Полвека без Ивлина Во - Страница 47
Из всех его книг наибольшей популярностью у американских читателей пользуется «Мерзкая плоть», сделавшая его признанным летописцем того, что названо в книге «твердым ядрышком веселья, которое ничем не расколоть». Его юмор — гомерический и вместе с тем беспощадный. Он не щадит никого, от верующей миссис Оранг до репортера светской хроники Майлза Злопрактиса. Все его герои — снобы или жадные, продажные, коварные люди, участвующие в трагикомической декадентской буффонаде. Как сатирик он имеет право на свободные мазки и пишет «Пригоршню праха» — еще одно беспощадное исследование общественной и частной морали, в котором наряду с грубыми шутками преобладает скорее мрачная ирония, нежели фарс. До «Возвращения в Брайдсхед» этот роман был его лучшей и самой утонченной книгой.
В нем не было смелой импровизации, как в «Упадке и разрушении», и тех затейливых приемов, заставляющих читателя забыть о том, насколько незамысловата рассказываемая история. Зато впервые в книгах Во появились герои, получившие полноправное существование: порядочный, но обыкновенный муж, уважающий традиции и обычаи, жена, которая ему изменяет без всякой причины, даже не от скуки. Над всем этим нависает ужас, скрытый в цитате из Т. С. Элиота, из которой взято название книги: «Покажу тебе страх в пригоршне праха». Автор не нагнетает, а лишь намекает на него. И все выполнено с завораживающей мощью и театральной экономностью художественных средств, когда основные сцены и мотивы изображаются весьма непринужденно.
Ивлин Во, вероятно, уже тогда мог приступить к созданию такой вещи, как «Возвращение в Брайдсхед». Но вместо этого он занялся путевыми заметками, биографией, изучением Мексики и еще двумя романами: «Сенсация» и «Не жалейте флагов». Из двух последних книг лишь первая кажется читателю чисто юмористической, где автор добродушно высмеивает газетных магнатов, военных корреспондентов и навязываемый обществу культ героев. Все это описано в его отточенной издевательски-серьезной манере, как и сцена, где он подготавливает почву для приключений репортера в Измаилии (Абиссинии).
В семидесятые годы прошлого века в Измаилию или в соседние районы приезжали бесстрашные европейцы с надлежащим снаряжением: часами с кукушкой, фонографами, оперными шляпами, проектами договоров и национальными флагами, которые должны были там оставить. Они приезжали как миссионеры, послы, торговцы, старатели, естествоиспытатели. Назад никто не вернулся. Их съели — всех до единого[220].
В романе «Не жалейте флагов» он возвращается в Мейфэр, к прежней толпе, изображая ее на фоне Второй мировой войны, вернее первых этапов войны. Можно предположить, что именно в этом романе манера, характерная для «Упадка и разрушения» и «Мерзкой плоти», обнаруживает первые признаки утомления. «Призраки», как назвал Во эту толпу в посвящении[221], превращают войну в приятную забаву, они перерезают друг другу горло, пока административная волокита запутывает людей в кабинетах бюрократов. Веселая, развлекательная и желчная книга казалась эхом. Даже без неожиданного эпилога, где порочных и искушенных героев внезапно охватывает священный огонь патриотизма, подспудно создается ощущение, что все это — чересчур простой рисунок. Чересчур простой не для каждого писателя, но для такого таланта, который мог создать «Пригоршню праха». Не слишком ли сильно карает он своих жертв, которых столь предусмотрительно и забавно уже дважды уничтожил?
Дело в том, что он достиг совершенства в рамках определенной формы и теперь уже не мог создать внутри нее ничего нового. Он выработал стиль, который в точности подходил для его цели: стремительный, точный, предельно экономный. Перечень его побед впечатляет. Как романист он блестяще высказался о многом: о «золотой молодежи», бестолковых дипломатах, газетах, образовании, кинематографе, снобах, хапугах и лицемерии. Он писал развлекательную и по обычаю хороших сатириков чрезвычайно назидательную прозу. Как биограф он начал с пикантного жизнеописания Россетти, а в 1936 году получил премию Хоторндена за книгу «Эдмунд Кампион» — превосходную монографию об ученом иезуите и мученике. Как автор путевых заметок в книгах «Девяносто девять дней» и «Во в Абиссинии» он оставил очень живые личные свидетельства, а в книге «Мексика: наглядный урок» изложил точку зрения, которая более либеральным наблюдателям могла бы показаться произвольной, но, на самом деле, была добросовестным, хорошо обоснованным отчетом консерватора.
Проблема, с которой Во столкнулся как прозаик, заключалась не в том, что он не взволновал американскую публику. До сих пор его книги никогда не были у нас бестселлерами, хотя никто не объяснит почему. «Мерзкая плоть» расходилась вполне приличными тиражами в нескольких переизданиях. «Пригоршня праха» с благословения Александра Вуллкотта появилась в одной из его хрестоматий. Но издания, выходившие в Америке, продавались плохо, и только его немногочисленные поклонники могли обстоятельно рассказать о самом писателе и его книгах.
Даже едва знакомым с его книгами читателям было небезынтересно узнать, какое направление примет его талант в решающие годы войны после появления романа «Не жалейте флагов». «Возвращение в Брайдсхед» — произведение зрелого мастера, которое удовлетворяет его поклонников больше, чем они могли бы предположить.
В этом романе вновь описывается Англия после Первой мировой войны, но совсем в другом ракурсе. Мы смотрим на происходящее не глазами сатирических персонажей, вроде Поля Пеннифезера или Уильяма Бута, — прием, характерный для ранних произведений Во, — рассказ ведется от первого лица умным и глубоко чувствующим наблюдателем Чарльзом Райдером, архитектором и художником, капитаном британской армии, вспоминающим в зрелом возрасте свою юность. В композиции романа «Возвращение в Брайдсхед» этот новый ракурс крайне важен: в рамках между прологом и эпилогом, в которых помещается действие, повествование обретает перспективу и гибкость, а очарование пережитого просеяно в воспоминаниях. Здесь опять эмоциональная интонация и содержание романа превосходят все, прежде написанное автором. Он и в других романах умел передать неброский трагизм происходящего, скажем, описывая смерть мальчика в «Пригоршне праха», или в неожиданном и чудовищном окончании этой же книги. «Возвращение в Брайдсхед» отличается тем, что эмоция в нем обнажена и исходит, так сказать, из сердца.
Вначале роман довольно весел: любовно ироничная картина Оксфорда 1923 года, эстетизм подсолнухов, яйца какаду, обычай напиться за официальным обедом, обмен легкими шутками, легкая безответственность, словом, «Шутовской хоровод». Именно там Райдер встречает лорда Себастьяна Флайта и завязывает с ним романтическую дружбу. Себастьян — блестящий, очаровательный «полуязычник», второй сын в старинной католической семье, находящейся на грани распада; видимо, это символ, указывающий на перемену в жизни Англии, переходящей от старого уклада к новому. Потом, когда действие переносится в Брайдсхед с его барочным замком, тон становится более трезвым: разворачивается история любви Райдера и сестры Себастьяна Джулии, которая предваряется духовной близостью Райдера и Себастьяна; церковь дает райское убежище израненной душе спившегося Себастьяна, возвращает на праведный путь Джулию, и даже загадочный отец наконец приезжает из Италии домой умирать.
В этом много от раннего Во: та же отточенность фраз, меткие и даже убийственные подробности, живая речь, пре зрение к вульгарности, краткие описания второстепенных персонажей (Антони Бланш, эстет уайльдовского типа, лукавый отец рассказчика — глуповатый пожилой господин). Эти черты и свойства легко можно развить, поэтому мы ждем их появления в каждой книге Во; они — его неотъемлемая часть.
Свободный стиль и композиция, простор появились здесь впервые. Предложение за предложением, абзац за абзацем размышлений, чередующихся с описаниями, были невозможны в его предыдущих книгах с их неспокойной атмосферой. Эта книга все равно что полноценная пьеса вместо ловко состряпанного водевильного скетча. Например, нигде, даже в «Пригоршне праха», автор не позволил бы себе таких строк: