Польские народные легенды и сказки - Страница 2

Пример Кольберга воодушевил целую армию любителей польской сказки, которые стали присылать собранные материалы во вновь возникшие этнографические издания. С 1887 по 1905 год в Варшаве выходил этнографический журнал «Висла». В 1895 году во Львове было создано Этнографическое общество, органом которого стал журнал «Люд» («Народ»). В 1896 году возникло издание «Материалы по антропологии, археологии и этнографии» (МААЭ). В этих многотомных изданиях стали широко публиковаться сказки, песни, легенды и предания. Часто появлялись сказки и в отдельных этнографических трудах.

Перечисленные этнографические издания были как бы резервуаром, куда стекалось множество фольклорных записей, в том числе сказок и преданий. К 1905 году, но подсчетам одного польского этнографа, только записей сказок было около шести тысяч. Эти материалы ожидали исследования, научного анализа.

Попытку такого научного исследования предпринял польский филолог Ян Карлович в статье «Предание о Медее», опубликованной в 1889 году в журнале «Висла», редактором которого он являлся. Однако Карлович, занятый издательской работой и составлением словарей, не мог уделить много времени фольклористике. Таким образом, собирателей стало много, а исследователей почти не было. В 1905 году Съезд польских этнографов высказался за прекращение дальнейшей публикации фольклорных материалов без научной обработки. Как отмечают сами польские фольклористы, решение это имело вдвойне отрицательный результат: научные исследования не появились, и в то же время прекратилась публикация записей.

В дальнейшем собиранием фольклора занимаются главным образом языковеды. Но они ищут лишь материал для характеристики польских говоров и записывают подряд все услышанное. Самый значительный труд польских языковедов-собирателей «Выбор польских диалектных текстов», опубликованный Казимежем Нитшем (Львов, 1929), содержит записи, ценные лишь в диалектном отношении.

Перед польской фольклористикой по-прежнему стояла задача научного исследования собранного материала, и прежде всего сказки. Необходимо было систематизировать уже собранный сказочный материал. За эту работу взялся крупнейший польский ученый-литературовед Юлиан Кшижановский. Результатом многолетнего труда профессора Кшижановского является вышедшая в 1947 году в Варшаве книга «Систематика польской народной сказки. Часть I. Сказки о животных. Часть II. Волшебная сказка». Готовится часть III — «Бытовая сказка, шутка».

В своем труде Юлиан Кшижановский опирался на опыт создания указателей сказочных сюжетов ученых Аарне, Больте и Поливки. В указателе Кшижановского дано изложение всех известных польских сказочных сюжетов со справкой, где и когда была опубликована сказка с тем или иным сюжетом, на какой территории, в каком районе она была записана. Приводятся также ссылки на использование сказочных сюжетов в литературе и, наоборот, на литературные источники некоторых сказок. Систематика польской сказки создала основу для научных исследований фольклористов и литературоведов, изучающих взаимные связи литературы и народного творчества.

В 1947 году в предисловии к своему указателю сказочных сюжетов Юлиан Кшижановский отмечал, что поляки не имеют образцового сборника сказок типа собрания братьев Гримм в Германии или Афанасьева в России. Последние годы принесли перелом и в этом отношении. Появились сборники польских сказок, построенные уже на научной основе, с сохранением всех подлинно народных черт в содержании и форме сказок. К такому изданию следует отнести в первую очередь сборник «Сто народных сказок», составленный Хеленой Капелюсь и Юлианом Кшижановским (с предисловием и комментариями Кшижановского). Главное внимание в этой книге уделяется бытовым сказкам. Книга является своего рода антологией, по ней уже можно судить об особенностях и характере польской сказки.

Если видеть национальную самобытность народной сказки только в специфических, свойственных данному народу сюжетах, то не много найдется сказочных сюжетов, принадлежащих какому-нибудь одному славянскому народу. Общность культуры, исторические и экономические связи — все это наложило определенный отпечаток на характер и быт близких по духу народов и не могло не найти отражения в фольклоре. Бывают и заимствования сюжетов. Одни и те же сказочные сюжеты встречаются и у народов, очень отдаленных друг от друга. Ученые говорят в этом случае о «странствующих сюжетах». Польский писатель Стефан Жеромский называет сказку «вечной странницей, осыпанной пылью дорог».

Нет народа, который в своих сказках защищал бы богатых и ленивых, лжецов и предателей, злых и неблагодарных. Самобытность польской сказки также надо искать не в какой-то исключительности сюжетов, не в присущей только польской нации морали. Она заключается в отображении исторически сложившихся особенностей жизни народа, его быта, симпатий и антипатий.

Эта национальная самобытность народного творчества наиболее ярко проявляется в бытовых сказках, а также в легендах и преданиях. У героя бытовой народной сказки всегда особенный, свой характер, именно это и делает его чем-то непохожим на героев сказок у других народов. Польский ксендз или органист отличается какими-то своими национальными штрихами, хотя сюжеты сказок о попе и ксендзе во многом схожи: того и другого часто надувает умный, изворотливый батрак, работник или простой бедный мужик. В бытовых сказках резче выявляются и социальные противоречия. Хлоп всегда в столкновении с ксендзом, с жестоким и жадным богачом. У каждого народа есть свои любимые сказочные герои, которые всегда противопоставляются угнетателям разного рода. Есть такой герой и в польских народных сказках: это смекалистый мужичок Простачок (Хлопек Ростропек), шутник и балагур, находчивый, остроумный, он ловко наказывает панов и вельмож за обиды и оскорбления.

В легендах и преданиях, преломляясь сквозь призму народного сознания, фиксируются различные моменты исторического развития нации от древнейших времен. В польских легендах мы находим забавные истолкования возникновения различных географических названий («Туя и разбойник»), происхождения городских гербов («Лосось и угорь»). Здесь и традиционные для средневековья предания о провалившихся замках, о забытых кладах, о недоброй славе монастырей.

Не случайно именно по мотивам народных легенд написаны многие литературные произведения. В легенде «Замок под Корне» говорится о наказании жестокого властителя. Этот мотив отмщения жестокосердному пану за поруганное достоинство своих подданных широко использован Адамом Мицкевичем. В его балладе «Рыбка» шляхтич, обманувший крестьянскую девушку, превращается в камень. Страшная кара постигает шляхтича Сициньского, предателя родины и угнетателя крестьян (баллада «Привал в Упите»). Во второй части поэмы «Деды» Мицкевич рисует фантастическую картину мщения крестьян жестокому помещику. В реалистической балладе «Воевода», известной русскому читателю по переводу Пушкина, коварного пана, который хотел убить свою молодую жену и ее возлюбленного, постигает возмездие от руки его собственного слуги.

Польский писатель XIX века Казимеж Тетмайер по легендам и сказкам о разбойниках («Процьпак», «Конь с трутом в ухе») создал яркий роман «Яносик Нендза Литмановский». Герой романа, как и герои легенд и сказок, мстит шляхте за надругательство над подданными, старается «уравнять свет» — отбирает у богатых имущество и отдает бедным.

Очень своеобразным в польском народном творчестве является цикл легенд о Скарбнике. Ими представлен фольклор силезских горняков. Реалистические зарисовки труда и быта шахтеров перемежаются здесь с фантастикой, характерной для волшебных сказок о подземном царстве. Легенды эти навеяны влюбленностью шахтеров в свою профессию и поистине являются гимном шахтерскому труду. Привлекательность их усиливается еще и добродушным юмором.

Любопытна легенда «Конь-предсказатель». В ней запечатлены, и при этом очень реалистически, эпизоды борьбы христианства с языческими верованиями на Поморье. Симпатии рассказчика скорее на стороне язычества, хотя об обряде языческих верований он рассказывает трезво, — добрые и злые предсказания определяются не вмешательством каких-то высших сил, а просто сноровкой коня.