Попс - Страница 6
Мать Насти, Лариса, ставит на стол тарелку с куриным филе. Четыре куска, каждому строго по одному. Мы сидим за круглым столом в большой гостиной. Настя с родителями недавно переехали в «трешку» у Павелецкой, сделали в ней дорогой ремонт. Раньше они жили в однокомнатной, как и мы.
Настин отец наливает в бокалы красное вино.
Он говорит:
– Ну, за встречу, за то, чтобы все у нас было, как надо.
Лариса морщится.
– Хоть бы раз сказал что‑нибудь интересное. Так надоели твои банальности…
Мы чокаемся, я отпиваю. Вино терпкое, кислое. Я не люблю сухое. По мне – лучше портвейн.
Лариса отрезает кусок филе, начинает жевать.
– А ведь вкусно получилось! Понимаю, что себя хвалить неудобно, но мне так надоела еда на работе за эту неделю… Представляешь, Саша, на кухне сломалась «посудомойка», и всю неделю еду подавали в пластмассе. Это ведь невозможно – в пластмассе и вкус совершенно другой, какой‑то искусственный… Скажи, Петя?
Родители Насти работают в немецкой фармацевтической фирме «продакт – менеджерами». Настя говорила, что всего лет пять назад они оба были врачами, работали в районных поликлиниках, еле сводили концы с концами. Потом отец по знакомству устроился в эту фирму и скоро перетянул туда Ларису. Какие у них зарплаты, Настя не говорит. Но, судя по тому, что они себе позволяют, очень немалые.
– …Вообще, вся неделя была сумасшедшая, – продолжает Лариса. – Готовились к презентации новой мази – премиум – класса.
– Что значит – премиум – класса? – спрашивает Настя. – Нет, я понимаю, что пиво бывает «премиум», что‑то еще, а чем эта мазь отличается от обычной?
– Ценой.
– Только лишь?
– Да. – Лариса улыбается. – Если покупатель готов платить больше, почему бы не дать ему эту возможность? Он платит больше, а взамен получает… ну, ощущение, что купил продукт более высокого класса. А, кроме того, у конкурентов этот ценовой сегмент еще не заполнен…
Настина комната обставлена мебелью из «ИКЕА»: стеллажи из некрашеного дерева, письменный стол с компьютером, большой белый диван с подушками. На стеллажах – десяток Настиных книг по экономике и штук тридцать компактов в стиле техно – другой музыки она не слушает.
Я обнимаю Настю, мы целуемся. Настя берет мою руку, просовывает себе сзади в джинсы. Пальцы касаются гладкой кожи.
– А они не заглянут? – Я киваю на дверь.
– Никогда в жизни. Уважают мою независимость. Я не вмешиваюсь в их дела, а они – в мои. А у тебя разве не так?
– В общем, так. Только у нас – одна комната.
– Да, извини. Я забыла.
Настя стаскивает покрывало с дивана на пол. Мы ложимся на него. Она расстегивает мне рубашку.
Мы лежим на покрывале, голова Насти у меня на плече. Я разглядываю потолок – только что побеленный, без единого пятнышка. Форточка приоткрыта. Грохочет проезжающий мимо трамвай.
– Жалко, что лето кончается, – говорит Настя. – Я так не люблю осень. Нет, сентябрь еще ничего. А потом погода испортится, станет холодно…
Я встаю, подхожу к окну. За ним – желтеющие листья и кусок синего неба над домами.
– Одно радует, что мы куда‑нибудь съездим на Новый год, – продолжает Настя. – Туда, где всегда тепло. Мама предлагает Таиланд, а папа хочет на острова…
За окном кухни синеют сумерки. Светится зеленым заправка «Бритиш Петролеум».
Я кладу на стул блокнот с текстами, включаю электрочайник. Последняя моя песня – про ментов. Она так и называется «Я убиваю мента». Слегка примитивно, но это – фигня, главное, что в песне есть «мессидж». Не петь же про девок или бухло.
В комнате звонит телефон. Дверь открывается, мама выносит мне трубку.
Я говорю:
– Алло.
– Алло. Здрасьте. Я насчет объявления в Нете – насчет сбора состава. У нас тут уже есть состав, но нам как бы нужен лидер…
Чуваку, судя по голосу, лет пятнадцать, а может, и меньше. Я спрашиваю:
– А играете вы давно?
– С той осени. Но так, не особо серьезно… Репетировали на базах весной. Пять или шесть репетиций. Тема такая – нам нужен лидер. В принципе, я могу написать песню, сыграть свою партию на басу, остальные разучат свои, но… Но все это как бы не то, нужен кто‑то, кто бы внес креатив. Я понятно выразился, да?
– А что за музыку вы играете? Или хотите играть?
– Да мы еще точно не определились. Вкусы у нас у всех разные. Кого‑то плющит от арт – рока, кого‑то от серфа…
– А я в объявлении вроде писал, что хочу играть панк…
– Ну и панк у нас тоже присутствует, так что есть, так сказать, общие точки…
– В общем, спасибо, но я под себя собираю состав, под конкретный материал… Вряд ли подойду вам в роли лидера…
– Ну, извините.
Электрочайник закипает, отключается. Я бросаю в чашку пакет «Липтона», наливаю кипятку. Звонит трубка. Я жму на «ответ».
– Алле. Я насчет объявления. Вам басист еще нужен?
– Да, пока еще нужен.
– А что за музыка? В смысле, по стилю?
– По стилю – панк – рок.
– А может она продаваться?
– Кто – она?
– Ну, такая вот музыка.
– Вряд ли. Это – проект некоммерческий.
– Ну, тогда извините. Деньги на улице не валяются.
– И из задницы тоже не сыплются…
– Чего – чего?
– Это песня такая была. У группы «Ноль». «Если б из задницы сыпались деньги, я бы ездил на такси без штанов…»
– Не, я такое не слушаю. Я больше старый рок, классику жанра. Ладно, бай – бай.
Поезд метро тормозит. За окнами – сумрачные своды станции. Двери открываются. Две тетки втаскивают тележку с привязанными к ней баулами.
В кармане звонит мобильник. Я достаю его, жму на «ответ».
– Алло.
– Привет, это Клык. Ты сейчас где?
– На Павелецкой, еду домой.
– Может, забьемся – выпьем по пиву, пообщаемся?
– Как‑то неохота сегодня…
– Ладно, не гони… Что ты как не знаю кто?
– Хорошо, где?
– Хотя бы у моего подъезда. На лавочке. Погода, вроде, нормальная…
– Во сколько?
– А ты когда подъезжаешь?
– Через полчаса.
– И нормально. Я, по ходу, пиво возьму – насчет этого будь спок.
Клык сидит на лавке у подъезда. У его ног, на заплеванном асфальте, стоят четыре бутылки «Балтики – тройки». Одну он уже почти выпил.
Мы жмем руки. У Клыка под глазами – желтеющие синяки.
– Ну, че у тебя происходит? – спрашивает Клык. Он открывает зажигалкой вторую бутылку.
– Так, ничего такого. А с кем это ты воевал? После матча, с гостевыми фанатами?
– Не, после матчей трабла давно уже не было. Это я со своей. Пиздимся постоянно. Сначала я ей по щщам настучал, потом она мне…
– Кулаками?
– Она – да, а я ладошками. Если б я ей кулаками – ей бы уже сипец был.
– А из‑за чего?
– Просто так. Не помню уже. Ладно, давай, приступай.
Клык дает мне бутылку. Мы чокаемся, я отпиваю.
– Группу собрал?
– Почти что. Завтра стрелка в метро – и идем потом репетировать.
– А сам ты играть научился?
– Более или менее. Для панка сойдет.
– Ладно, приду на концерт, когда будет – надо послушать, что ты ваяешь.
Из подъезда выходит мужик – лет тридцать, в сером костюме. Клык поднимается, они жмут руки.
– Ну что, классно мы сделали «Рубин»?
– Еще бы. «Спартак» – чемпион! «Паровозы» и «кони» сосут!
– Это правильно!
Мужик достает из кармана ключи, подходит к большому серебристому «мерседесу», садится. «Мерседес» отъезжает.
Я спрашиваю у Клыка:
– Кто такой?
– Симченко. Раньше здесь жил. Теперь мамашу навещает. Тоже фанатовец «Спартака» – может, лет двадцать уже. На выезды ездит. Только за границу, конечно.
– А ты еще ездишь?
– За границу? Ты че, охуел? Когда это я ездил за границу?
– Нет, вообще…
– Очень редко. Только в Раму и в Питер. Неинтересно сейчас, мало экшена, трабл редко бывает. Если пара кентов в щщи получат, разве это трабл?