Попрыгунчик (СИ) - Страница 17

— Так, вы, две истерички. На выход! — скомандовал он.

— Зачем? — еще больше испугалась Юля.

— А я откуда знаю. Мне сказано вас привести, а дальше что хотят, то и будут делать.

— Никуда мы не пойдем!

— Ну тогда я вас прямо здесь застрелю. Скажу, что оказали сопротивление, — по парню было видно, что ему совершенно до лампочки, как будут развиваться дальнейшие события, лишь бы только скорее вернуться обратно в свою кровать. — Меня простят. Заставят только трупики ваши закопать в качестве наказания. Ну, да это не долго, за пару часов справлюсь.

— Пойдем, Юль, — Маша утерла слезы и почти смирилась со своим незавидным положением. — Не будем ему жизнь портить. Что будет, то будет. Хоть не в этой дыре нас прикончат. Впрочем, какая уже разница…

Створка клетки захлопнулась за девушками, и в камере будто стало еще холоднее и темнее.

— Илья, — окликнул я друга, сидевшего рядом все в той же позе. Реакции не последовало. — Илья! Твою мать, ты чего?! — я сильно тряхнул его за плечи, но он только дернулся, словно набитая тряпичная кукла, увлекаемая действиями своего кукловода.

Илья был мертв. Это стало последней каплей — эмоции перебороли разум и впервые за последние десять лет слезы застелили мои глаза и покатились вниз. Лучше бы умер я…

Комментарий к 143

Ага. Сам в шоке…

========== 144 ==========

Психологи говорят, что существует пять последовательных стадий принятия негативных событий: отрицание, гнев, торг, депрессия и, наконец, само принятие.

Я вывел шестую — пустота. Полнейшее ничто, занимающее всё. Оно разливается внутри тебя и снаружи, заполняя каждую клеточку, каждый уголок, куда только сможет дотянуться и даже больше. Только что твой лучший друг был здесь — протяни руку, вот он, улыбается, смеется! И раз — его нет. И больше никогда не будет. Теперь его место в пустоте.

Пустота — оттуда мы все пришли, туда и уйдем. Навсегда.

***

Я сидел, обняв Илью и уперевшись сбоку лбом в его еще теплое плечо, глотая слезы.

— Зачем я потащил тебя в этот гребаный поход? — начал я корить себя вслух, будто бы это могло хоть как-то помочь. — Ты не должен был быть здесь. Права та бабка! Лучше бы сразу рассказал тебе все, развернулся в тот же момент и поехал домой. Сейчас бы сидели с тобой на лекции, ты бы как всегда шутил и мило улыбался. А я бы делал вид, что шутки тупые и ни капли не смешные, но где-то внутри смеялся бы вместе с тобой. Я иногда был таким невыносимым уродом, но несмотря на это ты терпел все мои заскоки и ни разу не отказал в помощи. А я отнял у тебя жизнь! Только я в этом виноват…

— Нет, я виноват, — очень тихо, растягивая слова, засопротивлялся голос Ильи в моей голове, видимо, пытаясь утешить меня. Еще никогда в жизни не говорил сам с собой и, наверное, испугался бы, если такое произошло бы в обычный день. Но сейчас так хотелось еще раз услышать своего друга…

— В чем? Что выбрал в друзья такого идиота? — возразил я, в надежде, что мое подсознание выкинет этот фокус еще раз.

— В том, что мы все уже умерли. Я не хотел. Не знал, — голос зазвучал громче и отчетливее. — Извини, Игорек, — звук сместился вбок. — Ты плачешь?

Я поднял голову с плеча Ильи и, шарахнувшись с испугу, упал со скамейки — тот смотрел на меня растерянным взглядом и моргал.

— Ты че, жив, что ли?!

— А не должен? — ничего не понимал Илья.

— Должен! — я рванул с пола и крепко обнял своего внезапно воскресшего друга, по инерции сбив его и повалившись вместе с ним на шконку.

— Э-э, голубятня, я вам не мешаю, не? — тот солдат, что увел девчонок, появился снова в самый неподходящий момент.

— Да это не то, что вы подумали, — попытался оправдаться я типичной заезженной фразой. Естественно, безуспешно.

— Конечно не то. Два парня в трусах лежат друг на друге на скамейке и обнимаются. Наверное, ему соринка в глаз попала, и ты помогаешь ее достать, да? — съязвил вояка, даже не изменившись в лице. Складывалось ощущение, что кроме тотального безразличия он никогда не испытывал больше никаких эмоций. — Не, мне-то абсолютно все равно, что вы тут делаете. Но у капитана чтоб даже не смотрели друг на друга. Он таких, как вы, не переваривает, и разговор у него будет короткий. А меня опять ямы копать заставит… Ну, че лежим, как тюлени на лежбище, глаза таращим? Живо на выход!

И лабиринтами коридоров нас повели куда-то наверх. Одинаковые серые железные двери в неприятно-бежевых стенах, яркие галогеновые лампы, постоянные повороты, лестницы и снова серые двери. Окажись я здесь один, непременно бы заблудился. И так как запомнить дорогу или понять, где мы находимся, не представлялось возможным, то я решил не терять зазря время и разобраться с мучавшим меня вопросом.

— Илюх, — шепнул я другу. — А что с тобой было? Ты чего не реагировал?

— Я и не слышал, чтоб ты меня звал. Знаешь, Маша ведь была права. И когда она сказала, что из-за меня всех вас убьют, накатило такое странное чувство. Это не описать словами: эдакая мешанина из стыда, безысходности, отчаяния, страха и предательства, наверное. Будто под угрозой расправы с родителями мне в руку вложили пистолет, подвели вплотную к каждому из вас и заставили стрелять, смотря при этом прямо в ваши глаза. И я посмотрел… — Илья замолк на пару секунд, вспомнив свои ощущения, и продолжил. — А потом меня словно парализовало: я не мог ни отвести взгляд, ни пошевелиться — ничего, только слышал, как синхронно бьются ваши сердца. И так тянулось, пока ты не заговорил. Я почувствовал тебя, услышал, и меня словно вышвырнуло оттуда.

— Господи, будь я десятилетней девочкой, — сопровождавший нас солдат, видимо, тоже слушал, — я б прямо тут расплакался от такой милой истории. Как там у Карлсона было? «Случилось чудо — друг спас друга!»

— Слушайте, а где мы вообще находимся? — спросил я, чтобы перевести тему.

— А тебе скажи. Может, ты лазутчик вражеский: сейчас все узнаешь и расскажешь потом своим. Хотя, — солдат немного задумался, — в этом случае вас все равно в утиль пустят, никому вы ничего уже не скажете. А если пожалеют, то всяко объяснять придется, что здесь творится. Короче, вы на Южной базе Армии Сопротивления.

— А кому вы сопротивляетесь? — подключился Илья.

— Ты дебил или притворяешься? Правительственным силам, конечно же, кому еще.

— А зачем?

— Чтобы прекратить угнетение обычного народа и уничтожить коммуны и псевдоравенство, насаждаемые элитой вражеского общества, вернувшись к прежнему строю, — отчеканил наш провожатый, словно каждое утро повторял эту фразу, как мантру успеха и удачи.

— Какие еще коммуны? — поинтересовался я.

— Ты издеваешься? Тебя по голове били, что ли, при задержании? Ты еще спроси, какой сейчас год.

— 2017. Или нет?

— Серьезно, умник? — впервые за все время выражение лица солдата изменилось, отражая теперь не равнодушие, а смесь непонимания и раздражения. — А 2127 не хочешь?

— Как 2127? — не сговариваясь, выдали мы синхронно с Ильей.

— То есть вас обоих били? Мда-а-а. А я давно говорю, что лучше использовать нейропаралитик, а они мне, мол, нет, дорого, мы по старинке, руками будем. Садюги. Вон до чего вас довели… Кстати, мы уже пришли.

Я огляделся по сторонам. В принципе, ничего не изменилось: все те же стены, те же стальные серые двери. На той, перед которой мы остановились, висела табличка: «Командир 3 роты капитан Иванченко С.В.» Наш сопровождающий постучался и доложил о прибытии. Уставший голос из кабинета что-то ответил, и солдат завел нас с Ильей внутрь.

В другом конце комнаты при свете одной лишь настольной лампы сидел немного помятый военный средних лет, видимо, тот самый капитан. А рядом с ним стоял один из тех, кто задержал нас у реки, и что-то тихо говорил первому. Почему-то довольно сильно пахло спиртом.

Атмосфера явно не располагала к дружескому общению. Для нас с Ильей начинался допрос, от которого зависело, останемся мы в живых, или все же бедный солдат отправится за лопатой…