«Попаданец» Сталин. Вождь танкистов из будущего - Страница 2

За этими размышлениями незаметно оказываюсь в машине. Заодно и вспоминаю, что сегодня необходимо утвердить план эвакуации промышленности на случай войны. Тем более что сегодня уже третье мая, а в донесениях разведчиков «день Д» – пятнадцатое. И хотя я помню, что в реальности ничего не произошло, во сне я волнуюсь. Чем черт не шутит, пока главный герой, то есть я, спит.

Вот тут на меня накатывает. «А вдруг это – на самом деле?» – опять хочется заорать, выскочить на полном ходу из машины или приказать остановиться и, подозвав охранника, застрелиться из его пистолета. Тело колотит мелкая дрожь, противная, липкая слабость медленно поднимается откуда-то снизу… Как ответ на это, вдруг вспыхивает удвоенная ярость, моя и реципиента. «Чтоб вас всех перевернуло да подбросило!» – ругаюсь и щипаю себя, шипя от боли. В конце концов, я офицер, и меня учили находить как минимум два выхода из любого безвыходного положения! Чтобы товарищ Сталин сдался – такого не будет! Дезертировать со своего поста накануне ТАКОЙ войны – это хуже, чем предательство.

Медленно успокаиваюсь. Что же, попал в кузовок – не говори, что не гриб. «Присягу помнишь? Ну вот, теперь и исполняй, сам Главнокомандующий приказ отдает: – Держаться…. Правда он – я пока еще… черт, запутаться можно. Ладно. Делай, что должно, и хрен с тем, что будет!»

Вот как раз и машина въехала в ворота башни.

5 мая 1941 г. Москва. Кремль.

Кабинет Сталина.

Алексей-Иосиф

Фантасмагория продолжается. Третий день… и у меня все меньше уверенности, что это сон. Не бывает таких четких и детальных снов. Разве что бред. Нет, даже для бреда все слишком реально. Смотрю на человека напротив, а реакция парадоксальная. В голове всплывают картинки из «Семнадцати мгновений весны», с документами и закадровым голосом. Черт возьми, осталось только ляпнуть вслух: «Характер нордический» – для полного счастья.

И так уже ближние время от времени с опаской поглядывают. Решили, кажется, что я приболел. Ну еще бы. Ходит товарищ Сталин неожиданно задумчивый, неторопливый, постоянно «тормозит», не всегда сразу вспоминая, как кого зовут или куда идти. Черт побери, еще и «врачей-отравителей» натравят. Не хватало только, чтобы эскулапы какие-нибудь изменения учуяли. Или залечат, или еще что-нибудь придумают.

Хорошо, что сегодня только он один и записан. И так в голове бардак полный. Ну не знаю я предвоенного времени, тем более всяких подробностей из жизни нашего руководства. Знания же самого реципиента не всегда вовремя всплывают. Вот и думай. Сделаешь что-нибудь, думая улучшить положение, а окажется еще хуже. Первую половину дня так и просидел, думая и вспоминая. Посмотрел материалы доклада, а потом взял книгу Макиавелли и делал вид, что ее читаю, образцы почерка изучал по заметкам на полях, да и сам для памяти заметки делал. Интересно, что потом историки про них выдумают? (Если конечно, опять Белый к власти не придет и не спрячет все эти книги в спецхран). Особенно заметки типа такой: «Павл… заг. еще попа…ук. лпб». Тут сам если забудешь, не поймешь, о чем написано. Это я свои мысли на ходу записывал, чтобы систематизировать потом. Генерал Павлов – это та проблема, что мне в первую очередь вспомнилась. Да еще его возможная причастность к заговору, о которой я где-то читал. А потом, по аналогии, вспомнились эти попаданцы у Звягинцева. Их же двое было, так, может, и я здесь не один? Надо указания Берии дать – пусть отслеживает все непонятное, связанное с изменением поведения людей, с появлением необычных шпионов и тому подобное. Глядишь, действительно еще гости из будущего появятся. А с Павловым – совсем непонятно. Старался ведь мужик, та же записка о тяжелых танках. Да и с танковыми корпусами он не совсем правильно был понят. Он ратовал за их разукрупнение, так как они слишком громоздкие. Наши же генералы поступили по Черномырдину, разогнав корпуса полностью. Но вина самого Павлова в этом минимальна. К тому же и сейчас к нему никаких претензий нет. А теперь вот еще этот адмирал… Трибуц. Не помню ничего такого особо хорошего про него, хоть убей. Подлодки не особо результативно действовали во время войны. Только Маринеско и отличился, один раз утопив несколько тысяч военных, в том числе и тысячу с чем-то подводников. Но это уже в конце войны было. Так что не блистал наш Балтфлот. С другой стороны, с детства помню, торпедные катера там неплохо дрались. Да и малые охотники отличились, подлодку с новейшими самонаводящимися торпедами утопили. Англичане потом ее у нас выпрашивали. Так что вот на основе этой скудной информашки и думай. Ну, я к нему неплохо отношусь, да и Кузнецов вроде считает, что он вполне на месте. Но в Финскую побед особых у флота тоже не было…

– Значит, товарищ Жданов, ви считаетэ, что Балтийский флот к военным действиям готов?

– Да, товарищ Сталин. Практически готов.

– Это харошо, товарищ Жданов. А как настроения в Ленинградэ? Нэт необходимости помочь оборонным заводам?

Пока Андрей Александрович рассказывает мне последние новости Ленинграда и области, а также о необходимых, с его точки зрения, дополнительных поставках, я, слушая и запоминая, продолжаю обдумывать необходимые меры. Не забыть, шени деда, про Бадаевские склады.

– Ми вам поможем, товарищ Жданов, – перечисляю действительно необходимое, что можно поставить сверх фондов для Питера. – Но у меня ест одын вопрос. Ви увэрены, что сделано все для сохранения запаса продовольствия? Если не ошибаюс, основные запасы сосредоточены у вас в одном местэ?

На это следует небольшой доклад. Понятно, в таком случае лучше не спорить, а отдать приказ в свое время. И пусть попробует не выполнить. Закругляю разговор и прощаюсь. Нет, но у него явно с сердцем не в порядке. Рука холодная, полнота излишняя. Надо бы врачам подсказать.

Подведем итоги. Судя по всему – человек в целом преданный, но с неба звезд не хватает. Если еще припомнить довольно-таки бездарно проведенную послевоенную кампанию по защите социалистического реализма в литературе, да странную близость к Вознесенскому. Получается, в итоге, что использовать стоит, но воли много не давать. От идеологии понемногу отстранить. Впрочем, какая тут идеология, война на носу. Придется использовать всех, кого можно. «Других людэй у мэня для вас нэт».

Да, еще что-то во время раздумий о Павлове в голове мелькнуло. Вроде о том, что надо бы припомнить всех, кто отличился, и составить список. Нет, еще что-то… Ага, про попаданцев. Надо завтра с Берией встретиться и обсудить вопрос. Не прямо конечно, но так, чтобы выявляли. Может быть, не у одного меня странности в поведении появились. Потом, песни необычные, произношение… Как-то надо замотивировать это задание или нет? Лаврентий мужик умный, все равно ни слова не скажет. Будем полагать, что и не подумает лишнего, а если подумает – оставит при себе.

Опять всплывает мысль: «Нерационально мыслишь. Думай организованно». Ни фига ж себе! Это реципиент меня строит! Но если подумать… признаю, в чем-то он прав. Действительно, растекся мыслию по древу. Все никак не привыкну.

Итак, на завтра – расширенная встреча с работниками авиапромышленности. А сегодня надо более тщательно проработать список перспективных генералов. Кого я помню? Так, Новиков, Голованов, Василевский, Ватутин, Конев, Рокоссовский. А Жуков? Жуков – несомненно, но надо будет после войны за ним присматривать. Помню, что у него головокружение от успехов началось. (Всплывает) Еременко? Не помню. Нет, вспомнил, обещал Гудериана разбить, но подвел. Кто еще? В ответ на этот вопрос всплывает множество незнакомых фамилий. Ничего себе, память у товарища, чуть ли ни всех генералов наизусть помнит. Но мне от этого не легче, ничего про большинство из них не помню. Ага, вот еще трое знакомых – Штеменко, он про Генеральный штаб писал, Антонов, тоже генштабист, и Говоров, артиллерист. Последний еще и фронтом покомандовал, по-моему. А вот Кирпонос погиб в Киевском котле. Что же делать, никого больше не помню. Вот ведь память проклятая. Даже о тех, кого вспомнил, подробностей вспомнить не могу.