Помаши мне на прощанье - Страница 5

Было слишком холодно стоять на лестнице, глядя на подъездную дорожку, поэтому она решила пробежаться до ворот в надежде увидеть машину доктора.

Грейс добралась до ворот, коснулась засова. Прислонилась к железным решеткам, чтобы немного отдышаться, и тут увидела вдали велосипед. Он медленно катил вперед: наездник боролся с ветром и весом древней машины. Разочарование. На велосипеде сидела женщина.

Грейс никогда не ощущала такого бессилия, как сейчас. Олив нужен доктор! Доктор, который справедливости ради должен был приехать еще два дня назад. Но тут ветер раздул плащ велосипедистки, и Грейс заметила ярко-красную подкладку.

– Медсестра! – завопила она! – Медсестра!

Встрепенувшись, она помчалась по дороге, чтобы встретить женщину.

Та никак не могла отдышаться, но вручила Грейс медицинский саквояж и, облегчив ношу, побрела к общежитию.

– Мы посылали за доктором. Где он? – спросила мисс Райленд вместо приветствия.

– Придется довольствоваться мной. Я окружная сестра Стивенсон, а доктор слишком занят. Да и лучшее средство от простуды – мед с горячей водой и капелькой бренди, а потому я уверена, что ему не было никакой нужды сюда ехать. Мне позвонили как раз в разгар тренировок по оказанию первой помощи…

Она поднялась на второй этаж. Грейс шла следом, таща тяжелый и потертый саквояж.

Мисс Райленд решила пустить в ход свое обаяние.

– Простите, сестра, что пришлось оторвать вас от работы, но мы тоже стараемся для фронта, и здоровье наших студентов для нас на первом месте. Девушка очень хрупкая, и, возможно, ей не стоило идти в Трудовую армию, особенно в разгар зимы.

Они продолжали подниматься наверх.

Этим вечером почти у всех девушек не было аппетита. В камине столовой ревел огонь, восхитительный аромат жареного картофеля почти забивал запах печеных яблок, от которого текли слюнки, но, несмотря на присутствие молодых голодных женщин, в комнате было необычно тихо.

Взглянув на трясущуюся и потную Олив, сестра, рассерженно бросив «нужно было послать за мной раньше», отослала девушку в ближайшую больницу.

– Плеврит? – переспрашивали друг у друга студентки. – Что такое плеврит, Грейс? Что-то вроде пневмонии?

Грейс, которая резала картофелину на кусочки, не пытаясь положить их в рот, покачала головой.

– Сестра ничего не объяснила. Думаю, дело в легких, но я никогда раньше не слышала о такой болезни. Болит в груди, и трудно дышать. Мисс Райленд поехала с Олив.

Новости встретили со смешанными чувствами. Большинство радовались, что заведующая поехала с Олив, но некоторые опасались, что это лишь доказывает, насколько та больна.

– Она одна из тех, у кого нет пальто! – гневно кричали девушки. – Нам обещали теплую одежду.

– Только последняя партия работников осталась без пальто. Но их обещали выдать, – пытаясь утешить друг друга, вторили им другие девушки.

– Бросьте, леди. Лучше посмотрите, какой ужин, – вмешалась одна из студенток. – Ешьте, сегодня с яблоками подали настоящий заварной крем. Завтра наступит новый день, и нам не нужно, чтобы еще кто-то заболел!

Бормотание и ворчанье постепенно улеглись, когда здоровый аппетит взял верх. Некоторые оглядывали теплую уютную комнату с камином, скамейками и старыми, заваленными подушками диванами, блестящими латунными украшениями на стенах. Да, работа тяжелая, зато кормят прекрасно. Одна студентка, вероятно, из тех, кому не стоило взваливать на себя такой непосильный труд, заболела, но получила наилучший из возможных уход. Разве стоит из-за этого переживать? Завтра они узнают что-то новое, и настанет день, когда, вооруженные добытыми тяжким трудом умением и опытом, девушки начнут новую жизнь.

Этим вечером в спальне не было тихо. Хорошо понимая, что им придется рано вставать, девушки не могли успокоиться и сидели на кроватях, перебирая события последних нескольких дней. Молчали только Грейс и Бетти Гуд, самые близкие подруги Олив. Какой смысл болтать, теряя драгоценные минуты, посвященные сну? За Олив ухаживают: никто, по мнению Грейс, не мог сделать большего, чем сестра Стивенсон, да и у больничного персонала есть оборудование, которого не может быть у окружной сестры.

Громкий звон будильника заставил их подскочить, наскоро умыться и одеться. Рабочий день начался после завтрака, и Грейс была рада, что лекцию по севообороту назначили вместо расчистки канавы.

– Здорово! – воскликнула Бетти. – Сидеть в теплой уютной аудитории лучше, чем стоять в ледяной воде, вытаскивая на свет божий бог знает что. Однажды я нашла в канаве овечью голову!

Грейс была согласна с Бетти, но уже через несколько минут обнаружила, что способна думать только о больничной койке, на которой лежала Олив. Было ли что-то такое, что она могла сделать раньше и не сделала? Если бы она заметила, как дрожит Олив, если бы настояла, чтобы та надела теплое белье, если бы им раздали обещанные зимние пальто, – лежала бы Олив сейчас в больнице?

Она с усилием заставила себя вернуться к лекции: пшеницу сеют после картофеля… или наоборот? И какое это имеет значение?

– Ты почти ничего не записываешь, Грейс, – заметила одна из соседок по комнате, когда лекция закончилась.

– Только то, что имеет смысл. – отмахнулась она, глядя на разлинованный блокнот.

Под руку с Бетти Грейс прошлась по столовой, где огонь горел в камине и на длинном деревянном столе стояли кружки с «Оксо», разведенными бульонными кубиками или поразительно крепким чаем. Девушки выбрали чай и отошли от камина как раз в тот момент, когда дверь открылась и появилась мисс Райленд. В комнате стало тихо, а женщина, стоя на пороге, оглядела людную комнату.

– Прошу девушек из комнаты одиннадцать зайти ко мне в кабинет.

Она вышла, но обернулась и в неудачной попытке улыбнуться попросила захватить с собой горячие напитки.

Грейс и Бетти, уже поднявшие кружки, немедленно взяли другие и вместе с остальными девушками пошли к двери. По дороге все молчали.

Кабинет был небольшим: маленький камин, где слабый огонь безуспешно боролся с холодом, металлический буфет с ключом в дверце и два складных стула у стены. Места для всех едва хватало.

Мисс Райленд оглядела всех и, никому не глядя в глаза, выпрямилась.

– Мне нелегко говорить об этом, но сейчас позвонили из больницы… Олив Тернер умерла рано утром.

Грейс словно окаменела. Умерла? Как могла Олив умереть? Она уехала из дома, оставив жилет, а вместе с ним, получается, и детство. Девушка услышала громкий голос, озвучивающий вопрос «почему?». И поняла, что голос принадлежит ей. Голос… ее голос продолжал:

– Почему умерла? Она всего лишь простудилась. Почему простуда вдруг перешла в плеврит?

Остальные стали перешептываться. Бормотание и шепот, словно шелест падающих с деревьев листьев, заполнили комнату. Мисс Райленд глубоко вздохнула.

– Мы, британские женщины, тоже солдаты, ведущие собственную борьбу. В иные времена мисс Тернер, возможно, не приняли бы в Земледельческую армию, Да, у нее была простуда, быстро перетекшая в плеврит… с дальнейшими осложнениями.

Присутствовавшие в комнате хором охнули и стали переглядываться с испуганным недоверием.

Мисс Райленд заговорила еще быстрее:

– Больничный персонал сделал все возможное, все…

– Мы не сделали всего возможного, – перебила Грейс. – И вы тоже. Вы все равно что убили ее.

Собственный голос отдавался в ушах, напряженный, подрагивавший от эмоций. Она хотела остановиться, но голос – ее голос – продолжал.

– Вы не хотели меня слушать. Почему? Потому что…

Она осеклась.

Бетти Гуд подскочила к ней, обняла и попыталась успокоить.

– Довольно. Все свободны, кроме Патерсон, – прервала ее мисс Райленд.

Грейс, чувствуя себя так, словно вся сила куда-то утекла, наблюдала, как уходят девушки: некоторые сочувственно на нее поглядывали, некоторые отводили глаза, будто боясь, что их заподозрят в связи с ней и ее неожиданным взрывом эмоций.