Порно - Страница 106
ЕБАТЬ БОГА В ДУШУ
Я не верю во все это религиозное дерьмище, от этих ублюдков еще больше проблем, чем от извращенцев, а в Ирландии так и вообще. Давно доказано, што все священники — те же самые извращенцы и все такое, так што если задуматься над всем этим, получаетца любопытная картинка. Мерфи — покойник. Вот основная проблема некоторых уродов: они никогда не думают головой, прежде чем што-то делать. Мозгов у них нет ни хуя.
Приходит Кейт, она делает мне чай и укладывает ребенка, а потом идет в ванную мыть голову. Теперь она ее сушит. Я ни хуя не понимаю, зачем ей проделывать всю эту поебень с волосами, если она остаетца дома. Может быть, это она к утру готовитца, для работы, в этом своем сраном магазине одежды. Бля буду, есть какой-нибудь пидор, который работает там же или в каком-нить еще магазине поблизости, какой-нибудь пидор, который положил на нее глаз. Такой смазливый мальчишечка, типа нашего Психа, у таких обычно никакой совести ни хуя нет, они просто пользуют женщин и все.
Если только она не положит глаз на такого, как он. Что заставляет меня задуматца.
— Ты помнишь, што у нас было, когда мы с тобой познакомились? — спрашиваю я.
Она смотрит на меня и выключает фен.
— Ты о чем? — говорит она.
— Ну, когда мы в первый раз занимались сексом и все такое?
Теперь она смотрит на меня так, как будто до нее наконец доперло, о чем я говорю. То есть она думает об этом и все такое.
— Это было сто лет назад, Френк. Ты тогда только вышел из тюрьмы. Это не имеет значения, — говорит она, слегка поморщившись.
— Теперь не имеет. Зато имеет значение другое — знает ли про это еще кто-нибудь? Ты ведь никому ничего не рассказывала, а?
Она закуривает сигарету.
— Нет.
— Даже этой сучке Эвелин? — уточняю я. И прежде чем она успевает ответить, я говорю: — Потому што я знаю, што бывает, когда бабы собираютца вместе. Они начинают трепатца. Так ведь?
И вот тут она задумывается как следует. Ей бы лучше мне не врать, бля, ради ее же блага.
— Нет, об этом я никому не рассказывала, Френк. Это личное, да и случилось все это давным-давно. Я и думать об этом забыла.
Ага, она, значит, об этом не думает. Она думать забыла о том, што провела две недели с парнем, который даже выебать ее не мог как следует. Хуя с два она об этом не думает.
— Значит, вы, бля, об этом не говорите, ты и эта блядь Эвелин и эта еще, с волосами, как, бля, ее зовут…
— Рона, — говорит она.
— Ну да, бля, Рона. Ты што, хочешь сказать, што вы об этом не говорите? О своих мужиках и все такое?
Глаза у нее становятца большие и испуганные. Интересно, бля, чего это она так боитца?
— Ну да, говорим, — отвечает она. — Но не о таком…
— Не о каком?
— Ну, не обо всяких интимных вещах, о том, што происходит в постели.
Я пристально смотрю ей в глаза.
— Значит, ты не разговариваешь со своими подругами о том, што у нас с тобой происходит в койке?
— Разумеетца, нет… а што такое Фрэнк? Што случилось? — спрашивает она.
Я тебе, бля, сейчас расскажу, што случилось.
— Ладно, а што по поводу того раза, когда мы всей кодлой сидели в «Черном лебеде», помнишь? Там еще Эвелин была, и эта, с волосами, как, ты сказала, ее зовут?
— Рона, — говорит она, явно нервничая. — Но Френк… Я щелкаю пальцами.
— Рона, ну да, бля. Так, теперь помнишь того урода, с которым ты была до меня, которого я тогда отпиздил в городе? — спрашиваю я, глаза у нее становятца, словно два блюдца. — Я помню, мы тогда в «Черном лебеде» были, и ты сказала, што он все равно был полным дерьмом в постели, ведь ты так тогда сказала, помнишь?
— Френк, это глупо…
Я показываю на нее пальцем.
— Отвечай на вопрос, бля! Ты это говорила или не говорила?
— Ну да… но я сказала так, потому што… я была рада, што мы расстались… я была рада, потому што у меня появился ты!
Рада, што у нее появился я. Рада была расстатца с этим пидором.
— Так, значит, ты это просто так сказала, ради красного словца. Штобы произвести впечатление на своих недоебанных подруг.
— Нуда! — Она торжествует, ей кажетца, што она наконец сорвалась с крючка.
Она не понимает, што таким образом она только што загнала себя еще глубже в это дерьмо. Все эти драные бляди просто не умеют держать язык за зубами, и поэтому вляпываютца по самые уши.
— Так. Значит, это было вранье, и он не был дерьмом в постели. Он был просто великолепен. Он был, бля, куда лучше меня. Так, што ли?
Она почти плачет.
— Да нет, нет, я имею в виду… не важно, какой он был в постели, я сказала это только потому, што я его ненавижу… потому што я была рада избавитца от него. Не важно, хорош он был в постели или нет.
В ответ на это я только улыбаюсь.
— Значит, ты это сказала только потому, што у вас все закончилось.
— Ну да.
Она порет херню. Это ей не поможет.
— А што случитца, если мы с тобой разбежимся? Если у нас все закончится? Ты начнешь говорить то же самое про меня, во всех кабаках по всему Лейту? Так, што ли?
— Нет… нет… все не так… Я ее предупредил, бля: Што… ну, разумеетца, не рассказывала. Это только между нами. Кому какое дело.
— Правильно, — говорю я. — То есть ты никому ничего не говорила?
— Нет.
— Даже этой сучке Эвелин? — уточняю я. И прежде чем она успевает ответить, я говорю: — Потому што я знаю, што бывает, когда бабы собираютца вместе. Они начинают трепатца. Так ведь?
И вот тут она задумывается как следует. Ей бы лучше мне не врать, бля, ради ее же блага.
— Нет, об этом я никому не рассказывала, Френк. Это личное, да и случилось все это давным-давно. Я и думать об этом забыла.
Ага, она, значит, об этом не думает. Она думать забыла о том, што провела две недели с парнем, который даже выебать ее не мог как следует. Хуя с два она об этом не думает.
— Значит, вы, бля, об этом не говорите, ты и эта блядь Эвелин и эта еще, с волосами, как, бля, ее зовут…
— Рона, — говорит она.
— Ну да, бля, Рона. Ты што, хочешь сказать, што вы об этом не говорите? О своих мужиках и все такое?
Глаза у нее становятца большие и испуганные. Интересно, бля, чего это она так боитца?
— Ну да, говорим, — отвечает она. — Но не о таком…
— Не о каком?
— Ну, не обо всяких интимных вещах, о том, што происходит в постели.
Я пристально смотрю ей в глаза.
— Значит, ты не разговариваешь со своими подругами о том, што у нас с тобой происходит в койке?
— Разумеетца, нет… а што такое Фрэнк? Што случилось? — спрашивает она.
Я тебе, бля, сейчас расскажу, што случилось.
— Ладно, а што по поводу того раза, когда мы всей кодлой сидели в «Черном лебеде», помнишь? Там еще Эвелин была, и эта, с волосами, как, ты сказала, ее зовут?
— Рона, — говорит она, явно нервничая. — Но Френк… Я щелкаю пальцами.
— Рона, ну да, бля. Так, теперь помнишь того урода, с которым ты была до меня, которого я тогда отпиздил в городе? — спрашиваю я, глаза у нее становятца, словно два блюдца. — Я помню, мы тогда в «Черном лебеде» были, и ты сказала, што он все равно был полным дерьмом в постели, ведь ты так тогда сказала, помнишь?
— Френк, это глупо…
Я показываю на нее пальцем.
— Отвечай на вопрос, бля! Ты это говорила или не говорила?
— Ну да… но я сказала так, потому што… я была рада, што мы расстались… я была рада, потому што у меня появился ты!
Рада, што у нее появился я. Рада была расстатца с этим пидором.
— Так, значит, ты это просто так сказала, ради красного словца. Штобы произвести впечатление на своих недоебанных подруг.
— Нуда! — Она торжествует, ей кажетца, што она наконец сорвалась с крючка.
Она не понимает, што таким образом она только што загнала себя еще глубже в это дерьмо. Все эти драные бляди просто не умеют держать язык за зубами, и поэтому вляпываютца по самые уши.