Попаданка для пленного змея. Ненталь (СИ) - Страница 6

Связь с парой подкидывала нагу одну картинку за другой, медленно заполняя пробелы в памяти.

А вместе с картинками приходили и эмоции.

Яркие, как слепящее солнце в глаза и бурные, как дикий горный поток.

Их было так много, что первое время Ненталь только и мог, что дышать.

Вдруг поднималась изнутри и кипятила кровь ярость на мятежников, которые осмелились…

Да нет, не покуситься на императора. Это было еще ничего! В Гардавии ценили силу не меньше ума и магии. И если адельтах достоин своего места, он должен уметь отстоять себя не только при помощи болтологии, тирании или универсального оружия правителей — армии. Он и сам обязан был не подкачать.

Но ведь мятежники пытались навредить не только Ненталю! Они осмелились покуситься на слабых женщин! Не пожалели нагинь!

Участницы отбора могли погибнуть! Они были в секундах, в жалких шагах от этого!

И лишь сила императорской стражи, советников адельтаха и его близких помогла избежать катастрофы.

Колхар и его приспешники! Как же хотелось Ненталю сжать этих галдахре хвостом и сплющить их в месиво.

Одно из самых забористых оскорблений в Гардавии крутилось на языке нага, так и норовя сорваться бессмысленным резким и гневным криком.

Галдахре! Сетхи! Галдахре!

Он повторял это так, словно мог что-то сделать. И отлично понимая, что ничего сделать не может…

Сжимал кулаки и месил воздух. Потому что, ударив стену, мог осыпать каменное крошево. Не рассчитать силу и оставить кровавый след. И тогда похитители догадались бы… Поняли, что Ненталь жив…

Буря в душе поднималась. Такая что кровь гудела в висках, словно ветер в трубах…

И вдруг сама собой стихала, уступая дорогу куда более мощному, всеобъемлющему чувству…

Тому, что диктовала связь с нари…

…Ненталь задышал часто и ровно, как всегда делал перед решающей битвой. Или схваткой с превосходящими силами противника.

Попытался заставить инстинкт пары замолкнуть. Но тот и не собирался слушаться. Ведь именно он восстановил Ненталя, вытащил из небытия. И теперь змею срочно требовалась разрядка.

В голове крутились обрывки снов про Аду.

…Ее изящное тело под струями воды. Влага обрушивается на тяжелые, пышные груди, узкую талию и скатывается по высокой, крепкой попке. А затем охватывает в кольцо точеные ножки, покрывая прозрачным полотном маленькие, изящные ступни. Лижет тонкие запястья и длинные пальцы.

Ада стряхивает прозрачные капли с лица и косится на Ненталя. А он замирает, весь в плену ее взгляда.

Глаза на пол лица: огромные, ясные, тепло-карие лишают Ненталя воли, забирают самообладание. Водопад каштаново-рыжих волос, таких характерных для сильных земных ведьм, кучерявится от влаги. Магички с земли почти все рыжие или брюнетки. Блондинки обычно имеют очень слабый дар.

Ада неспешно слизывает с пухлых, чувственных, аккуратных губ капельки воды.

У-ух! Ненталь сам поражается как озеро еще не вскипело от его страсти. Прямой, аккуратный носик нари чуть вздернут, словно дразнит.

А нага и дразнить уже не нужно. Нет смысла. Он больше чем желание. Он единый, непроходящий инстинкт.

Ада смотрит на Ненталя, чуть наклонив голову, наблюдает из-под черных, прямых, как стрелы ресниц. Изучает.

А чего там изучать? Ненталь весь — желание. И только оно. И это видно даже без долгих рассматриваний. Но нагу нравится то, как ее взгляд неспешно, томно скользит по его телу. Как вдруг охватывает его фигуру, измеряет, оценивает пропорции.

Ему нравится, как она по-женски тушуется, глядя на четкое и однозначное свидетельство желания нага. Как смущенно хихикает и смех хрустальными нотками рассыпается по воздуху. Звенит в беззвучии, которое окутало Ненталя и Аду. Щекочет кожу, искрами рассыпаясь по телу. Словно ледяные капельки воды после жара дневного солнца Гардавии…

И есть лишь один смысл — быть с ней. Есть лишь одна цель — не отпускать…

Но ее игра, ее флирт только добавляют остроты, пикантности удовольствию… А ее недоступность вызывает все более мощное, но одновременно горяче-сладкое влечение. Это был инстинкт охотника, и одновременно какой-то вдохновенный порыв. Нечто откровенно-плотское, земное и нечто возвышенное, чувственное в каком-то безумном, немыслимом сочетании…

…Они существовали в одних снах, соединенные подсознанием нага и его нари.

Вот только землянка не знала, не подозревала. Наверное, и не думала, что наг существует.

Считала его фантазией, причудой подсознания.

Ненталь будто опять погрузился в те грезы.

Ощущения прохладной, гладкой кожи землянки иголками укололи кончики пальцев.

Пронзили насквозь, проникли в каждую клетку.

Воспоминания о близости тела Ады мгновенно наполнили кровь хмельной эйфорией, и та отозвалась в каждой клетке звенящей, приятной восторженностью жизни.

Возможно ребяческой, возможно неуместной. Но какая уже сейчас разница?

Когда у тебя все хорошо, тебе плевать чем это «хорошо» обернется для других.

Если ты как генерал своей армии победил врага и разбил наголо, ты — на вершине блаженства, король мира. И тебя не волнует, что эта победа кого-то лишила дома, семьи, близких. Что кто-то в это же самое мгновение плачет над телами своих любимых…

Потому что ты боролся, ты бился насмерть, и ты заслужил это право. Радоваться сейчас, даже если кому-то от этого вовсе не здорово.

Ненталь жил, чтобы ее касаться. И выжил исключительно ради этого.

Она ушла, но все еще была с Ненталем.

Ее запах, казалось, наполнил пещеру — не выветришь, как ни старайся. Хотя вентиляцию здесь сделали на совесть. Видимо, боялись, что Ненталь начнет разлагаться. О нагах мало что знали даже в их измерении. Змеи старались держать в тайне многие свои расовые особенности. И это помогало как войнах, так и в моменты, когда гардавийцы сталкивались с вероломством других народов.

Приятный аромат землянки повис в воздухе легкой, прозрачной дымкой. Нежно-сладкий, немного пряный, смешанный с запахом хозяйственного человеческого мыла, слишком жестким и грубым для этой женщины.

Ее голос будто так и остался в пещере. Звенел, повторяя ее слова. Даже ее крик, похожий на крик испуганной птицы… даже он не вызывал у нага отторжение. Хотя в момент, когда Ада заголосила… Ненталю на долю секунды почудилось, что она отвергает даже малейшее их касание.

И несколько мгновений все внутри нага протестовало. Ощущение «не отпущу, пусть и не думает» билось в агонии, болезненной и долгой. Потому что наг отпустил. И снова бы поступил также…

Отскочил к противоположной стене, так далеко, как позволяли ему обстоятельства. Дабы расстояние в длину пещеры помогло снова не схватить Аду и не пленить ее в своих руках.

Он мог. И она бы не вырвалась. Слишком велико оказалось искушение, чтобы Ненталь оставался рядом с Адой. Хотя бы на расстоянии вытянутой руки. Да что там руки! Выброшенного кольца хвоста, которым тоже можно притянуть, и схватить, и ЗАхватить.

Она была слишком нежной… Слишком женщиной…

Ненталь попробовал переключиться, но перед внутренним взором опять появлялась Ада. Также, как и в его снах.

Все в ее облике казалось исполнено особой гармонии. И в каждом ее движениях тоже. Как она чуть опускала голову, слушая, что скажет змей. Как шла во сне Ненталя ему навстречу. Неспешно, чуть покачивая круглыми бедрами. И ее идеальные, аккуратные стопы с высоким подъемом неспешно перекатывались по песку…

Как проводила руками по телу, очерчивая изгибы и впадинки, чтобы сбросить прозрачные выпуклые капли… И даже как округляла свои и без того огромные глазищи.

Дыхание нага со свистом вырывалось из горла. Горячая кожа, казалось, сейчас докрасна раскалит камни, на которые змей опирался.

Он хотел Аду с каким-то хищным, звериным голодом. И отключить это ощущение хотя бы на время никак не получалось.

А надо! Еще как надо!

Ненталь научился ощущать течение времени каким-то особенным, собственным способом. Без часов, без малейшего проблеска света в глухом каменном мешке, куда его запрятали похитители. Он не мог видеть ни рассветов, ни закатов. Ни полуденной дымки, ни стрелок часов, которые описывали свой ежедневный круговой танец. Ничего он не мог видеть. Но спустя какое-то время уже четко и почти безошибочно определял: день или ночь. И приблизительно сколько пробило.