Попугаи с площади Ареццо - Страница 113

Если бы он мог вымарать из памяти ту ночь с Мег… Если бы он хотя бы перестал о ней вспоминать! К сожалению, одна весьма важная деталь не давала ему забыть об этом случае: ему очень понравилось заниматься с ней любовью, и он сам был в ту ночь неутомимым любовником, он вызвал у нее оргазм. Обдумывая все это, он пытался придумать другие объяснения, не сводящиеся к личности партнерши: действие алкоголя, то, что все произошло так неожиданно… Ему удалось найти лишь одну внятную простую причину, которая показалась ему убедительной: Мег была для него не слишком привлекательна. Так вот почему он смог так долго заниматься с ней любовью, резвиться и так и этак… Значит, решение просто: чтобы у него все не происходило чересчур быстро, ему надо спать с женщинами, которые ему не нравятся!

Он стал обдумывать эту теорию, тем более что ее подтверждали наблюдения из его школьной жизни: когда им задавали перевод с латыни, он не блистал особыми достижениями, если только в тексте не было серьезных трудностей. Если учитель давал им несложный текст Цицерона, он получал средненькую оценку, а вот если на них сваливался запредельный Тит Ливий или заковыристый Лукреций, Вим преодолевал все трудности и оказывался лучшим в классе. Может, и с любовью то же самое? Такой уникальный случай, когда желаешь одних, а наслаждение получаешь с другими.

Вечером, увидев, что в галерею вошла малоприятного вида американка в шортах, с коротким ежиком на голове и землистого цвета лицом, он решил проверить свою теорию. Он сопровождал ее от картины к картине, увивался вокруг, развлекая ее рассказами, — словом, самым беззастенчивым образом добивался ее внимания. Сперва она не поняла, что происходит, потом догадалась, но сомневалась, а когда она убедилась в своей правоте, то покраснела и растерялась, не зная, смущаться ей или радоваться. Когда она уже стояла в дверях, он не отпустил ее, а настаивал, что хочет вручить ей свою визитку, и между делом признался, что его бы невероятно порадовало, если бы когда-нибудь он смог провести с ней вечер. Ей это показалось подозрительным, хотя искушение было сильным, — а он тем временем умудрился подобраться к ней совсем близко и со значением вложил ей в руку свою визитку. Как раз в этот момент появилась Мег и с удивлением взглянула на них. Вим сразу скис. По его реакции американка заключила, что Мег — его жена.

— Bastard![7] — воскликнула американка.

Потом гневно отпихнула Вима, швырнула его визитку на пол с такой злостью, что казалось, она сейчас еще и плюнет себе под ноги.

Вим в оцепенении смотрел ей вслед… Хорошо, что на этом все и закончилось. Хоть быстро. Кажется, он не смог бы довести проверку своей гипотезы — «я хороший любовник только с женщиной, которая мне не нравится» — до конца.

Пристальный взгляд Мег его смутил. В тот момент, когда он заметил этот взгляд, одновременно его настигла неприятная мысль, что он просто жалкий тип. И почему-то чувство вины. Что же с ним происходит?

Прошло три дня, и анализ ДНК подтвердил, что на платке Петры фон Танненбаум присутствовали следы спермы Захария Бидермана.

Когда об этом сообщили по радио, Вим и Мег были в галерее вместе. Им все еще было трудно поверить, что Петра могла стать жертвой сексуальной агрессии. И хотя они упрекали себя за эти сомнения и внушали себе, что должны воспринимать ее как женщину, которая подверглась насилию, им не удавалось выжать из себя ни капли сочувствия.

Когда Петра появилась перед ними с победным видом, Вим счел нужным перед ней извиниться:

— Мне жаль, Петра, что я вам не поверил. Это мерзко. Собственно, я вел себя как другие мужчины — не поверил в возможность насилия. Прошу вас меня простить.

— О’кей, о’кей.

Вим удивился такому великодушию. Чтобы он догадался о его причинах, Мег, которая сидела, уткнувшись носом в компьютер, сказала:

— В Интернете все только об этом и говорят.

— Вот видите! — с гордостью воскликнула Петра. — А в «Матен» выходит интервью со мной на целый разворот.

— На целый разворот? Ничего себе!

И Петра собралась уже спуститься к себе, причем лицо у нее было явно радостное.

— Петра, вам удобно в том жилье, которое вам отвели внизу?

— Отлично, милый мой, все отлично. — И на этой волне взаимных любезностей она добавила: — И знаете, милый, вы можете и дальше спать с домработницей, меня это абсолютно не смущает.

Тут она с непринужденным видом указала на Мег, сидевшую за спиной у Вима, — ошарашенный вид девушки показался ей весьма забавным, поэтому она расхохоталась и удалилась к себе.

Вим сглотнул слюну, затылок у него горел огнем, и он не смел оглянуться.

А Мег показалось, что она за мгновение прибавила в весе тонну. Значит, ее чувственные мечты с участием Вима были все-таки воспоминаниями, хоть и сдобренными алкоголем, но все же имеющими отношение к реальности. Она вздрогнула и не нашла ничего лучше, чем крикнуть вслед Петре:

— Я не домработница!

В тот день Мег и Вим старались держаться друг от друга подальше, и это оказалось непросто, потому что по работе им все время приходилось пересекаться. Они старались, по крайней мере, не разговаривать и не смотреть друг на друга.

В конце дня эти усилия привели к обратному эффекту: оттого что они не могли обратиться друг к другу ни словом, ни взглядом, в воздухе накопилось такое напряжение, что они были в состоянии думать только друг о друге, ощущая эти мысли как некую лучистую огромную сияющую помеху, затмившую все остальные дела.

В семь вечера Мег рассудила, что ей станет легче, если она уйдет домой. Вим скрывался на кухне, так что она зашла туда с ним попрощаться.

На стол была выставлена бутылка виски и два стакана. А рядом сидел Вим, подпирая голову рукой.

Она поняла и севшим от волнения голосом предложила:

— Выпьем немножко?

— Давно пора, — глухо ответил Вим.

С тех пор они не расставались ни днем ни ночью. Ночью они были любовниками, днем — просто коллегами. Ночное существование отделяла от дневного непререкаемая граница. Чтобы преодолеть ее, они пользовались двумя средствами: виски в подступающих сумерках и сон утром. Пройдя через эти шлюзы, Мег, которая ночью была неиссякаемым источником сладострастия, превращалась в усердную сотрудницу, а Вим, неукротимый эксперт по наслаждениям, снова становился почтенным директором галереи.

Как-то, когда вот-вот должно было стукнуть семь вечера и Вим рылся на полке в поисках бутылки бурбона, он чуть было не сломал эту систему, проговорив: «Неужели нам необходимо стать алкоголиками, чтобы спокойно пережить этот роман, а, Мег?» — но тут же осекся, показав Мег, что жалеет о сказанном, и вернулся к той роли, которая ему полагалась в это время суток.

Петра фон Танненбаум давала интервью направо и налево, была страшно занята собственной славой и не обращала на них никакого внимания. Ее запросы ограничивались тем, что время от времени Виму полагалось сопровождать ее на премьерах и вернисажах, чтобы поддерживать в умах людей представление о том, что они живут вместе.

Мег не выказывала никакого недовольства по этому поводу, общалась с Петрой отстраненно, скрупулезно выполняя все профессиональные обязанности, в ее поведении не было ни малейших проявлений ревности, она не протестовала, когда соперница уводила Вима, а сама совершенно не претендовала на роль официальной спутницы.

Вим был внутренне очень благодарен Мег за понимание, но все же это его удивляло. Как-то вечером, после второго бокала виски, не дожидаясь того состояния охмеления, которое требовалось им, чтобы перейти в состояние любовников, он уставился на Мег с озадаченным видом:

— Мег, а вам не мешает присутствие Петры?

— Ни в малейшей степени.

— Что, правда?

— Правда. Пока вы ее терпите, я тоже вполне могу ее потерпеть. И мне необязательно, чтобы наша с вами жизнь соответствовала каким-то формальным правилам.