Полный вперед назад, или Оттенки серого - Страница 14
— Странно, — сказал Северус. — Еще печенья?
— Нет, спасибо.
— Очень разумно с вашей стороны. Не дадите ли интервью «Восточнокарминскому Меркурию»? Нашим читателям будет интересно узнать, какие вы забавные и самовлюбленные там, в центре Коллектива.
Я поблагодарил, объяснив, что сейчас очень занят, а чуть попозже, может, и выкрою время. Северус ответил, что это будет здорово, но все медлил прощаться.
— Чем еще могу служить?
— Простите, что забегаю вперед, мастер Эдвард, но в городе есть рынок билетов с открытой датой на предъявителя, и если…
— Я ничего не продаю. — Свой ответ я сопроводил улыбкой: мол, я тебя не выдам. — Мне нужен мой билет, чтобы вернуться домой.
— Конечно. Но я могу предложить… ммм… двести баллов. Наличными.
Для серого это было очень много — двести баллов в виде передаваемой суммы, а не записей в книге поведения. И это было очень много для меня. Можно выбраться в хорошее место с Констанс вечером… И не один раз. Но если я не вернусь в Нефрит, зачем мне эти баллы?
— Нет, мне без билета никак.
Северус извинился, сказал, что охотно поговорит со мной, когда я освобожусь, и удалился. Я пополнил сахарницу из наших с отцом запасов, потом пошел в рисовальную.
— Вот удивительно, — сказал я отцу, который сидел у окна и вел неравную борьбу с кроссвордом. — Мне только что предложили купить мой билет на предъявителя.
— Внешние пределы — не для всех, — заметил он, не поднимая головы. — Но ты ведь не продал?
— Нет, конечно.
— Ну и хорошо. И не давай билет префектам на сохранение — вдруг они сами его продадут.
Поблагодарив отца за совет, я спросил его, знает ли он, кто наш хозяин.
— Три по вертикали, — пробормотал он. — Ласковое обращение к детям и женщинам. Десять букв, начинается на А, кончается на К.
— Апокрифик.
— Апокрифик? А что, пойдет.
И он тут же, не задумываясь, вписал слово.
— Да нет, папа. Наш хозяин — апокрифик.
— Чтоб его… — Отец принялся стирать ответ, наверное, уже в шестой раз. — Апокрифик. Ты ведь не пригласил его на ужин?
— И вообще с ним не говорил, — ответил я, расставляя на столике молоко, сахар, чай и тоже усаживаясь у окна. — А раз его не существует, то его там нет, даже если он там.
— Их все время где-то нет, в том и суть. Ласковое обращение к детям и женщинам. Гм.
Тут в дверь позвонили.
— Открой, пожалуйста. — Отец отложил газету, подтянул галстук и с достоинством встал у камина. — Это, наверное, главный префект.
Серая и Салли Гуммигут
1.2.31.01.006: Каждый замеченный в недоплате или переплате за товары или услуги карается штрафом.
Я встал с колотящимся сердцем. Отполировал носки ботинок сзади о брюки и направился к двери. Но за ней оказался вовсе не главный префект.
— Ты! — воскликнул я при виде той самой загадочной грубиянки, что угрожала сломать мою челюсть в Гранате.
Я испытал сложную смесь восторга и смятения и со стороны, должно быть, выглядел остолбеневшим. Как и она, собственно. На секунду на лице ее отразилось сомнение, сменившееся непроницаемым выражением.
— Вы знаете друг друга? — раздался строгий голос женщины, которая стояла за моей прекрасной незнакомкой.
Видимо, то была Салли Гуммигут, желтая префектша. Как и Банти Горчичная, она была одета с ног до головы в яркую синтетически-желтую одежду — хорошо сшитые юбка и жакет. Более того: желтыми были серьги, головная повязка и ремешок часов. Мозг мой тут же среагировал на нестерпимо яркий цвет; наряд Салли Гуммигут приобрел гниловато-сладкий запах бананов. Правда, это был не запах, а лишь ощущение, что такой запах мог бы от нее исходить.
— Да! — заявил я без размышлений. — Она сказала, что сломает мне челюсть!
Очень серьезное обвинение. Я почти сразу же пожалел, что выдвинул его. Ведь в семействе Бурых нет доносчиков.
— Где это случилось? — спросила префектша.
— В Гранате, — тихо ответил я.
— Джейн, это правда? — строго обратилась она к девушке.
— Нет, мадам, — ответила та ровным голосом. Кто бы сказал, что тем утром она мне открыто угрожала? — Я никогда не встречала этого молодого человека. И в Гранате никогда не была.
— Что тут происходит? — спросил отец, который вышел в холл: ему надоело стоять в изящной позе, положив локоть на каминную полку.
— Салли Гуммигут. — Женщина протянула ему руку. — Желтый префект.
— Холден Бурый, — представился отец, — цветоподборщик в отпуске. — А это?..
— Джейн С-23,— объяснила Гуммигут. — Ваша служанка. Боюсь, у нее не слишком хорошие отзывы, но больше, увы, никого нет. Вы имеете право загружать ее работой один час в день, остальное — по личной договоренности. Заранее прошу прощения за возможные выходки. У Джейн с поведением… проблемы.
— Только один час? — удивился отец.
— Да. Вам придется самим раскладывать вымытую посуду и заправлять постель, уж извините, — пожала плечами госпожа Гуммигут. — Сверхзанятость просто свирепствует. Слишком много серых на пенсии, скажу я вам, и не приносят никакой пользы.
— Но ведь можно нанимать их за плату, — заметил отец.
Ответом был издевательский смешок — префектша и мысли не допускала, что отец может говорить всерьез. Правила выхода на пенсию были общими для всех цветов: после пятидесяти лет работы на Коллектив вы могли делать что душе угодно, а любая работа оплачивалась дополнительно. «Лучшие серые, — как-то поведал мне наш желтый префект, — это те, кто подхватывает плесень в день выхода на пенсию».
— Привет, Джейн. — Отец, видимо, больше не надеялся добиться ничего толкового от госпожи Гуммигут. Он скользнул взглядом по значкам «Вспыльчивая» и «Ненадежная» под ее серым кружком. — Не сделаете ли нам печенья? Скоро придут остальные префекты.
Та сделала книксен и собралась было покинуть нас, но Салли Гуммигут еще не закончила.
— Подожди, пока тебя не отпустят, — велела она и прибавила чуть приветливее: — Господин Бурый, ваш сын утверждает, что встречался с Джейн раньше и что она угрожала ему физическим насилием. Я хочу знать, как обстояло дело.
Отец посмотрел на меня, потом на Джейн, потом на префектшу. Когда желтый начинает расследование, никогда не знаешь, чем оно закончится. Недонесение о чем-либо иногда оказывается хуже самого правонарушения. Но хотя Джейн и угрожала сломать мне челюсть, я не желал ей неприятностей. А неприятность вырисовывалась немалая. Угроза нападения приравнивалась к нападению: правила почти не делали различия между намерением и его реализацией.
— Ну так что, Эдди? — обратился ко мне отец. — Ты ее видел?
— В Гранате, — промямлил я, размышляя, как бы не потерять баллов за разбазаривание времени префекта посредством ложного обвинения. — Этим утром, перед отходом поезда.
— Значит, вы ошиблись, — сказала префектша. На лице Джейн отобразилось видимое облегчение. — Вы ее видели в поезде?
— Нет.
— Гранат в пятидесяти милях отсюда. Кроме того, этим утром она занималась полезной работой по приготовлению завтрака. В день у нас проходит только один поезд и направляется на север. Может быть, вы ошиблись, мастер Бурый.
— Да, — выдохнул я, словно камень с души свалился. — Да, это явно был кто-то другой.
— Отлично. Иди, девочка, — приказала Гуммигут.
Джейн без единого слова направилась на кухню.
— Главный префект скоро посетит вас, — продолжила она, обращаясь теперь к отцу, — а пока что не могли бы вы посмотреть кое-кого из серых? Они жалуются на здоровье. Если вы подпишете акт о симуляции, я смогу снять баллы с этих серых лодырей и поучить их уму-разуму. Это займет от силы минут десять.
— Гм… Я сделаю все, что смогу.
Отца явно покоробило такое отношения к собственным работникам. Желтые занимались распределением рабочей силы, то есть серых. Некоторые делали это хорошо, другие плохо. Госпожа Гуммигут, очевидно, принадлежала ко вторым.
Наконец префектша ушла. Я медленно побрел по коридору на кухню, где с равнодушным видом возилась Джейн. Я встал в дверях, но она не повернулась в мою сторону. А вдруг я и вправду ошибся? Разве можно проделать за утро сто с лишним миль, если не ехать на поезде? Однако, взглянув на девушку, я понял, что это была она — по знакомому холодку в груди, и потом, разве найдется второй такой же нос?