Поменяемся игрушками? (СИ) - Страница 9
====== Глава 8. ======
Выбравшись на крышу, Клинт застыл. Первым его порывом было развернуться и спуститься в комнаты. Но потом, стоило только ему представить, что он опять до самого вечера будет слоняться по замкнутому помещению в ожидании ночи, его аж передернуло, и мужчина решил остаться. Тем более, что Локи совсем не выглядел агрессивно, развалившись в мягком кресле и неспешно потягивая из бокала почти черную влагу, только в прямых лучах заходящего солнца отсвечивающую темно-кровавым цветом. Видимо, Бартон слишком задержался с принятием решения, так как небрежный взмах рукой материализовал еще одно кресло. Пожав плечами, лучник принял это приглашение, опустившись на сиденье с почти неслышным вздохом. Просидев несколько минут в полной тишине, Клинт решился нарушить умиротворенное молчание. – Расскажи мне... – и замолчал, предоставив выбор темы трикстеру. – О чем? – все так же лениво отозвался Локи. – О вечных льдах и стуже Йотунхейма? О той песне, что поет ветер среди бритвенно-острых ледяных скал, играя, как на струнах арфы, их гранями? О том буйстве красок, что льется с небес на стылую и бесплодную землю бесприютного мира, где все равно родятся дети, вырастая воинами? Мир, готовый сопротивляться всем и всему... Мир вечного боя и мудрости, что старше мира... Ванахейм... – тут трикстер опять глотнул вина и покосился на зачарованного его рассказом лучника. – Тебе бы там не понравилось, Сокол. Спокойствие, умиротворение, которые разлиты в воздухе, сковали бы твои крылья всего за несколько дней. А благополучие накинуло бы на твои зоркие глаза дымку равнодушия. Ты бы растворился там... нет, не сразу. Но довольно скоро, став одной из немногих колючек того мира. Муспельхейм... Мне сложно судить о нем. Пусть я и помогал Тору в дипломатии... – тут Клинт подавился смешком, попытавшись представить прямодушного громовержца в этой роли. – Ладно, я выполнял за него эту роль, хотя она отводилась именно ему, как хоть и не названному, но считающимся Наследником трона, – ухмыльнулся на такую реакцию Локи. – Так вот, Огненный Мир. Мне было сложно там, пусть тогда я еще не понимал, почему. Его населяют огненные великаны, раса, с которой контактируют только обитатели Дваргальвхейма. Всегда в движении, всегда им все мало, но холодно везде, кроме своего мира. Только поэтому они еще не завоевали остальные миры. Тот самый Дваргальвхейм. Величайшие кузнецы всех миров, вечные соседи огня, благодаря чему только они спокойно могут выдержать присутствие обитателей Муспельхейма. Крепкие, как сталь, из которого куют свое оружие, такие же острые и такие же равнодушные. Никто не знает, чью сторону они примут, когда наступит Рагнарек. И поэтому к ним такое двоякое отношение: кто-то презирает их, как низшую расу, а кто-то – опасается, как будто они равны богам. Альвхейм. Воздушные создания Света. Но многие забывают, что Света не бывает без Тьмы, и она детям этого мира присуща в той же степени. Они могут кружить вокруг тебя хоровод, заплетать тебе волосы, укладывая на них венок. А в следующую минуту – заворожить взглядом и сожрать заживо. Хранители памяти, но не путай ее с мудростью. Хельхейм... Царство мертвых, куда попадают те, кому не повезло оставить после себя долги, обязательства или... – тут Локи резко осекся, но, глотнув вина, продолжил. – Там нет жизни, Клинт. Там только мертвенный холод, вечная сырость, безнадежность и кошмары. Там мертво даже время. И его Хозяйка ему под стать. Когда Бартон понял, что дальше Локи продолжать не намерен, он все же осмелился намекнуть на продолжение: – А Асгард и Мидгард? – Асгард... – перекривился в жутковатой гримасе трикстер так, что лучник был готов надавать себе оплеух за так не вовремя проявленное любопытство. – Золотое солнце, золотые небеса, золотые дворцы. Золотые доспехи, золотые сердца. Такие блестящие, как этот металл, и такие же равнодушные. В бесконечных коридорах дворца Одина мерцают золотом бесчисленные факелы, по золотистому мрамору полов скользят тенями слуги. Среди множества залов есть и Вальхалла, куда может войти только Один. Ибо это место принадлежит только павшим. Они смеются, вспоминают свои подвиги, хвастаются ими, как и своим оружием. Они пьют вино, что льется бесконечной рекой, едят мясо, что никогда не кончается, приветствуют быстрокрылых валькирий, что приводят в этот чертог новых воинов. Правда, в последнее время их становится все меньше, но разве мертвым есть до этого дело? – Твой мир, лучник... – повернулся к Бартону Локи, лихорадочно блестя глазами. – Неужели ты никогда не задумывался, почему все так и норовят завоевать именно твой мир? Почему? – Почему? – завороженно задал требуемый вопрос Клинт. – Потому вы – смертные! – трикстер вскочил со своего кресла и начал стремительно вышагивать по крыше. Видимо, это наболело в нем давно, так слова лились с его губ непрерывным потоком, и ему даже приходилось помогать себе жестами. – Понимаешь? Вы смертные, ваш век короче, чем наш вздох! Вы единственная краткоживущая раса среди всех девяти миров и того количества народов, что его населяют. Вы торопитесь жить, чтобы не растерять бездарно отведенный вам миг. Между решением и исполнением у вас может пройти меньше секунды. Вы стараетесь не откладывать на потом свои дела, кроме самых трусливых и ленивых. И это стремление жить окутывает ваш мир тонким флером, притягивая к себе давно равнодушных бессмертных. – Мы живем долго, Сокол, – опершись о подлокотники, Локи склонился над Клинтом так, что тот откинулся назад и постарался вжаться в спинку как можно глубже. – Долго, ибо мы бессмертны. Да, нас можно убить, но какой ценой? Именно поэтому Тору ничего не грозило, когда он напал на Йотунхейм – будет шанс, и они сделают то же самое. У бесконечного времени есть всего один порок – скука. СКУКА!!! Когда испробованы ласки женщин и неподатливость мужчин. Когда вино кажется кислятиной, а нежнейшее мясо – жесткой подошвой. Чем нам развлекаться, лучник? Пирами, войной, интригами. Пиры надоедают быстро. Война затягивает, но однажды ты или сходишь с ума, становясь безумным зверем, или пресыщаешься ей так, что она вызывает в тебе только отвращение. Хотя бы века на три-четыре. И остаются только интриги. Ты думаешь, если бы я завоевал... Хотя, нет. Если бы я завоевал твой мир, то на меня ополчились бы все. Ваш огонь греет всех нас, а стань этот мир моим, то и его огонь принадлежал бы только мне. Я бы не позволил так бездарно тратить его ресурсы. А вот просто поиграть и опять оставить в общем пользовании... Меня бы просто пожурили, посадили под домашний арест на год-другой и все. Понимаешь, Сокол? Если я сейчас вернусь в Асгард, мне ничего не будет за то, что я здесь натворил. – Какие же тогда вы боги? – сдавленно проговорил Клинт, часто моргая. Глаза неприятно пекло, и ему совсем не хотелось думать, что это слезы. – За что же вам тогда поклонялись?! – За что? – так же быстро, как вспыхнул, остыл Локи. – За то, что мы давали им – за веру. – Веру-у? – теперь настала очередь Бартона кривится в неприятной гримасе. – В кого? В тупую блондинку с молотком? В лжеца и обманщика? В хитрожопого политикана?! Хлоп! Сильная пощечина прекратила этот поток вопросов, грозивших стать истерикой. – Придержи язык, Сокол, – тихо, и оттого еще более угрожающе прозвучало предупреждение. – Не тебе судить нас, и не тебе делать выводы. Ты до сих пор не смог разобраться в своей жизни, чтобы судить тех, кто помнит те цивилизации, что существовали задолго до твоей. На твоем месте я бы задумался о себе, солнце-то уже садится. А настроение ты мне подпортил, что ни говори. Последние слова обрушились на Клинта ледяным душем. А припомнив, от чего это самое настроение испортилось, Бартон дал себе слово, что если его язык еще раз произнесет что-нибудь прежде, чем он подумает, то он его сам себе отрежет. У него был на сегодня план действий. Однако из-за эмоционального всплеска сил на него не осталось. Придется воспользоваться планом Б. * * * Клинт судорожно глотнул воздух пересохшими губами и проклял себя за малодушие. Что ему стоило взять себя в руки и выполнить свой собственный план?! Но нет! Он изволил расклеиться, как сопливая барышня и показать характер. Показал? Молодец! Теперь терпи. За покорность Локи наказал его болью и удовольствием. За сопротивление – унижением и удовольствием. А за равнодушие – болью и унижением. По ощущениям лучника, сегодня трикстер его точно порвал. На третий заход – так уж точно. Каждое движение отзывалось в измученном анусе вспышкой раздирающей боли, но Локи не выказывал никаких признаков того, что дело движется к завершению. Нет. Он двигался ровно, размеренно, лишь иногда срываясь на более быструю долбежку, но очень скоро возвращаясь к предыдущему ритму. Внутренние часы давно уже дали сбой, часов механических в спальне не было, но, кажется, дело было ближе к утру. И в наказание за равнодушие, с которым встретил его Бартон, об удовольствии, хоть каком-то, сегодня не стоило даже мечтать. Да бог с ним, с удовольствием! Пусть это прекратится! Пожалуйста... пожалуйста... Очнулся Клинт, когда солнце вовсю светило в окна. Вопреки ожиданию, в кресле рядом с постелью никто не сидел, а возле руки традиционно лежала баночка с мазью. Правда, сегодня она была другого цвета, что наводило на грустные мысли вкупе с теми сигналами, что подавало истерзанное тело. Похоже, лучше сопротивляться, соглашаться, покоряться, но никогда – не оставаться равнодушным. Тяжело соскользнув с постели, стрелок проковылял по коридору в купальню, не забыв прихватить с собой мазь. Когда он закрыл за собой дверцу душевой кабины, то был весь покрыт противным холодным липким потом от тех усилий, что пришлось приложить для преодоления этого короткого пути. Контраст горячего и холодного душа, вроде, немного помог, но, стоило только попытаться нанести мазь, как его от пяток до затылка прошило раскаленной спицей боли. Едва не рухнув, Бартон кое-как отдышался, и предпринял новую попытку. Как показали события, вряд ли Локи остановит его состояние, если в голову трикстера втемяшится преподать очередной урок. А выносить что-то подобное только из-за собственной глупости и малодушия... увольте. А если уж Локи придет к нему и сегодня... Опробуем план А. Наверное, с него бы и стоило начать, но если не подействует и он, что тогда делать ему, Клинту?! * * * – Хм... – Старк... – укоризнено. – Хм... – Тони... – требовательно. – Старрк... – угрожающе. – Хм... – Добро пожаловать в Башню! Я рада, что вы осознали всю губительность своего решения и решили помочь в его исправлении. Джарвис покажет вам свободные комнаты, с планировкой вы более менее знакомы, как и с ее обитателями, я сейчас поговорю с Тони, да Тони, нам с тобой предстоит КРАЙНЕ серьезный разговор, пока вы можете пообщаться с остальными, а мы уходим. – Но, Пеппер! – Энтони Эдвард Старк! Мы с тобой сейчас идем в кабинет, где ведем беседу на тему союзников, ошибок и прощения этих самых ошибок. – Пепп! Это же...! – Тони, я пока не слепая, слава Богу! И я прекрасно вижу, кто это! Поэтому я и разрешила им пройти в Башню. – Пеппер, милая, это Фьюри. Понимаешь? Тот самый Ник Фьюри, который промолчал и тем самым не дал времени хоть что-то придумать, когда была возможность. И его верная тень, которая без малейших колебаний убьет любого из нас даже не по щелчку пальцев, а по миганию его глаза! – Мистер Старк, я здесь не затем, чтобы воевать с вами, – сложил руки на груди Директор Щ.И.Т.а. – А зачем еще? О, ЧЕРТ!!! Только не говорите, что на нас кто-то еще напал и ваш гребаный Совет требует, чтобы мы разобрались с этими нахалами! – Нет. Я здесь, чтобы узнать... У вас свободных вакансий для еще двух безработных не найдется?