Помощник - Страница 39
Он опять подумал о том, что хорошо бы одним махом покончить с прошлым и признаться Моррису, что он был одним из двух налетчиков. Неделю тому назад он уже принял было такое решение и даже окликнул Морриса по имени, но когда тот отозвался, Фрэнк в последний момент струхнул и сказал что-то вроде «Нет, ничего». Он подумал, что, видать, на роду ему написано терзаться угрызениями совести, хотя порой они доставляли ему даже удовольствие, так как благодаря им Фрэнк чувствовал себя непохожим на других людей. Это могло помочь ему стать на правильный путь и завоевать Элен — что давно уже пора было сделать.
Но едва Фрэнк представлял себе, что исповедуется Моррису, а тот слушает, как он начинал сомневаться, стоит ли это делать. Почему он должен доставлять себе лишние неприятности, рискуя так и не достичь своей цели — исправиться и заявить лучшей жизнью? Что было, то прошло, пропади оно пропадом! Он нехотя участвовал в грабеже и, подобно Моррису, сам тоже был жертвой Уорда Миногью. Это, конечно, его ни капельки не оправдывало, но, по крайней мере, свидетельствовало о том, что он в действительности чувствует. Так почему же он должен во всем признаваться, если в грабеже-то принял участие чисто случайно? Кто старое помянет, тому глаз вон. Он не мог изменить прошлое — он мог только постараться его так или иначе исправить, насколько это возможно, и покончить с ним навсегда. Он должен думать о завтрашнем дне, а не о вчерашнем, и завтра он должен вести более достойную жизнь, чем вчера. Он переделает себя и будет жить достойно.
Фрэнку не терпелось начать новую жизнь и поскорее переложить содержимое своего бумажника в кассу. Сначала он думал, что сделает это, когда Моррис пойдет вздремнуть. Но тут — всегда так! — сверху спустилась Ида, хотя делать в лавке ей было сегодня совершенно нечего, и засела в задней комнате. Лицо у нее было изможденное, мрачное; она ничего не говорила, только часто вздыхала, и по ее виду было ясно, что она не хочет даже смотреть на Фрэнка. Он знал, в чем дело, Элен ему рассказала, и теперь чувствовал себя неловко, как будто на нем была мокрая одежда, которую нельзя было снять. Однако, все, что он мог сделать, — это ничего не делать и предоставить Элен успокаивать разыгравшуюся бурю.
А Ида все сидела в лавке, и он не мог при ней положить деньги в кассу, и искушение сделать это поскорее становилось совершенно невыносимым. Как только кто-нибудь входил в лавку, Ида кидалась сама его обслужить; но вот после очередного покупателя старуха сказала Фрэнку, который, покуривая, сидел на кушетке, что она неважно себя чувствует и пойдет наверх.
— Желаю вам хорошо отдохнуть, — сказал Фрэнк, но она не ответила и ушла.
Фрэнк быстро прошел в лавку, прислушиваясь при этом, как Ида поднималась вверх по лестнице. В его бумажнике были две бумажки — пятидолларовая и однодолларовая, и он собирался положить их в кассу; у него самого оставалось только несколько центов, но это ничего, завтра — получка. Он положил деньги в кассовый ящик и провернул на аппарате шесть долларов. Его так обрадовало то, что он сделал, что на глазах у него даже слезы появились. Фрэнк прошел в заднюю комнату лавки, снял ботинок, достал из-под стельки карточку и вычел шесть долларов из той суммы, которую должен был вернуть Моррису. По его расчетам, он мог бы полностью расплатиться месяца в три; он снимет со счета все, что накопил — около восьмидесяти долларов — и будет возвращать в кассу постепенно, изо дня в день, а когда эти деньги исчерпаются, он станет подкладывать часть своей зарплаты — до тех пор, пока не погасит весь долг. Трудность заключалась в том, чтобы подкладывать деньги, не вызывая при этом подозрения, что в кассовом ящике больше денег, чем в действительности дает торговля.
Фрэнк все еще пребывал в приятном настроении, восхищаясь собственным поступком, как вдруг позвонила Элен.
— Фрэнк, — сказала она, — ты один? Если нет, то скажи: «Вы ошиблись номером», и повесь трубку.
— Я один.
— Ты заметал, какая сегодня чудная погода? Я в обеденный перерыв прогулялась по улице; такое впечатление, что уже весна.
— Пока что на дворе еще февраль. Не снимай пальто слишком рано.
— После дня рождения Вашингтона зима идет на убыль. Ты не чувствуешь, как пахнет в воздухе?
— Только в данную минуту.
— Выйди на солнце; там тепло и чудесно.
— А для чего ты мне звонишь? — спросил Фрэнк.
— А разве обязательно звонить только по делу?
— Но ведь раньше ты никогда не звонила.
— Я звоню тебе потому, что я хотела бы сегодня пойти на свидание с тобой, а не с Натом.
— Ты не обязана ходить на свидание с Натом, если тебе этого не хочется.
— Но лучше все-таки пойти — из-за мамы.
— Позвони ему и договорись встретиться в другой день.
Элен подумала и сказала, что лучше уж сегодня, сразу с этим развязаться.
— Делай так, как считаешь нужным.
— А что если нам с тобой встретиться после того, как кончится мое свидание с Натом? В половине двенадцатого или в двенадцать? Хочешь?
— Конечно. Только в чем дело? Что-нибудь случилось?
— Вот когда увидимся, тогда и скажу, — ответила Элен с коротким смешком. — Где именно: на Парквее или в нашем обычном месте, возле кустов сирени?
— Где хочешь. Можно в парке.
— Мне стало так неприятно туда ходить, с тех пор, как мама нас там выследила.
— Не думай больше об этом, дорогая, — сказал Франк. — Ты хочешь сказать мне что-нибудь хорошее?
— Очень хорошее, — ответила Элен.
«По-моему, я знаю», — подумал Фрэнк. Он принесет ее, как невесту, в свою комнату, а когда все будет кончено, снесет вниз, чтобы она могла потом подняться к себе и мать не заподозрила, где она была.
В этот момент в лавке появился Моррис, и Фрэнк повесил трубку.
Бакалейщик посмотрел на цифры на кассовом аппарате и удовлетворенно крякнул, но тут же вздохнул. К субботе они наверняка сделают двести сорок или двести пятьдесят, но потом, когда норвежцы откроют свою лавку, выручка упадет.
Увидев, что Моррис глядит на цифры на кассовом аппарате, Фрэнк вспомнил, что у него осталось всего семьдесят центов. Как жаль, что Элен не позвонила прежде, чем он опустил свои деньги в кассовый ящик. Если вечером будет дождь, им, возможно, придется взять такси, чтобы приехать домой из парка, а может быть, если они пойдут к нему в комнату, она будет голодна и захочет пиццу или что-нибудь еще. Конечно, он всегда сможет одолжить у нее доллар-другой. Можно также занять у Луиса Карпа, но делать это Фрэнку не хотелось.
Моррис вышел и купил свою газету; расстелил ее на столе, но не читал. Он грустно думал о будущем. Лежа в постели после обеда, Моррис думал о том, как сократить свои расходы. Пятнадцать долларов в неделю Фрэнку — это же огромная сумма! Он вспоминал и о том, что Элен целовалась с приказчиком, вспоминал Идины предупреждения, и все это действовало ему на нервы. Хорошо было бы рассчитать Фрэнка; но у Морриса не хватало духу это сделать. Жаль, что он в свое время позволил ему остаться.
Фрэнк тем временем решил, что негоже просить деньги у Элен; некрасиво, когда просишь деньги у девушки, которую любишь. Он решил, что лучше взять доллар из кассового ящика — из тех денег, которые только что сам туда положил. «Надо было, — подумал он, — положить пять долларов, а доллар оставить себе».
Моррис кинул беглый взгляд на Фрэнка и вспомнил, как однажды сидел в кресле у парикмахера и видел покупателей, выходящих из лавки с тяжелыми сумками и пакетами в руках. Ему снова стало не по себе. «Интересно, крадет он у меня или нет?» — подумал Моррис. Когда он спрашивал себя об этом, у него всегда по коже пробегали мурашки, потому что он ведь так ни разу и не смог на этот вопрос определенно ответить.
В лавку вошла покупательница. Фрэнк встал с кушетки
— Я обслужу ее, — сказал он.
Моррис проговорил, глядя в газету:
— А я пока спущусь в подвал, мне там кое-что нужно.
— Что именно?
— Да так, пустяки.
Пока Фрэнк шел к прилавку, Моррис спустился в подвал, но там не остался. Он на цыпочках снова поднялся вверх по лестнице и, затаив дыхание, остановился около двери. Сквозь щель он видел покупательницу и слышал, что она покупала. Пока она говорила, что ей нужно, он складывал в уме цифры. Получилось — один доллар восемьдесят один цент. Пока Фрэнк пробивал покупку на кассовом аппарате, бакалейщик задержал на секунду дыхание, открыл дверь и вошел в лавку.