, мистер Холман, — возразил он. — Меня не волнует моя репутация. Меня волнует судьба моей дочери. Я уверен, что она занимается этим не по доброй воле.

— С чего вы взяли? — терпеливо спросил я.

— Да просто она не такая! — Он яростно поглядел на меня, осмелившегося противоречить ему. — Я понимаю, что кажусь вам недалеким провинциальным папашей, но я говорю правду! Она, случалось, выкидывала всякие штучки, и выкидывает до сих пор, но такими вещами никогда бы не стала заниматься добровольно.

— Вот речь настоящего мудрого отца! — воскликнул я с иронией.

— Я уверен, она чувствовала себя счастливой, пока мы жили в своей тихой академической заводи в Канзасе, — медленно проговорил он. — После того как вышла моя книга, наш стиль жизни полностью изменился. Маризе это не нравилось. Наверное, ей не хотелось делить меня со множеством чужих людей, неожиданно ворвавшихся в наш мир. Она — мое единственное дитя, и с тех пор, как умерла ее мать, мы очень сблизились. По-видимому, изначально во всем виноват я — не понимал, что происходит, пока не оказалось слишком поздно.

— Слишком поздно? — выполняя служебные обязанности, я выводил его на нужную линию.

— Полгода назад она убежала из дома. Оставила короткую записку, где говорилось, что поскольку я в ней, очевидно, больше не нуждаюсь, то она попробует найти свою дорогу в жизни сама. — Он посмотрел на тлеющий кончик своей трубки. — Ирония судьбы! Она всего лишь последовала совету, который я изложил в книге, а потом так щедро повторял в своих интервью: вытолкните птенца из гнезда, пусть он сам заботится о себе, никто не учится на чужих ошибках, и так далее, и тому подобное!

— Значит, вы ничего не предприняли после ее ухода?

Он устало пожал плечами.

— А что я мог сделать, кроме как выставить себя полным дураком? Она уже взрослая, ей двадцать два года. Я все надеялся, что она подаст какую-нибудь весточку — позвонит или хотя бы открытку пришлет. Но первая и последняя новость о ней за эти шесть месяцев заключалась в этой анонимной посылке.

— Вы сами сказали, что она уже взрослая, — проворчал я. — Так что ни вы, ни я не имеем права указывать ей, что делать.

— Все, о чем я вас прошу, — выясните, сама ли она выбрала свой путь или же ее заставляют это делать, — отчетливо проговорил он.

— Я могу попытаться, — безо всякого энтузиазма отозвался я. — Шесть месяцев — долгий срок. У нее есть близкие друзья?

— Все ее друзья остались в Канзасе, — ответил он. — Мне следовало бы раньше задуматься и об этом. После отъезда оттуда я все время был так занят, что даже не нашел времени спросить ее, чем она занимается и как ей живется. Мне казалось, что эта огромная квартира и вся роскошь должны радовать ее.

— Ах, — с чувством произнес я, — да если бы вы знали!

Он покраснел, затем неохотно усмехнулся.

— Ненавижу шпика, особенно когда он прав. Насколько мне известно, она не завела новых друзей. Куда она направилась, выйдя отсюда, с кем виделась — я теперь только гадаю.

— А этот список порнофильмов, — напомнил я, — на нем, вероятно, есть обратный адрес.

— Магазин «Новинки Вилсона», на Стрипе, — быстро ответил он. — Сначала я хотел отправиться туда сам, но потом понял, что здесь нужен специалист. У вас, мистер Холман, в Голливуде репутация человека, умеющего достигать результатов, соблюдая максимальную осторожность. — Он криво усмехнулся. — Моя проблема тоже некоторым образом относится к области кино.

— Да уж, самым непосредственным, — подтвердил я. — Скажите, у вашей дочери не возникало каких-нибудь особых причин убегать из дома?

— Особых причин? — нахмурился он. — Что вы имеете в виду?

— Между вами не произошло какого-то крупного спора, стычки, ссоры?

— Нет, — отрезал он. — Ничего подобного у нас не было.

— Что ж, я пороюсь в этом деле, если хотите, — согласился я, — но гарантировать ничего не могу. А время мое стоит дорого.

Он кивнул.

— Я понимаю и ценю вашу честность, мистер Холман.

Мой агент придумает какой-нибудь способ внести ваш гонорар в список расходов...

Он внезапно замолк, потому что дверь в гостиную отворилась и вошла рыжеватая блондинка лет тридцати, с бледно-голубыми глазами под тяжелыми веками.