Полное собрание стихотворений и поэм. Том 1 - Страница 13
Изменить размер шрифта:
«Последние лета огарки…»
Последние лета огарки
Листва. неприятные дни
И над головою довлеют
верхние потолки
К вечерней собаке привяжешь
верёвку и в двери иди
На корточках тихих тропинок
сидят папиросы одни
Продолжишь идти по окуркам
Увидишь окно в чердаке
Оно выделяется резко
живёт там больной в уголке
Ты крикнешь тихонько – Никола!
и тень заявилась в стекле
Повязано тряпкою че́ло
Висит поразительный нос
Тебе он нежен. беги
развей свои двое ноги
а он будет долго стоять
и всё о тебе разрешать.
«Лифтёрша Клевретова…»
Лифтёрша Клевретова
и член-корреспондент Парусинов
стояли в тёмном углу в паутине.
Следователь Пресловутов
и два сотрудника в зелёных шляпах
Выводили из лифта
человека и гражданина Добрякова тире Заботкина
который писал утопическую книгу.
Пенсионер Мерзавцев тире Костяшко
свесившись через красные перила
Кричал что это он вывел на чистую воду
Ребёнок Поздняков стоял с красным шаром в руке
Испуганно топорщил глаза и уши.
«Роза в семье родилась у евреев…»
Роза в семье родилась у евреев
Долго долго в семье жила
Евреи вечно ей говорили еле-еле
Серые зелёные паутинные еврейские слова
Роза вела себя так словно мальчик
Столько скакала и ела конфеты
Резко рукой шевелила портьеры
В малиновых складках сидела одна
Когда приходили она уходила
И только по носу её находили
Она отбивалась но делала молча
Она отбивалась хоть ей говорили
Она не хотела и на пол бросала
Всё что́ на столе в это время лежало
Конфеты и шапку цветы и мочалку
С картинками книжку и живую птицу
Когда ж уговором её доставали
То мясом кормили и яблок давали
Она же сидела они же с платочками
и кружевом тонким платочки комочками
И пальцы их длинны шкафы их сердиты
Их матовый свет на полу на столе
На кофтах поверху жилеты надеты
Барашек спускается вниз по поле́
Роза в семье на рояле стучала
Её приходя каждый раз обучала
А был уже вечер а завтра суббота
У Розы передник повысился что-то
Родился у Розы к себе интерес
В середине груди её ходит процесс
Сидит она молча в подушках дивана
Весна переходит сквозь форточку. Рано.
Не включённое в сборник
Убийство
– Как это было, случилось
– Чуть-чуть надрез у щеки
И всё и такая малость!
Ноготь раздавил травинку
Булавка уколола мясную стенку
Вошла до конца в неё
И оборвала житьё
– Как это было, случилось?
– Вот так вот так
– Ой, что ты! Пусти! Неужели так?
– Да так именно
Сердце прошло мимо меня
– Ох-ох! Какой страх!
«Мы в году пятидесятом…»
Мы в году пятидесятом
хоронили человека городом всем нашим
человек был акробатом акробатом павшим
всякий вечер он взбирался подымался залезал
по верёвке длинной… серой… серой… вверх… вверх. вверх
жёлтый ждал его фонарь на верху верху
заходил он весь в фонарь и внизу был мокрый зритель
вот сгорит наш акробат вот сейчас сгорит
он усаживался в пламя и читал большую книгу
не горел
ну а книга вся трещала бешеным огнём
а ему рукоплескали так как нипочём…
дальше шёл он по канату… нату босиком
и летят его подошвы птичкиным крылом
вот-ы вот-ы вот-ы вот-ы он перебежал
а в пути по долгу службы шляпы он кидал
и ловил
но однажды это было помню как сейчас
побежал он по канату а огонь за ним
он не видит акробатик – сзади всё горит
ну а мы-то это видим – всякий – стой кричит
а куда ему деваться – оглянулся он
и попадали все шляпы в публику бегом
и попадал бедный бедный хлопнулся треща
и сломалась в его теле главная хряща
Мы в году пятидесятом
схоронили человека городом всем нашим
человек был акробатом акробатом павшим
«Основные поэмы»
Максимов
1
Максимов тихонько вздыхает
Сидит он один ввечеру
Какого-то балу желает
Чего-то такого внутри
Нет проку от старенькой книги
Где собраны всякие дни
Бывавшие раз у героев
Поскольку смертельны они
На хилой на тонкой кровати
Вечерняя бабушка спит
Живущая с внуком совместно
Во сне и губами дрожит
Максимов Максимов – печально
Что нет у тебя и друзей
И некуда вечером деться
Уехав со службы твоей
Тебе уже сорок и бабка
Наверно скоро умрёт
Она стала мягкой как тряпка
Она уже хватит живёт…