Попс - Страница 1

Над кроватью Джея – портрет Че Гевары, рядом – красно – желто – зеленый флаг растаманов, фотографии Джелло Биафры, Ноама Чомского, Ральфа Нейдера и прочих «левых», про которых я ни разу не слышал, пока не попал в Америку и не поселился в комнате с Джеем.

Джей достает из шкафа банку от кофе, открывает, высыпает на бумажку «траву», сворачивает косяк. «Траву» выращивают его друзья – они снимают большой старый дом рядом с кампусом колледжа.

Джей поджигает косяк зажигалкой. Он затягивается, передает косяк мне.

За окном – зелень деревьев, красная стена соседней общаги и далекие горы. Из колонок звучит «Dead Kennedys», песня «Too Drunk To Fuck» – «Слишком пьян, чтобы трахаться».

Я затягиваюсь, отдаю косяк Джею. Он спрашивает:

– Когда ты летишь домой? Ты говорил уже, вроде, но я забыл…

– Послезавтра.

– А я уеду в понедельник. Останусь на уикенд. На церемонию, конечно, не пойду – я ни мантию, ни шапку не заказывал. Можешь представить меня в шапке и мантии, на этой тупой выпускной церемонии?

– Нет, не могу.

– Это придумано для идиотов, а большинство людей и есть идиоты. Вся жизнь у них расписана заранее. В колледже надо бухать, трахаться, курить «траву», но при этом еще и учиться, чтобы не выгнали. Потом получить диплом, напялить шапку и мантию – пусть полюбуется родня из Айовы, такая же тупая. Потом – найти работу, просиживать штаны, делать карьеру, получать повышения. Скука, короче…

Я киваю. Джей затягивается, отдает мне косяк, продолжает:

– А мы устроим нормальную радикальную «парти» у Дэна: упьемся текилой под правильную музыку. «Dead Kennedys», «Conflict», «Crass». Оставайся и ты, потусуешься…

– Не могу. Билет уже куплен.

– Ладно, забудь. А вообще, домой хочешь? Не надоело здесь за три месяца? Или понравилось?

– Так…

– Говори, что думаешь. Мне не нужна эта жвачка, про то, как здесь все хорошо. Америка – страна идиотов во главе с тупоумным уродом. Надеюсь, что на второй срок его не выберут – хватит сраному ковбою рулить страной. А может, и выберут. Потому что большинство – кретины.

– Наверно.

– Не бойся, скажи мне, что думаешь. Я тебе объяснял свои взгляды сто раз. Надеюсь, когда‑нибудь эта система взорвется…

– И что это будет? Революция?

– Может быть, революция. Может быть, все сгниет изнутри. Неважно.

Джей забирает косяк. Меня начинает вставлять.

– Трава ничего. Ты в Москве часто куришь траву?

– Нет, нечасто. Я не то, чтобы очень любитель…

– Да, в России – главное водка… Шучу. Знаю, это – стереотип…

– В общем, да, стереотип… Но это правда.

Джей кидает окурок в окно, глядит на часы.

– Еще только одиннадцать. Поехали в бар?

– Поехали. А кто поведет?

– Я.

– А не боишься водить под кайфом?

– А я разве когда‑нибудь не под кайфом?

Джей хохочет, я тоже.

Машину обгоняет джип «Рэнглер», в нем сидят человек десять. Чувак в красной футболке висит на подножке, что‑то орет нам. Я его не понимаю. Джей вертит руль, глядя перед собой. Поначалу мне было страшно, а теперь уже все равно.

Бармен льет пиво в бокал Джея. Я отпиваю из своего. В баре – море народу: бородатые мужики в коже и джинсах, студенты в кофтах с эмблемой колледжа, тетки в джинсах – бананах, как в фильмах про восьмидесятые. По телевизору идет без звука американский футбол. Играет музыка кантри.

Мы чокаемся, делаем по глотку. Джей отставляет бокал.

– Алекс, есть для тебя идея.

– Я слушаю…

– Организуй панк – группу в Москве…

– Нафига?

– Ты говорил, что тебе скучно жить, что хотел бы чем‑нибудь заниматься…

– Я не умею играть…

– Херня. Научишься. Это не джаз и не классика. Панк – рок может играть каждый. Главное, чтобы было, что сказать людям.

– Думаешь, у меня есть, что сказать?

– Есть, конечно. Хотя бы, «пошли вы на хуй, уроды!»

Мы хохочем.

– Нет, правда. Я не шучу. Поедем завтра в «пон – шоп» и купим тебе гитару. Я ее подарю тебе. Это будет мой вклад в глобальное продвижение панка.

Людей в баре стало поменьше. В углу два старика играют в «дартс». Элис сидит на коленях у Джея, Джун положила мне голову на плечо. Джей говорил, что в прошлом семестре он и Элис вместе учили «Феминизм и политику». Он часто называет себя феминистом.

Джун спрашивает:

– Алекс, ты тоже изучал экономику, как и Джей? И ты тоже марксист?

– Нет, я изучал электронные технологии. Я не знаю, почему меня к нему поселили. Наверное, по ошибке.

– Как это, по ошибке? Специально, чтобы он из тебя сделал марксиста. У него получилось?

– Не знаю. Со стороны виднее.

– Какой еще марксизм? – Элис поворачивается к нам. – Сейчас две тысячи четвертый год. Какой может быть марксизм в две тысячи четвертом году?

– Очень даже нормальный, – говорит Джей. – Выпьем еще по пиву? Сейчас объявят последний заказ.

Я и Джей ждем на улице. Два чувака ссут на стену бара. Мимо проезжают набитые до отказа машины. Из окон высовываются чуваки и девчонки, что‑то орут.

– Алекс, ты видел, куда делись бабы?

– Нет, не видел. По – моему, в туалет…

– А, по – моему, они просто нас кинули.

– Нет, давай подождем…

– Нечего ждать. Они давно отвалили. Поехали в «ликер – стор», возьмем еще пива…

Джей держит одной рукой руль, другой – банку «Миллера». Он резко тормозит. Машину заносит, задние колеса съезжают с асфальта.

– Знаешь, что я подумал? Надо поставить нормальную музыку.

Джей допивает пиво, бросает банку в окно, наклоняется к бардачку, упершись мне локтем в живот. Он роется в бардачке. На пол летят чеки, рекламные флаеры, жвачки с налипшим мусором, сломанные сигареты. Джей находит кассету, вставляет в магнитофон, жмет на «play». Играет что‑то быстрое и жесткое. Я не разбираю ни слова, но мне наплевать.

– Группа называется «Minor Threat». Они распались лет двадцать назад. Это – старая запись. Как тебе?

– Супер.

– Отлично.

Джей заводит машину.

Я и Джей лежим на полу в нашей комнате, докуриваем косяк. К потолку прилеплен постер «Rock Against Bush» – «Рок против Буша». На нем идиот – президент зажимает уши.

– …Революция случится обязательно, – говорит Джей. – Может быть, даже сначала в России. Потому что у вас это было однажды и потому что у вас сейчас самый дикий, самый ублюдочный капитализм…

Я вырубаюсь.

Дождь. К стеклу прилипают зеленые листья. За Каширкой – деревянные будки строй – рынка и серые коробки домов. По шоссе, одна за другой, едут две фуры «Лиггет – Дукат». С автозаправки выезжает черная «Волга».

Я втыкаю шнур в музыкальный центр, другой конец – в гитару «Fender». Джей выполнил обещание и купил мне ее в «пон – шопе» – комиссионке – за две сотни баксов. Я и не пытался за нее заплатить: у меня оставалось долларов десять.

Настраиваю вторую струну, прижимая ее на пятом ладу. Настраивать научил меня Ант, а заодно показал десяток аккордов. Это было лет пять назад. Я приходил к Анту и бренчал на его гитаре – покрашенной в черной цвет и облепленной картинками. Ант много лет пишет стихи и песни, но никому не показывает и не играет. Он говорит, что все делает для себя, и не хер лезть в душу поэту.

Мы учились с ним в одном классе, потом Ант поступил в иняз, вылетел после сессии, через год поступил в педуниверситет, но и оттуда ушел почти сразу. Сейчас он нигде не работает и не учится, от армии отмазали родители. Знакомые говорили, что Ант «торчит», но правда это или нет, я не знаю. В последний год я с ним виделся редко.

Я смотрю на свое отражение в зеркале «шкафа – купе»: чувак бренчит на гитаре, можно подумать, что что‑то умеет. Но это всего два аккорда – «е – эм» – «дэ – эм», – остальных я не помню.