Польская линия (СИ) - Страница 39

– А что, твои родители… – начал было Артузов, но, видимо, вспомнив биографию Аксенова, замолк.

Артузов с каким-то старческим кряхтением поднялся с места и пошел в наше купе. Вернувшись с двумя бумажными пакетами – один побольше, второй поменьше, положил их на стол.

– Сухари и сахар, – смущенно сообщил Артур.

Вот те раз. Не иначе, главному контрразведчику страны вдруг стало жалко своего товарища-сироту?

Татьяна, разливая кофе по чашкам, сообщила:

– Владимир Иванович, пока вас не было, Вадим приходил. – Потом поправилась. – Вадим Сергеевич, которого вы вместе с нашим электриком в Минск посылали. Очень хотел вас увидеть. Сказал, что будет ждать вас завтра около почты.

Комната не маленькая. Два окна, напротив них настоящий камин, по нынешним временам холодный, словно деревенский ледник. На каминной полке – персидская туфля, пропахшая табаком. В одном углу деревянный стол со множеством пробирок, штативов и спиртовок, в другом – скрипка в футляре и стойка с трубками. По обеим сторонам от камина полки, заставленные книгами и альбомами.

Перед камином два удобных кресла, а между ними – кофейный столик из красного дерева, стоявший на медвежьей шкуре. Наверное, в старые-добрые времена хорошо было посидеть здесь, поглядывая на пляшущие огоньки, потягивая виски, а еще лучше, отхлебывая кофе.

Что-то это мне напоминало. Но что именно? Господи, так это же декорация к одной из серий «Шерлока Холмса». И что, в гостиной Холмса и Ватсона постелена медвежья шкура? Не помню, хотя читал Артура Конан Дойла и пересмотрел множество фильмов.

Ни кофе, ни даже чая не было, но в одном кресле сидел я, в другом – Платон Ильич Зуев, мой бывший работодатель, идейный противник и просто враг.

– Я рад, что вы все-таки меня навестили, – сообщил Зуев. Обведя взглядом комнату, сказал: – Дом принадлежал моему покойному приятелю, любителю бульварного чтива, особенно «шерлокианы».

Эх, услышали бы мистера Зуева поклонники, а особенно поклонницы хоть нашего Ливанова, хоть ихнего Камбербэтча, порвали бы на британский флаг.

– А как вы выяснили, что я вообще отправлюсь в Польшу? – поинтересовался я.

– О, если бы вы знали, какая у нас обширная агентура, – несколько театрально воскликнул Зуев. – Даже несмотря на некоторые потери мы успешно работаем. Вы догадываетесь, что мы консультируем польскую разведку и контактируем с оффензивой? Через три дня после того как у вас создали правительство социалистической Польши, список сотрудников уже лежал в Варшаве, а через несколько часов в Лондоне. В Лондоне знают, что Владимир Аксенов – начальник Архангельского чека, мой старый знакомый…

При этих словах Платон Ильич слегка закашлялся. Я бы тоже покашлял, если бы меня целую неделю держали взаперти, вытрясая информацию. Странно даже, что его отправили. А что если…

– Платон Ильич, скажите-ка честно, вы сообщили руководству о провале? – поинтересовался я.

Господин Зуев смутился.

– Стало быть, Secret Intelligence Service, не в курсе?

Мне стало весело. Значит дражайший библиотекарь не соизволил уведомить своих хозяев о том, что по его милости ВЧК накрыло в Москве целую сеть шпионов? А ведь это очень интересно. Может, в будущем пригодится для какой-нибудь игры? Надо подумать над этим.

– Не было оснований, – дернул плечом Зуев. – Я добросовестно выполнял свою работу, а все сотрудники, арестованные в России, были русскими. Руководство решило, что они проявили неосторожность, либо просто кто-то попал под облаву и выдал остальных. На тот момент, когда вы держали меня взаперти, в Архангельске не было представителей Британии, стало быть, никто о моем разоблачении не знает. В том случае, если бы вы выступили в печати с обвинением, я бы просто заявил, что мой бывший сотрудник, которого, кстати, я лично сдал в контрразведку союзников, каким-то образом выжил и теперь сводит со мной старые счеты.

– Честное слово, Платон Ильич, вы гений. Я до такого точно бы не додумался, – восхитился я. – Но все-таки, зачем вам понадобился я? Мне казалось, что вы не жаждали пообщаться со мной. И воспоминания не самые лучшие.

– Допустим, изначально вы понадобились не мне, а руководству. То, что Владимир Аксенов является начальником Архангельского чека не секрет. Потому оно обратилось ко мне. Моя задача – установить с вами контакт и, по возможности, наладить хорошие отношения и склонить вас к сотрудничеству с Великобританией. Если вы серьезный человек, то вы не станете мстить мне за такую малость, как выдача вас контрразведке. Тем более, союзническая миссия к вам отнеслась достаточно лояльно, а за эксцессы контрразведки Северного правительства она ответственности не несет.

У меня сразу же заныли битые ребра, захолодели шрамы. Да уж, бритты отнеслись ко мне очень лояльно… Подумаешь, сдали союзникам, а те отправили на Мудьюг, в концлагерь.

– Думаете, это реально?

– Как говорят у вас в России – попытка не пытка, – усмехнулся Зуев. – Тем более, что ваша пролетарская республика в ближайшее время превратится в обычную – как вы говорите, буржуазную республику. В РСФСР уже объявлен нэп, дело за малым – введение его в жизнь. Замена продразверски продналогом приведет к появлению излишеств, виноват, излишков, а это, в свою очередь, начнет стимулировать торговлю. Понимаете, что крестьянин должен будет куда-то сбывать свое зерно, чтобы получить нужные товары. А чем станете торговать, если российская промышленность разрушена? Нужно восстанавливать фабрики и заводы. Опять-таки, понадобятся специалисты, которых у вас нет. Государство не сможет своими силами восстановить экономику. Значит, вам придется обращаться за помощью к нам. И все вернется на круги своя.

Зуев посматривал на меня как истинный европеец на туземца – высокомерно и презрительно. И впрямь, что мы для них? Потенциальная колония, где есть дешевая рабочая сила, сырье и рынки сбыта. Ну-ну…

– Все равно, не очень хорошо понимаю, чем я смогу помочь Британской империи? Зачем вам налаживать со мной добрые отношения?

– Владимир Иванович, сколько вам лет? – поинтересовался Зуев, хотя знал мой возраст. – Двадцать один, двадцать два? По европейским меркам вы юноша, а сумели занять настолько высокий пост. А что произойдет с вами через пять лет, через десять? Я не удивлюсь, если вы станете заместителем Председателя ВЧК или займете высокую должность в правительстве.

– То есть вы хотите осуществить мою вербовку впрок, до тех времен, когда я займу надлежащий пост? – усмехнулся я.

Русско-польский англоман поморщился, словно я заговорил о чем-то непристойном, о чем не принято говорить в обществе джентльменов.

– Ну какая же здесь вербовка? Во все времена разведчики всего мира помогали друг другу совершенно бескорыстно. Зачем рисковать жизнью, свободой, если можно получить информацию от своего коллеги, поделиться с ним своей? И ваше доброе отношение нам пригодится уже сейчас. Вы же фактический хозяин Архангельской губернии. Кольский полуостров – кладовая полезных ископаемых. Россия не в состоянии добывать там ни железо, ни никель, а нам бы не хотелось, чтобы Совнарком отдал добычу марганца или железа французам или немцам. Ваше доброе слово сказанное в нужное время и в нужном месте будет оценено надлежащим образом.

Я слушал речь Платона Ильича, время от времени кивал, а когда понял, что библиотекарь закончил, поинтересовался:

– Господин Зуев, а вы сами-то верите в возможность моей вербовки?

– Я? – хмыкнул мой бывший работодатель. Помедлив несколько секунд, усмехнулся. – Я, Владимир Иванович, ни на минуту не сомневался, что вы не станете с нами сотрудничать. Простите, но я знаю вас лучше, чем мое руководство. Вы, как и многие русские большевики, из породы фанатиков.

На «фанатика» я обижаться не стал. И впрямь, работать не за деньги, а за идею, мало кто может.

– Если понимаете, так какого…?

Я не закончил фразу, но Зуев меня понял.

– Спрашиваете, так и какого черта старый дурак поперся из Лондона в Варшаву, потом в Минск, не убежал при наступлении красных? Касательно встречи с вами у меня есть личный интерес. Вернее, просьба. Если вы ее выполните, то не нанесете ущерба вашему делу, не станете предателем. Вы слышали об Уильяме Тиндейле?