Поправка курса (СИ) - Страница 46

Кто ж этот самурай? Уж не Черный ли Злодей?

И люди устремятся в электротеатр, а там билеты давно распроданы. Но — ура-ура! Завтра суворинская типография отпечатает первый выпуск романа-фельетона «Ветка Сакуры на Невском Проспекте», о невероятных приключениях русского офицера с крейсера «Варяг» Ивана Петрова и японского самурая Буракуву Ирана, посланного в Санкт-Петербург с секретным предписанием — тогда посмотрим. То есть почитаем. Или сначала почитаем, а потом посмотрим.

Постепенно я выбрался в места воистину столичные — с электрическим освещением, с чистой публикой и с дюжими полицейскими, следящими за соблюдением общественного порядка. А совсем рядом, хорошо, пусть не совсем, но рядом — кипят возмущенные инстинкты. И надолго ли хватит бравых полицейский с шашками в ножнах и револьверами в кобурах, когда вдруг на Невский выйдут тысячи и тысячи заклейменных проклятием рабов? Граф Артеньев вооружил семейство револьверами. Но смогут ли дамы, гимназисты и почтенные надворные советники стрелять в людей?

Об этом я подумаю завтра.

А сегодня отдохну и развеюсь. Заслужил. Ну, я так считаю — заслужил.

Прогулка по Невскому — чем не отдых? Тут, верно, во множестве прекрасных блондинок и брюнеток, но — зима, не очень-то и разберешь.

И потому я особо и не разгулялся. Да и время поджимало. Я выбрал конку — отчасти и как аттракцион. Любопытно же. Хотя трамвай лучше — тот, дореволюционный трамвай, когда запрещалось набиваться под завязку и выше, ехать пьяным, плеваться и осквернять воздух, зрение и слух.

Но и на конке все вели себя благовоспитанно. Кланялись дамам. Не шумели. Заплатив пятачок, сумму не слишком большую, но и не совсем ничтожную, человек сознавал, что он звучит гордо. Столица!

Ну да, скорость движения невелика, но и через сто лет, когда под капотом автомобиля будет сто или даже двести лошадиных сил, здесь, на Невском, она будет не больше. Количество губит качество.

Я сошел у Полицейского моста, и двинулся к дому Котомина, ныне Пастухова. В ресторан «Альберт».

Здесь время от времени собиралось «Общество любителей древних литератур». И сегодня как раз нужный день.

В отличие от Москвы с её славянофильским «Обществом любителей древней письменности», здесь верх брали западники, преимущественно латинисты. Власти, по гимназической памяти считая латинский и древнегреческий языки оплотом правильного классического образования, относились к древним литературам благосклонно и препятствий не чинили. Дозволено. Тем более, что сам Великий Князь Константин Константинович был покровителем сего общества.

Москва простодушна. Если люди хотят выпить и закусить, они идут в ресторан в полной уверенности, что никто не углядит ничего постыдного, что выпить и закусить есть неотъемлемое право всякого человека. Петербуржцы не то. Им совестно просто так выпивать и закусывать. Они непременно обряжают совместную трапезу в белые одежды: мы не просто собрались, а по важному делу. Поговорить о мировых экономических проблемах, о том, как помочь детям Амазонии, или вот как сейчас — о древней литературе. Ну, а под важный разговор можно и закусить, потому что иначе и с голоду умрёшь, всё в делах да в делах…

Сегодня Общество собралось для того, чтобы послушать доклад профессора Валенберга о книге папы Сильвестра Второго «Подлинные и мнимые реликвии», обнаруженной совершенно неожиданно среди бумаг недавно скончавшегося Мойше Мошковского, директора Центральной Иудейской библиотеке в Варшаве.

И решили пригласить меня.

Я пригласился.

Почему бы и нет? Тем более, что с Гербертом Аврилакским я даже был знаком, хоть и не близко.

И вот любители древних литератур числом дюжина собрались в Особом Кабинете ресторана и при пустых столах (присутствовала только зельтерская вода) мы слушали доклад, читаемый профессором на средневековой латыни, языке Саксона Грамматика, Фомы Аквинского и, конечно, Сильвестра Второго.

Нет, ничего нового я для себя не открыл, хотя Герберт на малом материале сумел познать истину. Как писал один мой добрый знакомый, «по одной капле воды человек, умеющий мыслить логически, может сделать вывод о возможности существования Атлантического океана или Ниагарского водопада, даже если он не видал ни того, ни другого и никогда о них не слыхал». Так и Герберт, имея в своем распоряжении один лишь Гвоздь Креста Господня, и то не подлинный, сумел сделать вывод о свойствах реликвий настоящих. «Реликвия говорит за себя сама, не оставляя ни малейших сомнений. Там, где есть место сомнениям — нет места реликвии», сказал он мне много веков назад, а потом записал в свою книгу. По сегодняшним меркам — брошюру в пять тысяч слов.

После доклада последовало обсуждение. Приветствовалась латынь, но можно было и по-русски, по-французски и по-немецки. Да по любому можно.

Высказывались дельные предложения — взять, к примеру, все копья Лонгина, положить в ряд и выбрать настоящее. Ведь не могут же они все быть настоящими?

Не могут. Но запросто могут быть ненастоящими. Все, да. И не просто могут, а так оно и есть. Почему? Потому что я знаю, где находится настоящее копьё.

Но этого я, конечно, не сказал. Ещё и потому, что копье это совсем не то, что о нём воображают современные мистики. Оно вовсе не даёт власти над миром своим фактом присутствия, скорее, оно даёт чувство власти над миром. А это совсем другое. Но и этого я не сказал.

Вдоволь поговорив, и не придя к единому мнению — да и странно было бы прийти к единому мнению по такому неопределенному вопросу как подлинность реликвий в отсутствии самих реликвий, -

Общество перешло ко второй части: торжественному обеду. Для меня эта часть не имела особого смысла. Я не чревоугодник, более того, я могу прекрасно обходиться без еды и день, и три, и неделю без малейших признаков истощения любого рода. Но манкировать знаменитым обедом Общества любителей древних литератур — значит повесить на себя ярлык «Внимание: странность!»

Сегодня мне это не нужно.

И я остался. До пятой перемены блюд. После чего решил: пора!

И стал уходить на английский манер, не прощаясь. То есть это у нас так считают, что англичане уходят не прощаясь. На самом деле ещё как прощаясь. А в Париже до сих пор живёт выражение «уходить по-русски», то есть стремительно и не заплатив. Со времен взятия Парижа живёт, хотя сегодня русский — самый щедрый посетитель ресторана. Но худая слава по дорожке бежит, а добрая — камнем лежит.

У гардероба меня настигли.

— Господин барон! Господин барон!

Я обернулся. Один из любителей древних литератур. Как и я, только слушал, но не выступал.

— Да?

— Вы так стремительно ушли… Позвольте рекомендоваться: Альбрехт Эйсебиус, граф фон Тилле, атташе германского посольства в России.

— Чем могу быть полезен, господин граф?

— У нас с вами общий знакомый, граф Берголо.

— Как он поживает?

— Великолепно.

— Вот и хорошо.

— Граф порекомендовал обратиться к вам…

— Ко мне? Хорошо, я весь внимание.

— Мы можем куда-нибудь пройти? Поговорить. Я задержу вас ненадолго, совсем.

— Я должен присутствовать на встрече в «Пегас — Иллюзии», собственно, поэтому я и покинул обед. Если хотите, поедем вместе: там у нас будет время и поговорить. Или же встретимся в иной день, я пробуду в Санкт-Петербурге минимум неделю.

— Нет, «Пегас-Иллюзия» вполне подойдет.

На этот раз по Невскому нас вёз петербургский лихач. Да, лихач — это не конка. Лихач — это роскошь, а не средство передвижения.

Но мы всё-таки передвигаемся.

И здесь тоже — толпа перед входом в электротеатр. Но меня местные служащие уже знают, и мы с графом прошли беспрепятственно.

Старший Суворин предоставил нам библиотеку — комнату с книжными стеллажами, парой кресел и столиком, на котором стояла бутылка шустовского коньяка, нарезанный костромской сыр и нарезанный же лимон из теплицы князя Урусова. Всё патриотично.

— Итак, господин граф… или, может, для начала по сто граммов? Согласно русскому обычаю. За встречу.