Полосатый Эргени (сборник) - Страница 83

Оставшись один, цепной пес лаял еще более злобно, и вдруг произошло нечто совсем неожиданное Он услышал за своей спиной странное шипение. Обернулся и удивился.

Небольшой зверь, злобно шипя и рыча, стоял против него. Бесшабашный и самоуверенный пес тотчас кинулся на зверька. Черной молнией мелькнула спина Вора — он увернулся от собачьей пасти, успев основательно хватануть пса за нос. Кобель взвизгнул от неожиданности и боли. В это время появился хозяин с топором, но хоря уже не было, он скрылся под домом, едва заслышались шаги человека.

Звонко и зло лаяла собака, звонко и зло рявкал топор, врезаясь в сухое старое дерево. Рядом, у стены, теперь стояло ружье — на случай, если хорек выскочит во двор. Куры суетились и кудахтали. Самка, хорята и хорь вздрагивали от каждого удара топора.

Но хозяин не успел. Спасительные сумерки уже наползали на деревню, погружая в полумрак дома, дворы, заборы, землю и траву.

Выход оставался один — отложить дело до утра. Конечно, хорь может сбежать, но выбирать не приходилось. О том, чтобы ловить его, быстрого и юркого, в темноте, не могло быть и речи. Подобрав большую тряпку, человек плотно и тщательно заткнул лаз, чтобы хищник не мог выбраться, и ушел. Пес, взлаивая, тоже удалился.

У хорей было несколько лазов, и с наступлением полной темноты и тишины в деревне они покинули гнездо. Но ушли не сразу.

С рассветом хозяин вышел из избы с топором и ружьем в руках и убедился, что тряпка на месте. Это его успокоило. Он снова начал рубить бревно и вдруг почувствовал какую-то тревогу. Он сперва не мог понять: что же беспокоит его? Что? Потом сообразил— тишина в курятнике.

Он бросился туда... То, что он увидел, поразило его. Все его куры — их было более тридцати — вместе с петухом лежали вповалку на полу курятника. Они были задушены.

Как говорят люди, Вор ушел, громко хлопнув дверью...

В. Потиевский

МСТИТЕЛЬ

Бурый сидел у муравейника. Потом встал, зашел с другой стороны, снова сел. Аккуратно и тщательно он выбирал муравьиные яйца. Было тихо в лесу. Начинался восход, и яркий край сентябрьского солнца лениво выползал из-за дальней тайги, озаряя желтыми лучами стволы сосен и елей, белый ягельник на валунах, зеленые пушистые мхи возле корней дерева и стоящий рядом с елкой серый холмик муравьиного жилища.

Разворошив лапами муравейник, медведь совал туда морду и быстро извлекал языком личинки. Потом морду отдергивал, фыркал, сдувая с носа муравьев, которые так и норовили укусить его в мочку. Облизнувшись, он снова вторгался — теперь уже лапой — в слой личинок и тотчас отправлял их в пасть.

Время от времени Бурый встряхивал лапами, всеми четырьмя поочередно. Иногда слизывал муравьев с лапы своим темно-серым языком. Они не могли прокусить толстую кожу, но неприятно бегали по голым подушечкам пальцев и особенно между пальцами, раздражая этим медведя.

Бурый очень любил муравьиные яйца. Он выбирал их быстро, ловко, аккуратно, хотя и ел вместе с попадавшимися на язык муравьями. После этого лакомства во рту приятно холодило, и сам он испытывал состояние веселости и игривости, — оно наступало от муравьиной кислоты.

За этим приятным занятием Бурый забылся и, увлеченный муравейником, вовремя не заметил опасности...

Острая, жгучая боль внезапно стеганула его по правому боку. Было ощущение, будто множество мелких и острых колючек в один миг впилось в его бок... Бурый взревел, вскочил, мгновенно обернувшись в сторону опасности, и увидел обидчика. Это был человек, и в руках у него ружье еще дымилось от выстрела.

Охотник уже не первый год весной и осенью стрелял птицу, на зверя ему ходить не случалось. Тем более на медведя. Но уж очень соблазнительной показалась ему эта добыча. Зверь его не видел и не слышал, занятый своим муравьиным лакомством. И охотник решил, что легко застрелит его с такого близкого расстояния. Правда, в ружье были патроны на утку — с мелкой дробью. Однако охотник знал, что сначала дробь летит “пулей”, не рассеиваясь, и с близкого расстояния как пуля и поражает. До медведя было метров двенадцать. Перезарядить, конечно, нельзя. Зверь услышит щелчок и наверняка убежит. Охотник на мгновение задумался, но колебался недолго. Азарт и жадность заслонили все...

Он поднял ружье, тщательно, не спеша, прицелился и дуплетом выстрелил. Дробь жгучей, болезненной волной хлестнула медведя, пробив шкуру и застряв в жире и в мышцах, чем привела миролюбивого зверя в злобное неистовство.

Рев Бурого был таким грозным и громким, что затрепетали ветви берез и осин, и даже иглы посыпались с ближней елки. Вопреки ожиданию охотника медведь не упал замертво после выстрела, а с громоподобным ревом кинулся на человека. Но только долю секунды тот оставался в замешательстве. И хотя зверь был стремителен, охотник оказался проворнее — он спасал свою жизнь.

Когда Бурый преодолел разделявшее их расстояние, — а сделал он это молниеносно, — человек уже влез, точнее, почти взлетел на толстую высокую елку. Он ободрал себе ладони рук, колени, даже лицо, но успел. Потом вдруг с ужасом подумал, что медведь тоже ведь может влезть, он прекрасно лазает по деревьям. Но зверь остался внизу.

Сначала он нашел брошенное человеком ружье и остервенело разгрыз приклад. Потом стал ходить вокруг дерева, мягко ступая широкими когтистыми лапами, и человек видел, как перекатывалась по могучим мускулам спины его темно-бурая шкура. Зверь ходил, потом садился, задирал голову вверх, угрожающе размахивал передними лапами, качал головой — то в стороны, то — вверх и вниз и ревел. Человек слышал в его реве и боль, и обиду, и ненависть, и угрозу. Мрачно и непримиримо звучал голос зверя. Когда он время от времени задирал голову, охотник хорошо видел его налитые кровью и злобой глаза, и ему было страшно. А если вдруг и вправду полезет?

Уже высоко взошло солнце, полдень наступал теплый и почти безветренный. Охотник сидел на толстом суку, обхватив руками ствол и глядя на медведя, который расположился внизу, у самых корней сосны. Зверь был очень крупным, пожалуй, килограммов на четыреста... Он то сидел, то ложился, не оставаясь долго в одной позе, и все время стонал. Иногда его стон переходил в тяжелый вздох, и зверь после этого на некоторое время затихал. В такие минуты человеку казалось, что медведь дремлет. Потом вдруг Бурый поднимался, начинал снова ходить вокруг дерева и реветь. И опять садился, продолжая извергать рев, и, как прежде, раскачивал головой и размахивал передними лапами. Ему было больно, раненый бок жгло, хотя и не так сильно, как это было сначала. Зверь уже немного привык к этой боли, она его не пугала, но и не стихала ни на миг, что еще больше злобило медведя, снова и снова вызывая в нем жгучее, нестерпимое желание мести.

Человеку повезло. Небольшой рюкзачок, который он всегда брал на охоту, так и висел у него за плечами и теперь оказался весьма кстати, ведь там была еда. Хотя всего-то четыре бутерброда и термос с чаем. Но в таком положении это было богатством. Охотник съел один бутерброд и выпил полчашки чая. Остальное снова уложил в рюкзак и привязал его к суку. Было ясно, что медведь отсюда скоро не уйдет.

Конечно, охотник понимал, что долго он не усидит на дереве, если не привяжет себя к нему, но это было не так просто. Толстый ствол дерева невозможно было охватить брючным ремнем. И тогда охотник ножом, что был у него на поясе, отрезал нижнюю часть штормовки, располосовал ее на ленты, скрутил их жгутами и связал. В итоге у него получилась длинная веревка, и он смог надежно привязать себя к стволу, опоясав шнуром. И еще привязался за верхний сук, пропустив веревку под мышками. Теперь можно было расслабиться и подремать, тем более что сидеть на суку было и неудобно, и тревожно.

Через несколько десятков метров отсюда, за оврагом, пролегала широкая утоптанная тропа, по которой обычно ходили люди. Но сегодня с самого утра ни одной живой души на тропе не было видно. Охотник расположился высоко и хорошо обозревал и овраг, и тропу и теперь полагался только на нее, на охотников с ружьями. Он уже не рассчитывал, что этот упорный медведь покинет его. Судя по всему, надеяться на это не приходилось.