Половое воспитание детей - Страница 43
Даже если у взрослых есть веские основания возникшие отношения считать нежелательными, а чувствительность сына или дочери — излишними, лучше в первую очередь проявить уважение к чувствам и отношениям детей, а уж потом пытаться разумно влиять на них. Для этого не нужны педагогические знания — достаточно просто следовать основным законам человеческого общения: пониманию, доверию, уважению, такту.
В связи с представлениями о смывающей плотины воспитания, неуправляемой «подростковой психике» следует заметить, что новейшие исследования опровергают их. Так, супруги Offer [цит. по: Кон И. С, 1984) в начале 70-х годов завершили обследование юношей 14–22 лет из одной и той же социальной среды. Только для 21 % это был период тяжелых внутренних и внешних конфликтов, 23 % прошли этот период ровно и спокойно; у 35 % бурное взросление было психологически безболезненным, у 21 % — не удалось достоверно квалифицировать. Работы советских исследователей [Пахальян В. Э., 1981; Хазанова М. А., 1984] указывают не только на лучшую социальную адаптацию подростков при благоприятном семейном климате, но и на то, что с благоприятными отношениями в семье связаны лучшие перспективы личностного развития, более высокий уровень самореализации и низкий — тревожности.
В изолированном подходе к вопросам пола, не включенном в систему нравственного воспитания, заложены, как показывал А. Ц. Макаренко, наиболее нежелательные воспитательные потенции. Но замалчивание этих вопросов является разновидностью ханжеской лжи и подрывает саму идею гармонического воспитания, воспитания коммунистической нравственности, которой принципиально чужда проповедь аскетизма. Авторитарно-директивный бесполый стиль воспитания должен быть отвергнут не только из-за неэффективности, но и потому, что, вопреки благим намерениям неумелых воспитателей, он воспитывает в подростке изоляцию от мира взрослых, неуверенность в себе и своих мужских и женских качествах, плохо осознаваемую (а потому часто особо сильную) установку против любой дисциплины в последующем. Такому воспитанию, как правило, сопутствует идеализация или намеренное приукрашивание взрослыми собственной жизни, выставление ее как непреложного стандарта и образца для копирования. О таком воспитателе не без злой иронии пишет Л. Лиходеев: «Сам он никогда в жизни не целовался, детей ему принес аист, а самого его нашли в капусте во время борьбы с вредителями овощных культур: боролись-боролись, смотрят — лежит! Он никогда никого не любил, его никогда не лихорадило под городскими часами, он никогда не плакал от ревности. Он никогда не дарил цветов просто так, без повода и случая… А тем не менее и у мальчиков, и у девочек есть глаза, и ресницы, и брови, и губы, а у некоторых даже красивые волосы. Имеются у них даже руки, ноги и колени. И у девочек они красивее, чем у мальчиков. Такова уж игра природы. Но именно это обстоятельство не дает покоя моралистам-любителям, которые произошли от капустного листа, особой красотой не отличающегося. Поэтому они считают себя единственными знатоками вопроса: как быть с таким несчастьем, как живой и теплый человек? Что же происходит? Происходит ханжество. Происходит ложь, прикрытая ангельскими хитонами. И дети в возрасте до шестнадцати лет понимают это не хуже детей в возрасте после шестнадцати»[50].
Подросток хочет видеть во взрослом не подавляюще недосягаемый идеал-образец, не проповедующего одно и делающего другое ханжу, а человека со своими достоинствами и недостатками, убеждающего всем своим прошлым и настоящим опытом, что жизнь не дается легко, не протекает безоблачно ясно и непогрешимо, что единственный достойный путь в жизни — непрерывное самосовершенствование.
Другая разновидность упущений питается отрывочными сведениями о новых веяниях в воспитании. Результатом становится снятие всякого контроля взрослых, морально-этическая вседозволенность при предоставлении «полезных» знаний (в этих условиях они в лучшем случае бесполезны). Многие взрослые к тому же считают своим долгом обеспечить подростку бесконфликтное существование, избавить его от столкновений с жизнью и от всяких переживаний. Так, мать одной девочки рассказала, что после посещения спектакля, который обеим очень понравился, она дала дочери таблетку элениума — «Девочка так разволновалась!». Результатом такого «спасения» становится отсутствие нравственной устойчивости личности, приводящее к отчаянию, неуверенности в себе и неверию в людей либо к правонарушениям.
В одном из случаев 18-летний студент был осужден за попытку грабежа и изнасилования; до этого жил в другом городе в семье со своеобразным подходом к его воспитанию — до конца 10-го класса его поили рыбьим жиром из ложки, провожали в школу и встречали, а принесших уроки девочек мать «спускала с лестницы». В другом 16-летний мальчик, не получивший от родителей никаких сведений о поле, скованный и нерешительный в повседневном общении, но достигший предельного эмоционального накала в интересе к проявлениям пола, вынудил 12-летнюю девочку раздеться для того, чтобы «посмотреть и потрогать».
Уважение к личности подростка, к его трудностям и проблемам, серьезный и доверительный обмен мнениями, попытки опровергнуть (а не отвергнуть) неверные представления, мотивировать свои советы (а не насаждать желательный стиль поведения принудительно), способствовать стремлению и умению разрешать неизбежные в жизни конфликты, через разумный и тактичный контроль вырабатывать чувство ответственности за себя и других — тот путь, который обеспечивает человеческие права подростка и обогащает его личность. Означает ли это недопустимость принуждения? Оно может и должно быть применено, когда оно справедливо, если применение его не есть проявление слабости воспитателя, если оно исходит от уважаемой (не обязательно любимой) подростком личности. Мы не можем не возразить против довольно распространенной утрированной оценки личного примера воспитателя, когда к его жизни и поведению предъявляются невыполнимые в рамках его биографии требования. Личный пример воспитателя — это его отношение к жизни и себе, адекватное нравственным требованиям к человеку, а не прописным истинам ханжества. Обсуждая стиль общения с подростком, И. С. Кон подчеркивает, что «единственно правильный стиль — стиль проблемный. Мы должны с учетом возрастных особенностей, но всерьез и без малейшего вранья говорить, каково состояние дел. (…) Если мы включаем молодого человека в социально значимую деятельность и в обсуждение реальной задачи, только тогда он начинает ощущать себя хозяином жизни, несущим за нее ответственность»[51].
Полностью оградить подростка от столкновений с вопросами пола и сексуальности невозможно и не нужно. Гораздо важнее помочь ему понять и почувствовать, насколько обедняет мир человека опошление представлений об отношениях полов. Но не следует принимать за такое принижение совместные обсуждения подростками сексуальных проблем, свойственные подросткам совместные сексуальные эксперименты, рассказывание сексуальных анекдотов, рисунки сексуального содержания и т. д. Сами по себе они не болезненны и не страшны, будучи неотъемлемым элементом подростковой субкультуры (до известных, разумеется, пределов, которые точно обозначены быть не могут). Наибольшую настороженность должны вызывать те, кто молчаливо присутствует при этом, не участвуя в происходящем, но и не покидая компанию, не протестуя: следствием такой интенсивной сексуальной стимуляции и никак не разряжаемого напряжения могут быть те или иные сексуальные затруднения в последующей жизни. Эротические рисунки подростков отличаются явно недостаточной информированностью авторов о поле и сексуальности, аффективным увеличением и утрированностью (порой гротескной) гениталий и действий. В ряде случаев они наводят на мысль о хорошо известном психиатрам ритуале символического уничтожения навязчивостей. В литературе есть указания на возможность их психотерапевтического использования. Оптимальная тактика воспитателей заключается в спокойном и убедительном разъяснении того, что едва ли следует навязывать другим свои аффекты и переживания, в которых самому бывает трудно разобраться.