Поляки в Западной Сибири в конце XIX – первой четверти XX века - Страница 45

Поданным на 1914 г. переселенцы в «урманной» полосе имели на двор 2,5 десятины посева и 5 голов скота. Жители переселенческих поселков применяли разные приемы корчевания леса. Выходцы из Люблинской и Волынской губерний производили раскорчевку таким же образом, как и старожилы. Выходцы из Витебской губернии спиливали лес, корчевали мелкие пни, остальные оставляли на пашне. Через 5-10 лет после сжигания пни сгнивали и давали удобрение[833].

В процессе переселения крестьян в Сибирь выявилась закономерность, связанная с тем, что на степные участки направлялись выходцы из южных степных черноземных губерний. На северные таежные участки Тобольской и Томской губерний переселялись главным образом крестьяне нечерноземной полосы. К примеру, в Тобольскую губернию в лесной Тарский уезд водворялись крестьяне из Могилевской губернии. Большая часть крестьян из Витебской губернии переселялась в лесные, таежные уезды Тобольской губернии (Тарский и Туринский) и Томской губернии (Каннский, Мариинский и Томский), то есть наиболее привычные по условиям жизни на их родине места[834].

Трудности, с которыми сталкивались польские крестьяне в Сибири, можно проследить на примере польских переселенцев деревни Вершина в Иркутской губернии, где они должны были корчевать лес, чтобы приготовить землю для посевов. Селение располагалось в гуще леса, и в хозяйстве переселенцев большое значение наряду с земледелием имели охота и рыболовство. Первые три года переселенцы встали перед угрозой голода и холода, проживали в землянках и шалашах и только потом строили дома или покупали их у бурятов. К этому добавлялось враждебное отношение местного бурятского населения, которое рассматривало переселенцев как захватчиков принадлежавшей им земли и других богатств[835].

В случае, если переселенцы занимали часть земель старожилов, это порождало враждебное отношение к ним последних, как случилось в поселке Шадово Усть-Тартасской волости Томской губернии. Поселок был основан переселенцами из Ковенской губернии из окрестностей местечка Шадово. В соседней деревне Байсагола оснований для вражды старожилов с новоселами не было, поскольку переселенцы получили земли, не занятые старожильческим населением[836]. По воспоминаниям Б. С. Студзинского, дед которого Матеуш Студзинский с сыном переселился в 1913 г. в деревню Ярлыковскую Мариинского уезда, земли у семьи было «много»: 30 десятин. Семья смогла обработать 20 десятин, а 10 оставались под лесом. По данным подворной переписи переселенцев в 1911–1912 гг. в таежных районах Мариинского и Томского уездов переселенцы имели 2,9 десятин посева на двор и 5,7 голов скота[837]. Появление в Сибири переселенцев уменьшало земельный простор для старожилов, но остававшейся земли по 40–50 десятин на двор хватало с избытком. Кроме того, в течение первых лет после прибытия новоселов старожилы выигрывали тем, что сбывали новоселам избытки скота и хлеба. Для обзаведения скотом (2 лошади и 3 головы нерабочего скота) и пашней (4–5 десятин) переселенцу требовалось примерно шесть лет[838].

Возможности адаптации польских переселенцев и ссыльных зависели от взаимоотношений с коренным населением. Так, в Тарском уезде Тобольской губернии ссыльные поляки, проживавшие вместе со староверами в селе Низовое, деревнях Большекрасноярская, Самохвалово, Чинянино, Шуево и Ушаково, были сильно ограничены в выборе брачных партнеров. В то время как поляки, поселившиеся в нестарообрядческих селах Усть-Тара, Бергамак, Малокрасноярка, деревнях Карбыза и Старологиново, имели больше шансов вступить в брак и войти в состав местного общества[839]. Таким образом, мирское общество в Сибири предоставляло полякам больше возможностей для адаптации, чем старообрядческие селения[840].

В научной литературе существует мнение, что до 1890 г. среди польских переселенцев за Урал преобладали зажиточные крестьяне, а после строительства железной дороги в Сибирь устремилась крестьянская беднота[841]. В середине 1890-х годов польские крестьяне из Литовских губерний (Виленская, Ковенская и Гродненская), переселявшиеся в Сибирь, по мнению 3. Лукавского, были зажиточными крестьянами, мечтавшими об обширных земельных наделах, которые раздавало правительство, и о сытой жизни без тяжелого труда[842].

Если переселенцы 1880-х годов могли сами построить часовню, то переселенцы 1890-х годов обращались с просьбой о помощи для строительства церкви к Департаменту духовных дел иностранных исповеданий МВД[843]. Так, в сентябре 1903 г. переселенцы поселков Константиновского, Петровского и Ломовицкого Новокусковской волости Томского уезда в своем приговоре о разрешении им постройки костела указывали на то, что не могут добраться до ближайшего костела «по бедности и не имению у себя лошадей»[844]. 14 февраля 1904 г. переселенцы поселка Мариинский Тюкалинского уезда в прошении к крестьянскому начальнику 5-го участка обращали внимание на свое бедственное положение[845].

Бедственные условия жизни, такие как недостаточное питание, тяжелые жилищные условия, вели к высокой смертности среди переселенцев. Кроме того, сельское население не получало достаточной медицинской помощи. Особенно высоким был уровень детской смертности. Так, в сентябре – октябре 1897 г. в семье крестьян из ссыльных села Лариха Ишимского округа Михаила и Михалины Людко от кори умерло четверо детей. В этой же семье в декабре 1905 г. двое детей умерло от скарлатины. В семье Ивана и Антонины Лукашевич, крестьян заимки Поляков Тарского уезда, в январе 1905 г. от болезни «горла» умерло трое детей в возрасте от 2 до 8 лет. В июле 1914 г. в поселке Гриневичи в семье крестьян Игнатия и Розалии Стрижко от скарлатины скончалось трое детей в возрасте от 9 месяцев до 5 лет[846].

В 1907 г. проводилось исследование имущественного положения водворенных в Сибирь переселенцев. Так, из 9 семей крестьян из Люблинской губернии не имели земли на родине 8 семей, а одна семья имела 3 десятины. 6 из 9 семей не имели лошадей, а три семьи имели по одной лошади. Из 12 семей крестьян Седлецкой губернии не имели земли 4 семьи, 2 семьи имели 1–3 десятины, 5 семей – 4–6 десятин, а одна семья – 7-10 десятин[847].

В июле 1911 г. крестьяне поселка Маличевского Томского уезда в прошении на имя Томского губернатора указывали на свое бедственное положение. В 1910 г. хлеб на полях померз и был частично выбит градом. Переселенцы не смогли посеять рожь и обращались к правительству за ссудой для уплаты долгов за строительство костела[848]. Трудности, с которыми сталкивались переселенцы на новом месте, вызывали обратное их движение из Сибири. В 1907 г. обратное движение из Сибири крестьян Привислинских губерний составило 9,9 %. Лучше прочих устраивались в Сибири крестьяне Могилевской, Минской и Витебской губерний, из числа которых обратное движение составило 0,9 %[849]. Польские переселенцы предпочитали селиться вблизи храма. Так, чиновник по водворению переселенцев в Зачулымском подрайоне в своем донесении в Переселенческое управление говорил о том, что переселенцы-католики в качестве главной причины возвращения на родину указывали отсутствие костела, а экономические причины ставили на второе место[850]. В развитии польской колонизации в Сибири наблюдалось две противоречивые тенденции. С одной стороны, поляки в одиночку и группами проживали в сотнях населенных пунктов, разбросанных по территории Сибири, а с другой стороны, польские крестьяне стремились селиться компактно вместе со своими единоверцами. Одной из первостепенных задач, которые переселенцы решали, – это строительство костела[851]. Группы польского населения в Сибири стремились к изоляции и сплоченности, но из-за малочисленности их попытки отгородиться от окружающей инокультурной среды были обречены на неудачу[852].