Полуночная роза (Месть по-французски) - Страница 2

— Во Францию..?

— Ники вообще неравнодушен к Франции, и не скрывает этого. По крайней мере в те промежутки, когда мы не воюем друг с другом. Ну что у тебя за вид, Жилли! Я знаю, как ты чувствительна к этому вопросу, но ты не должна свирепеть каждый раз, когда кто-то просто упоминает об этой глупой стране. Клянусь, тебе никогда не придется возвращаться туда. Пускай Ники едет, возможно, именно там его и настигнет кара, которой он давно заслуживает. Там ведь до сих пор используют гильотину, правда?

Перед мысленным взором Жизлен мелькнул блеск ножа, в ушах загудел рев толпы. Она старалась преодолеть мгновенно охватившие ее слабость и страх, которым она так старалась не поддаваться.

— Да, насколько я знаю, — ответила она, от души желая, чтобы темноволосая кудрявая голова Николаса Блэкторна оказалась в окровавленной корзине.

— Мне, слава Богу, пока не приходилось иметь дела с пьяными. Не представляю, когда он теперь придет в себя. Нам лучше уехать сейчас же, а этот его странный слуга приглядит за ним.

Элин поднялась, шурша пышной желтой юбкой, и Жизлен посмотрела на нее словно издалека, вдруг подумав, что, возможно, в последний раз видит свою благодетельницу. Элин одевалась безвкусно, и совершенно не слушалась советов, которые ей время от времени давала Жизлен. Несмотря на весьма пышные формы, она была неравнодушна к одежде замысловатых фасонов. Два банта — лучше, чем один, три складочки — чем две, яркие тона предпочтительней пастельных, которые бы так пошли ее светлой, чуть розоватой коже.

Как француженка, Жизлен по праву считала своим неоспоримым правом давать советы в том, что касалось вкуса. Но старания, которые она прикладывала в течение года к тому, чтобы перевоспитать Эйлин, оказались напрасными. А теперь было поздно.

— Я не еду, — сказала она.

В нежных фарфоровых глазах Элин отразилось искреннее недоумение.

— Ну что за глупость! Конечно, едешь. Я знаю, что ты обычно отказываешься бывать со мной на званых вечерах, но тут же совсем другое дело. Мы просто спрячемся у Кармайкла в Сомерсете, пока Ники сообразит, как ему быть. Немного пожить в деревне полезно нам обоим. И потом, ты обещала научить меня готовить!

— Не сейчас, — сухо ответила по-французски Жизлен, четко выговаривая слова.

— Обе собеседницы не находили ничего странного в том, что повариха перечит своей хозяйке.

— Но в чем дело, Жилли? — не унималась Элин, — мне будет там ужасно одиноко.

— Ты будешь с Винни.

— Винни — дура. Ну зачем тебе оставаться здесь? Ники скорее всего все время пропьянствует, и ты будешь зря готовить.

Глаза Элин наполнились слезами.

— Ты обещала мне, когда я согласилась поехать с тобой сюда, что примешь мои условия, — мягко напомнила Жизлен. — Я ведь говорила тебе, что не смогу стать твоей подругой, наперсницей, сестрой. Я приняла твое предложение приехать в Англию, чтобы быть служанкой, иначе я бы не согласилась.

— Но Жилли…

— Я остаюсь здесь, на кухне, на своем месте, — сказала она, вставая и беря нежные руки Элин в свои, маленькие, но более сильные. — Уверена, я смогу принести пользу Николасу Блэкторну.

Несмотря на свою чувствительность, леди Элин была далеко не глупа. На этот раз она заговорила вкрадчиво:

— Может, все же объяснишь, что с тобой?

Жизлен не стала притворяться, что не понимает ее.

— Только не сейчас, — ответила она решительно.

Прошло не больше восьми часов с тех пор, как уехала Элин. В Энсли-Холле продолжалась обычная жизнь, несмотря на отсутствие хозяйки. Дворецкий Уилкинс и экономка миссис Рафферти, повелители слуг, не допускали беспорядка. С Жизленони оба вскоре после ее появления заключили перемирие, распознав в ней непобедимого противника.

Поданная Николасу Блэкторну еда осталась нетронутой. Жизлен, взглянув на поднос, постаралась не выказать никаких чувств, но сейчас, сидя одна в просторной кухне огромного дома, она ощущала смутную досаду. И вдруг все стало ясно. Она не станет убивать Николаса Блэкторна в постели, хотя он вполне этого заслуживает. Это слишком сложно и главное, как ни обидно, но она уверена, что у нее не хватит на это духу, хотя она годами и вынашивала в себе месть.

Остается лишь надеяться, что у этого господина улучшится аппетит, когда он протрезвеет. Уж отравить-то его она точно решится, а потом посмотрит, как он будет мучиться.

До Жизлен донеслись уверенные шаги со стороны буфетной, находящейся в восточном крыле, и она замерла, охваченная страхом. Шаги показались ей незнакомыми.

Для того чтобы научиться выживать, Жизлен пришлось многому научиться. Она давно узнала, что для того, чтобы избежать опасности, надо все время быть настороже. Она могла узнать по походке любого из тридцати шести домашних и дворовых слуг Энсли-Холла и всех членов семьи Элин, которые приезжали в гости. Сейчас к ее владениям приближался чужой.

Уголек, щенок Жизлен, громко залаял, когда она, неожиданно охваченная страхом, вскочила со стула. Ее лицо и фигура были плохо видны в полумраке, и ее рука потянулась к ножу, которым она привыкла разделывать баранину.

Она до того сильно сжала деревянную рукоятку, что у нее заломило пальцы. Человек остановился возле двери, судя по его силуэту, он был ниже ростом и плотнее того, которого она когда-то знала.

Незнакомец заговорил, и она окончательно поняла, что ошиблась. Английский джентльмен не позволит себе войти в кухню. Он отправил сюда своего слугу.

— Темновато здесь, — заметил мужчина.

Жизлен тихонько положила нож, и, подойдя к столу, принялась зажигать одну за другой дешевые тростниковые свечи, которые было принято использовать в кухне. В напоминавшем пещеру помещении стало светлее. Она чувствовала, что мужчина наблюдает за ней, и хотя он не проявлял никакой враждебности, в нем ощущалась настороженность. Именно этого человека ей и предстояло обмануть, если она хочет, чтобы Николаса Блэкторна настигла кара, которой он более чем заслуживает.

Жизлен отвернулась, решив, что посетитель уже вдоволь на нее насмотрелся.

— Вы должно быть Мамзель, — произнес он.

Разговаривал он куда развязней, чем те, кто работал с ней в кухне. Он был похож на городского жителя, немолод, и напоминал скорее трактирщика, а не господского слугу.

— Да, — подтвердила Жизлен, совсем не удивившись.

— Мой хозяин проголодался.

— Проголодался? — она вспомнила о нетронутой еде на подносе. Либо он протрезвел и у него появился аппетит, либо снова принялся за спиртное и ощутил голод. Впрочем, не все ли равно, лишь бы он съел то, что она ему приготовит.

— Можете ограничиться холодной закуской. Немного мяса, сыр, и если остался — яблочный пирог. А где Элин держит бренди?

— У нее нет бренди.

— Чертовщина! — выругался он.

— У леди Элин отличный винный погреб, но, боюсь, бренди там нет.

— Но вы же используете бренди, когда готовите.

— Да.

— Пусть отнесут наверх. Нет, лучше, если вы отнесете сами. Мой хозяин не желает верить, что у леди Элин повариха — женщина.

Жизлен вдруг стало очень холодно. «Он не вспомнит меня», — убеждала она себя. — Прошло тринадцать лет с тех пор, как они виделись последний раз. Тринадцать лет назад она была маленькой, худенькой девочкой, а он — совсем молодым человеком, повесой, думающим только о развлечениях. «Нет, не вспомнит».

— Вы не поняли, — холодно сказала она, — я не горничная. 3десь их не меньше семи, и каждая почтет за честь отнести поднос вашему хозяину… мистер..?

— Зови меня просто Трактирщик, — ответил мужчина. — Мне почему-то кажется, что моему хозяину пока не до горничных, хотя насчет дальнейшего я не уверен. Ему охота глянуть на повариху леди Элин, а моя обязанность — исполнять его прихоти. А сейчас эта прихоть как раз вы, Мамзель.

Жизлен открыла рот, чтобы продолжить спор, но вдруг прикусила язык. Она разволнуется, и, возможно, вызовет подозрения, если будет упорствовать. Решив, что лучше отшутиться, она присела в реверансе.