Полосатый Эргени (сборник) - Страница 23

в свое время был очень силен. Но заплывшая шея, толстые щеки и сиплое

дыхание указывали на то, что обжорство и ленивая жизнь уже наложили на

него неизгладимую печать. Бороду и усы он выщипывал, и только несколько

седых щетин торчало у него на подбородке. Длинные кудрявые волосы на

голове были еще черны, и, казалось, целая плотная копна спутанной шерсти

шапкой надвигалась ему на лоб. Целых три ожерелья спускались на его грудь.

Одно было сшито из белых песцовых хвостов, другое — из просверленных

молодых шишечек ели, третье — из речных ракушек.

Вдруг он оглянулся и увидел сидевших недалеко молоденьких девушек.

Безусый рот его осклабился в улыбке, а глаза заблестели из-под нависших

бровей.

— Ха! — грубо засмеялся он.

Он сделал движение, как будто хотел встать. Но в это время Уамма

подала ему на палке большой кусок обжаренного мяса. Куолу протянул руку и

вцепился в мясо крепкими зубами. Жадность была сильнее всех остальных его

чувств. Пока он жевал, чавкая, горячую оленину, еще красную и сочную

внутри, Уамма бросила тревожный взгляд на Канду. Покосившись выразительно

на колдуна, она помахала рукой, делая знаки, чтобы та удалилась.

Девушки вскочили и потащили за собой смущенную Канду.

Колдун заметил это и нахмурил брови.

— Зачем махала? — с досадой сказал он. — Не надо было махать!..

Девушки боязливо оглядывались на ходу. Дойдя до устья оврага, они

свернули в него и бегом пустились к землянкам поселка.

Куолу ел кусок за куском. Уамма едва успевала поджаривать ему новые

порции. С тех пор как скрылись девушки, он не обращал больше ни на кого

внимания. Казалось, он весь ушел в еду. Вокруг него лагерь продолжал

понемногу пустеть.

Люди один за другим поднимались со своих мест и исчезали. Некоторые

заходили в кусты и прятались в их чаще. Другие скрывались за крупные

известковые глыбы и потом, пригнувшись, ползком пробирались к оврагу.

Куолу, казалось, не замечал этого или делал вид, что не замечает.

Вдруг он бросил недоеденный кусок на землю и поднялся с камня.

— Сыт! — сказал он.

Он снял висевший у него за плечами меховой мешок и протянул Уамме.

Тупу-Тупу всунул в мешок окорок оленя. Куолу закинул мешок за спину,

покряхтел и вдруг внимательно стал разглядывать Баллу. Молодая женщина

смутилась и стала медленно пятиться к кустам. Колдун опять нахмурил брови.

— Подойди! — приказал он.

Балла ни жива ни мертва подошла ближе. Колдун указал рукой на ее

перламутровое ожерелье. Балла послушно сняла его и протянула колдуну.

Куолу брякнул ожерельем и надел себе на шею.

— Хорошо будет? — спросил он Баллу, громко засмеялся и зашагал по

тропинке к своей землянке.

Люди провожали его тревожными взглядами, пока коренастая фигура его

не скрылась за береговыми кустами.

Долго еще пирующие сидели молча и никак не могли прийти в себя. Всем

было и тяжело и жутко. Наконец Каху подымила веткой можжевельника в ту

сторону, куда ушел колдун.

— Ушел! — сказала она. — Ешьте и пейте! Теперь не вернется.

Все вздохнули с облегчением. Но прежнего веселья уже не было.

Вурр

К вечеру начал накрапывать дождь. Тучи бежали с северо-запада и несли

с собой сырость и холод. Гости и хозяева поселка разбрелись ночевать по

землянкам. Старики улеглись поближе к жаркому очагу.

На четвертый день стали прятать остатки добычи в глубине оврага.

В этот год зима была вьюжная. Навалило столько сугробов, что в конце

зимы весь овраг был засыпан почти доверху, и теперь там все еще лежали и

таяли остатки снега.

Весь день мужчины снимали шкуры, потрошили оленей и на длинных жердях

переносили приготовленные туши с отрубленными ногами в снег. Всех оленей

перенести все-таки не смогли. Несколько туш осталось лежать на берегу.

Когда солнце зашло, холодный туман, поднявшись от реки, покрыл берега и

всю низкую пойму. Впрочем, и днем было так холодно, что мясо было еще

совершенно свежее.

Как только ушли люди, сейчас же из кустов начали появляться песцы. В

летних шкурках они не были пушисты и потому казались гораздо меньше, чем

зимой. Они были похожи на маленьких тонконогих собачек.

Осмотревшись подозрительно кругом, песцы принялись за еду. Целых

оленей они не трогали, но с удовольствием подбирали недоеденные куски,

грызли разбитые камнем кости.

Утром поселок проснулся, когда яркие лучи солнца разогнали тяжелый

полог тумана. Гости и хозяева один за другим выползали из душных землянок

и отсырелых за ночь шалашей. Начинался новый день, сытный и праздный. Люди

собирались закончить пир веселыми играми молодежи. Мальчики-подростки

разбрелись по кустам на другой стороне оврага. Все были сыты и счастливы.

Вдруг раздался пронзительный крик: целая стайка детей стремглав бежала к

поселку и неистово кричала. В становище поднялась суматоха. Женщины

выскакивали наружу. В первую минуту никто ничего не мог понять. Все

кричали и визжали как безумные. Мужчины брались за оружие и тревожно

оглядывались по сторонам. Но большинство не знали, в чем дело. Наконец все

разъяснилось.

Прибежавшие мальчики на все лады выкрикивали одно слово:

— Вурр! Вурр! Вурр!

Они оглядывались и тыкали пальцами в кусты, где в это время из-за

зарослей ивняка показалось мохнатое чудовище. Это был большой медведь,

тяжелый и неуклюжий житель лесов и гор ледникового времени. Он шел

потихоньку, с перевальцем, покачивая головой. Как только он поравнялся с

землянками, людской крик сделался еще оглушительнее. Кричали все. Кричали

женщины и старухи; кричали старики и дети; громовыми голосами орали

мужчины. Они махали палками и камнями, зажатыми в кулаки. Круглые

булыжники и плоские осколки кремней тучами летели через овраг и шлепались

в землю вокруг насторожившегося зверя.

Медведь повернул голову и глухо охнул. Он терпеть не мог людского

крика. Не нравился ему и запах поселка: горькая гарь костров, едкий

людской дух. К тому же он был сыт. Там, на берегу, распугав песцов, он

наелся до отвала потрохов оленей да еще закопал себе впрок в кустах два

оленьих трупа. Глядя на поселок и на мечущихся людей, он досадливо мотал

головой, как будто отбиваясь от рассерженных пчел.

В это время из толпы выскочил Волчья Ноздря, самый сильный охотник

поселка Красных Лисиц. С диким криком он стал спускаться в овраг. Прыгая

на своих коротких и кривых ногах, он сам рявкал, как дикий зверь. Космы

его волос поднимались дыбом, и от этого он казался еще страшнее. За

Волчьей Ноздрей двинулись остальные. Женщины и дети в поселке завизжали

еще громче.

Медведь оглянулся на людей. В это самое время выбежал Ао с горящей

веткой сосны. Он подбежал к краю обрыва, с силой перекинул на ту сторону

окутанный дымом сук и вихрем помчался догонять товарищей.

Когда первый ряд атакующих, с Волчьей Ноздрей во главе, взобрался на

противоположный берег оврага, все увидели, что медведь был уже далеко. Со

страху он мчался огромными прыжками, вскидывая толстый зад и перескакивая

через кусты и болотные кочки.

Игры победителей

Охотники с хохотом возвращались домой. Они почти не могли ничего

толком сказать. Волчья Ноздря только гоготал и взвизгивал. Он потрясал

своей страшной бородой и разевал зубастую пасть. Выразительно взмахивая

руками и оглядываясь назад, другие мужчины протягивали руки в ту сторону,

куда убежал медведь. Все кричали, не слушая друг друга. Торжествуя победу,

они рассказывали о том, как смешно скакал страшный зверь через кусты, как

он улепетывал от огненной палки Ао.

Художник Фао не утерпел и принял участие в атаке. Возвращаясь домой,