Поправка курса (СИ) - Страница 47

Сто, не сто, а по пятьдесят граммов мы приняли: к ночи морозец усилился, и мы немного замерзли в дороге.

— Граф Берголо рекомендовал вас, как лучшего знатока реликвий времен Иисуса Христа, — перешёл, наконец, к делу германский дипломат. — Он полагает, что вы — единственный эксперт, который может разрешить мою проблему.

Я не стал ни подтверждать, ни отрицать оценку Берголо.

— Сегодня на заседании Общества любителей древних литератур зашла речь о копье Лонгина. Как вы считаете, какое из них подлинное? — задал мне вопрос германский граф.

Вопрос ценой в миллиард марок, не меньше. Если считать, что ответ реально откроет истину. Но фон Тилле миллиарда мне не предложил. Немецкая страсть к экономии. Нет, немцы прекрасно понимают, что всё стоит денег — в Лондоне, в Париже, в Риме. Но Россия — щедрая душа, за ласковую улыбку пошлёт пять дивизий на убой ради выручки союзников.

Но я — Магель. Шотландский барон. Хоть и обрусевший. А шотландцы — люди скупые и недоверчивые.

— Как эксперт, я скажу, что давать экспертные заключения без проведения самой экспертизы крайне безответственно, непрофессионально и ненаучно. Рассуждения «из общих соображений», учитывая исключительную важность предмета, недопустимы.

— И…

— И если вам нужен ответ профессионала — то закажите экспертизу у профессионала. А так, чтобы поболтать… Вот, к примеру, есть у вас родственник, страдающий от кишечных колик. Если вы хотите разобраться в его страданиях, вы повезёте его к врачу, по возможности, к наилучшему. Или пригласите этого врача к больному. А просто спросить у доктора, какое снадобье принять при коликах, конечно, проще, но с тем же успехом можно подкинуть монету или погадать на кофейной гуще. Да, я понимаю, больной порой категорически не хочет довериться врачу. Боится услышать, что у него неизлечимое и очень серьезное заболевание. И потому по лечебникам или газетным заметкам пьёт то настой ромашки, то отвар коры дуба, а иногда даже натирает живот куриным пометом, как советует знахарка Милле, живущая в соседней деревне. Но в случае с вашим больным, дорогой граф, все поправимо. Уж поверьте, а лучше проверьте.

— Откуда… откуда вы знаете о моем отце? — спросил потрясенный фон Тиле.

— Прямое знание, граф, прямое знание. Наследственный дар Магелей.

— Но… Вы бы взялись за экспертизу? Экспертизу копья? Разумеется, щедро оплаченную?

— Дорогой граф, вы, полагаю, знаете, что я — человек обеспеченный. Да и вообще, одно дело — лечить людей. А другое — вручить кому-то копье Лонгина. Последствия несопоставимы. Первое — частное дело. Второе — большая политика.

— Вы отказываетесь?

— Я могу взяться за это дело только по поручению государя. Своего государя. Так что если император Вильгельм Второй обратится с соответствующей просьбой к императору Николаю, второму своего имени, и мой император поручит мне провести экспертизу… да что экспертизу, поручит мне найти это копье — то я, как подданный Российской Империи, исполню повеление государя.

— То есть вы знаете, где находится подлинное копье Лонгина? — воодушевился граф.

— Скажу так: это возможно узнать. Буде на то воля Государя — я сказал так, что было ясно: Государь для меня — только Николай Александрович.

Сказал — и солгал. Дипломатия-с. Мне совершенно не требовался приказ государя. Я служу не ему, а лишь Шефу. А копьё, что копьё… Не даёт оно власти над миром.

Не даёт.

24

9 января 1905 года, воскресенье

Царское Село

— Везёт лошадка дровенки, на дровнях мужичок… — вертелся в голове стишок из далекого детства. Я его даже на музыку положил, не ту, бекмановскую, а что-то бетховенское, в миноре. При известном воображении можно услышать «Сурка».

Немного нервничаю. Чуть-чуть. Я не в Петербурге, я в Царском Селе, и везет четверка лошадок карету, а я в той карете как раз и нахожусь. Нет, сюда-то я приехал поездом, самым обыкновенным. Но в сопровождении. Сопровождали меня двое в штатском, но с военной выправкой. Охранка есть охранка. Обращались со мной вежливо и даже предупредительно, но…

Но я был вынужден уйти прямо с торжественного обеда, посвященного созданию Всероссийского Синематографического Союза. Он, Союз, ещё не создан, всё впереди, но обед — это первый в череде десятков и десятков обедов. Ближайшая цель: в каждом губернском городе должен быть синематографический театр, и не абы какой, а на уровне лучших электротеатров Москвы, Санкт-Петербурга и Ялты. Цель номер два — открывать театры в уездных городах, сначала крупнейших, а потом и во всех. Синематограф — искусство нового века, и он произведет переворот в культурной жизни нашего благословенного отечества!

Вот тут меня и выдернули из-за стола. Государь изволил пригласить барона Магеля на детский праздник! Великая честь!

Что делать барону Магелю на детском празднике? Вырос он из детских праздников, давно вырос. Но как отказать Государю?

Вот и пою песенку про срубленную под корешок ёлочку. Ну да, нарядная, на празднике побыла, а потом? Что было с ёлочкой после праздника?

И вот мы, проехав через тройной заслон, оказались перед Александровским дворцом.

Правый сопровождающий посмотрел на часы.

— Вовремя. Пройдемте, господин барон.

Прошли. К малоприметному боковому ходу.

Меня провели в изолятор. В помещение, предназначенное для пребывания лиц, не входящих в круг обычного общения Государя, но вызванных к Нему по Его воле.

Слуга снял с меня шубу, провел умыться и освежиться, потом вернул в изолятор, щеточкой почистил мое платье, предложил газету и чай с бутербродами. От чая я отказался, а газету взял, сегодняшнюю, вечернюю. Уселся и стал читать. Ничего особенного. Продолжается стачка фабричных рабочих. Несколько сот человек утром вознамерились было идти к Зимнему с петицией на имя Государя, но прохожие по пути высмеивали воинство Черного Злодея — так с недавних пор стали называть священника Гапона обыватели под влиянием новой фильмы, показываемой в синематографических театрах. Высмеивали, а порой и откровенно называли японскими пособниками. И с каждым кварталом число манифестантов таяло: с сотен до десятков, а потом и вообще осталось около дюжины. Оконфуженные, Гапон и его приближенные остановились у Троицкого Моста. На этом всё: номер отдан в типографию, ждите специальный выпуск!

Ну, допустим, допустим. Шествие не получилось, расстрел манифестантов не состоялся. Сегодня не состоялся.

А завтра, через месяц, летом?

Всё висит на ниточке. Положим, удалось спрятать ножницы, и эту ниточку сегодня не перерезали. Но ножницы не единственные, а ещё есть ножи, косы и прочие острые инструменты. Все не спрячешь. А, главное, ниточка и без инструментов лопнет, потому что груз всё тяжелее и тяжелее.

Но разница всё-таки есть. Две капли дождя, упавшие рядышком на водоразделе, могут попасть в разные океаны. То ж с историей — ничтожные нюансы способны привести к разительным последствиям.

Посмотрим. Шеф посмотрит. У него свой синематограф. Весь мир для него театр.

Я дошел до шахматной страницы, которую за сто пятьдесят рублей в месяц ведёт господин Чигорин. Дошёл и отложил — никакого настроения разбирать шахматные партии у меня не было. Не до того.

И тут, словно подсмотрев — или в самом деле подсмотрев — пришел камергер, барон фон Корф и после обмена обязательными любезностями сообщил, что Государь ждёт меня.

А уж я-то как жду!

Коридоры, ковры, картины…

Государь встретил нас в кабинете. Большой кабинет, приятный. С диваном, с биллиардным столом. Книги тоже есть. Сиди, работай. А надоест — покатай шары. Рояля не хватает, чтобы в минуты тягостных раздумий о судьбах родины сыграть бетховенскую «Аппассионату» и тем пробудить волю, прозорливость и энергию. Собачий вальс сыграть тоже можно.

За письменным столом, очень хорошем, сидел государь. В двух шагах от него — человек штатский, судя по всему — доверенное лицо. Известный хирург, восходящее светило, Сергей Петрович Фёдоров.