Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ - Страница 11

Это воззвание видные европейцы обращают к правительствам континента, на котором они родились и на котором хотели бы спокойно досуществовать, гордясь своим местожительством.

Волк и ягненок. Риторика бессовестности[44]

Не знаю, метать ли бисер перед вами, стадом бессмысленных дурней, которые вообще никогда и ничего не способны уразуметь.

Как вам такое начало? Типичный случай captatio malevolentiae[45], то есть я применил риторическую фигуру, которой нет и быть не может, – эта фигура призвана восстанавливать аудиторию против оратора. Вообще-то я много лет полагал, будто первым выдумал этот термин – captatio malevo – lentiae. Я применял его к одному своему приятелю и к его манере держать себя в обществе. Но потом посмотрел в интернете и увидел, что на многих сайтах captatio malevolentiae активно упоминается. Не знаю уж, как это случилось – то ли они цитировали меня, то ли налицо явление литературного полигенеза (это когда одна и та же идея спонтанно возникает у разных людей в разных местах, независимо друг от друга).

Совсем другое дело, если бы я начинал свою речь вот так: «Не знаю, метать ли бисер перед подобным стадом бессмысленных дурней, но все-таки выскажусь. Как минимум из уважения к тем двум или трем из вас, кто не такие дегенераты, как прочие». Это был бы пример (довольно резкий и опасный) captatio benevolentiae[46]. Естественно, каждый слушатель обязательно подумал бы, что именно он – один из двух или трех, кто не такой дегенерат… и, презрительно отвернувшись от остальных, начал бы слушать супервнимательно и суперзаинтересованно.

Captatio benevolentiae – риторический прием, позволяющий, как вы уже поняли, немедленно налаживать эмоциональный контакт с собеседником. Чаще всего captatio ставят в зачины («Для меня великая честь выступать перед столь почтенной публикой»). На этом приеме строится один до того распространенный и до того затасканный зачин, что он теперь уже чаще применяется иронически – я имею в виду зачин «как вы, несомненно, помните». Этим способом восстанавливают в памяти собеседников нечто полузабытое, но делают вид, будто просто даже стесняются повторять то, что собеседник, конечно, знает и сам.

Почему в риторике используют captatio benevolentiae? Потому что… ведь что такое риторика? Риторика – это вовсе не презренное словоплетение, в котором изобилуют ненужные слова и напыщенные периоды. Риторика – и не синоним софистики, что бы ни утверждали отдельные глупые учебники. Кстати о софистике, оговорюсь, что греческие софисты, занимавшиеся риторикой, вовсе не были такими ужасными, как утверждают те же самые учебники. Великим мастером искусства риторики был Аристотель. Платон в диалогах использовал тончайшие риторические приемы (к слову, эти риторические приемы Платон использовал, чтобы полемизировать именно с софистами).

Так вот, риторика – это техника убеждения (persuasio). Кстати и об убеждении – в нем опять-таки нет ничего худого, хотя, разумеется, убеждать можно очень коварно и в конце концов убедить человека поступить себе во вред. Технику убеждения очень полезно изучать. Аподиктические утверждения работают только в крайне редких случаях. Они работают лишь при полном согласии по исходным терминам, например – при одинаковом представлении о том, что такое угол, что такое сторона, площадь, треугольник. Если собеседники одинаково интерпретируют термины, им и спорить-то незачем: не спорят же о теореме Пифагора. Однако в большинстве дискуссий о современной жизни по поводу любого предмета каждый собеседник имеет свое собственное представление. Поэтому каждому собеседнику приходится убеждать остальных, а убеждая – использовать риторику.

Спокон веков риторика подразделялась на судебную (ибо в суде у каждого свое мнение, доказательна ли улика или нет), совещательную (в парламентах и ассамблеях у каждого свое собственное мнение по вопросу, следует или нет строить дорогу через горный перевал, ремонтировать лифт в подъезде, голосовать за Джованнини, Пьетрини или Сидорини) и эпидиктическую. Эпидиктической называется риторика, восхваляющая или осуждающая некие явления. Тут уж точно взгляды могут быть самые различные. Не существует научных оснований, чтобы утверждать, приятнее ли Гэри Купер Хэмфри Богарта, чище ли стирает «Ариэль», нежели «Кристалл», и кто женственнее, Майкл Джексон или Элтон Джон.

Поскольку подавляющее большинство споров на этом свете ведется вокруг взглядов и представлений, риторические техники помогают:

– выдвигать аргументы, с которыми согласится большинство слушателей;

– формулировать аргументы так, чтобы они выдерживали критику;

– выражать аргументы так, чтобы слушатели интуитивно верили в их доброкачественность;

– а также вызывать у публики эмоции, способствующие успеху аргументов, в том числе посредством captatio benevolentiae.

Естественно, и самые вроде бы убедительные высказывания могут быть разбиты еще более убедительной критикой, чем доказывается итоговая ограниченность всякой аргументации. Все вы (captatio) знаете, конечно, шуточную псевдорекламу: «Ешьте дерьмо: миллионы мух не могут ошибаться». Эту фразу нередко приводят, демонстрируя ущербность принципа «большинство всегда право». Кажущуюся логику этого высказывания можно опровергнуть, поставив вопрос: а отчего мухи питаются пометом животных, по причине вкуса или по причине необходимости? Можно еще задать вопрос: если бы поля и долины были покрыты икрой и патокой, обрадовались ли бы мухи? А если да, то обрадовались ли бы они икре с патокой больше, нежели экскрементам? И еще, кстати, не забывайте, что предпосылка «все вкушающие вкушают то, что им вкушать любо» опровергается эмпирикой, когда вкушающие вынуждены есть то, что им совершенно не любо, а именно: в тюрьмах, в больницах, в армии, при голодоморах и блокадах, а также при диетическом питании.

Так что ясно, отчего captatio malevolentiae неуместно в риторике. Риторика нацелена на получение согласия, а следовательно, в риторике неуместны зачины, вызывающие несогласие. Однако минуту внимания. Это в свободных демократических обществах (включая даже ту достаточно ущербную демократию, которая существовала в Афинах) техника, вызывающая несогласие, неуместна. В обществах же, где одни навязывают себя другим за счет грубой силы, искать согласия не требуется. Бандиты, насильники, грабители, надсмотрщики в Освенциме не используют риторику убеждения.

Потому возникает соблазн провести демаркационную линию. Отдельно – такие культуры, в которых власть основывается на консенсусе населения, в таких культурах бытуют техники убеждения. И отдельно – культуры-деспотии, где торжествуют законы силы, законы бессовестности: в этих культурах никого ни в чем убеждать не требуется.

Однако поскольку все и всегда на этом свете гораздо сложнее, чем казалось на первый взгляд, поговорим все же о риторике бессовестности.

По словарю, бессовестное злоупотребление означает «неумеренное пользование властью с целью получения себе выгоды в ущерб интересам жертвы». Действовать бессовестно – «действовать несообразно с честностью, нарушая границы законности». Обычно бессовестный злоупотребитель, зная, что злоупотребляет, норовит при случае узаконить свой поступок и даже (в условиях диктатур) добиться консенсуса с жертвами: то есть подыскивает законное обоснование своим действиям. Мы видим, что вполне возможно, ведя себя бессовестно, обращаться к риторике для оправдания бессовестного пользования властью.

Классический пример псевдориторики бессовестности – басня Федра[47] о ягненке и волке. Ягненок говорит волку: «Как могу вредить тебе? Вода течет ведь – от тебя к моим губам…» Как видим, он вполне владеет риторической техникой и находит слабое место в аргументации волка, умеет возразить, апеллирует к мнению, разделяемому всеми здравомыслящими слушателями: воду вниз по течению замутить можно, вверх по течению – нельзя. Пред лицом оппонирующего ягненка волк находит новый довод: «Ты нагрубил мне шесть месяцев назад». Ягненок парирует и это: «Я тогда еще и не родился». Опять-таки ловкий ход ягненка в этой партии, и волку приходится искать очередное обоснование: «Значит, грубил мне твой отец, клянусь Гераклом!»