Полководец - Страница 5
Разумеется, любое другое существо, будь то человек или тролль (не говоря уж об эльфе), помимо Николая Ивановича, в таком месте обитать просто не сможет.
В противоположность Николаю Ивановичу, Джурич Моран ценил самые простые радости мещанского уюта. В мире холостяков такие, как Моран, больше всего напоминают старую почтенную вдову. Неспособный создать нечто похожее у себя дома, Николай Иванович тем не менее с удовольствием пользовался чужим комфортом, если выпадала такая возможность. Он поставил коробку с пирожными на кружевную скатерть, а сам расположился на диване и погрузил ноги в теплые домашние тапочки. Тапочек у Морана имеюсь много, всех размеров, включая детские. И все — почти новые. Николай Иванович выбрал мягкие, похожие на игрушку. Аляповатая мордочка принадлежала не то собачке, не то мышонку.
Явился Моран, с деревянной подставкой под чайник в одной руке и горячим чайником — в другой.
— Помогите, — пропыхтел он.
Николай Иванович извлек из пальцев Морана подставку и положил ее на скатерть. Чайник бухнулся сверху, и сразу же комната наполнилась ароматом горячего можжевельника.
— Отменная штука, — Моран указал на подставку. — Купил тут по случаю у бабки с рук. Сразу и защита от повреждения скатерти, и ароматизатор помещения. У меня ведь, знаете, случаются довольно вонючие клиенты.
— От людей вообще смердит, — согласился Николай Иванович.
Моран покосился на него с подозрением.
— Не пытайтесь подольститься.
— И в мыслях не было, добрейший господин Джурич, — заверил его Николай Иванович. — Принесите, голубчик, чашки и блюдца под пирожные. Да и заварку нехудо бы подать.
— Тогда уж и ложки, — сказал Моран. — А? Или вы пальцами есть собираетесь?
— Может, у вас и салфетки в заводе?
— Завод — это такая дура с трубой, которая портит воздух и обнесена забором с колючей проволокой, чтобы рабы не разбежались, — сообщил Моран. — А у меня просто имеются салфетки.
— Уел, — сказал Николай Иванович.
Когда стол был накрыт, Моран уселся и налил себе чаю.
— Давайте же уедим эти пирожные, — провозгласил он. — Жаль, стол у меня круглый, иначе вы бы сразу поняли, что я сижу во главе стола.
— Да я это уже давно понял, — заверил его Николай Иванович. — Я ведь все-таки не варвар, как вы изволили выразиться, а преподаватель русского языка и литературы.
Моран скептически хмыкнул, но промолчал. Щенок занял боевой пост возле ног хозяина в надежде, что у того дрогнет рука, и какой-нибудь фрагмент пирожного упадет ему в пасть. Пока что, впрочем, чуда не случилось.
— Расскажите об Истинном мире, — попросил Николай Иванович.
Моран сунул пирожное в рот целиком.
— Истинный мир? — переспросил он и обтер крем с губы. — Для начала, там опасно. Весьма даже опасно.
Николай Иванович кивнул.
Морана это почему-то рассердило.
— Ну, и почему вы тут киваете, точно болванчик? Что такого забавного я сказал?
— Забавного — ничего, — ответил Николай Иванович задумчиво. — Мой жест был вызван, скорее, удовлетворением от услышанного.
— Вас удовлетворяет то обстоятельство, что в Истинном мире опасно?
— Да.
— Любите неприятности?
— А вы разве нет? — удивился Николай Иванович.
Моран предпринял попытку поковырять в зубах чайной ложкой, но после нескольких неудачных опытов отказался от этого намерения.
Наконец он сказал:
— Я — тролль. Ни один тролль не бежит от неприятностей. Напротив, в большинстве случаев мы сами их и вызываем. Добровольно.
— Это именно то, что я имел в виду, — подтвердил Николай Иванович.
Моран насупился.
— Намерены выставить меня дураком?
— До тех пор, пока вы сами этого не сделаете, я даже и пытаться не буду, — заверил его учитель.
— А я уже сделал?
— А сами вы как считаете?
Моран не ответил. Налил себе еще чаю и буркнул:
— Могли бы и поухаживать за хозяином. Расселись тут, как на именинах!
— Между прочим, это хозяину положено ухаживать за гостем, а не наоборот, — заметил Николай Иванович и протянул ему свою чашку.
— В книге «Кулинарные секреты» в главе «Этикет за столом» другое написано, — сказал Моран. — Уберите пальцы с чашки, обожгу. У меня сегодня нетвердый глаз и неверная рука.
— Где вы нашли такую странную книгу? — удивился Николай Иванович.
— Украл в районной библиотеке, — сообщил Моран.
— Там не могло быть такого написано.
— Почему? — прищурился Моран.
— Потому что районные библиотеки не комплектуются книгами, содержащими описание альтернативных правил поведения за столом, — отрезал Николай Иванович.
— Ну вы и ловкач! — восхитился Моран. — Впервые вижу, чтобы так ловко выкручивались из совершенно безнадежного положения.
— Что же в моем положении было безнадежного? — удивился Николай Иванович.
— То, что вы сморозили сверхчеловеческую глупость. Архиглупость вы сморозили, батенька! И все же нашли способ выставить дураками других. Конечно, этому обучают в педагогическом вузе. Как из умного человека сделать идиота, да еще и нажить на этом моральный капитал.
— Откуда вы знаете, чему обучают в педагогических вузах? — улыбнулся Николай Иванович.
— Откуда? — Моран растянул рот в ядовитой ухмылке. — Педагогический мир чрезвычайно тесен, дражайший мой учитель русской словесности… Кстати, вы намерены уедать последнее буше, или оставляете его на мои милости?
— Пожалуй, уем, — поразмыслив, решил Николай Иванович и забрал пирожное под сожалеющими взорами Морана и его собаки.
— Скажите, — после долгой паузы заговорил опять Моран, — а почему вас так интересует Истинный мир?
— Вы отправили туда моего ученика, — напомнил Николай Иванович.
Моран сморщил нос.
— Авденаго в той же мере мой ученик, что и ваш. Другие причины?
— Вы сами назвали. Я люблю неприятности.
— Что, серьезно?
— Вполне.
Моран побарабанил пальцами по столу и просвистел для ясности несколько знаменитых тактов из «Ленинградской симфонии» Шостаковича. Наконец он произнес:
— Могу я поинтересоваться — почему?
— Извольте, — тотчас отозвался Николай Иванович. Казалось, он ожидал этого вопроса. — Я и сам посвятил этой теме некоторое время… Вас ведь — виноват! — не было здесь в восьмидесятые?
— Где это меня не было? — надулся Моран. — В Питере, что ли?
— Вообще — здесь, — Николай Иванович сделал неопределенный жест, как бы пытаясь охватить весь вообразимый мир. — На планете Земля.
— По-вашему, я — инопланетяшка вонючий? — вспыхнул Моран.
— Я этого не утверждаю.
— Нет, утверждаете… Это обидно, знаете ли. А вот, положим, сказал бы кто Пушкину, что он инопланетяшка? Да за такое сразу же к барьеру! В девятнадцатом веке все порядочные люди так и поступали. Положим, Лермонтов… Я имею в виду дуэль с де Барантом, — прибавил Моран многозначительно и застыл, подняв палец.
— Экий вы вспыльчивый, — сказал Николай Иванович без улыбки. — Ну так и вызывали бы. А я бы с охотой принял ваш вызов.
— Лучше вам этого не делать, — покачал головой Моран. — Я лучше вашего и шпагой владею, и пистолетом. Убью ведь.
— …я бы принял вызов, — повторил Николай Иванович, — да все это пустое. Ничего обидного для вашей чести я в виду не имел.
— Да? А «инопланетяшка»?
— А вы разве не..?
— Не! — отрезал Моран. — Истинный мир — здесь, на той же самой планете, что и неистинный. То есть ваш.
— Теперь вы обзываетесь, — указал Николай Иванович. — Наш мир — тоже истинный. Не хуже вашего.
— Да? — прищурился Моран. — А почему же он не называется «истинным»?
— Потому что он считается единственным. Нет противопоставления, нет альтернативы. Просто «мир» — как таковой. Один для всех.
— Что с неизбежностью доказывает узость ваших взглядов.
Николай Иванович развел руками:
— Увы!
— Вернемся к восьмидесятым, когда меня не было в вашем «единственном» мире, — предложил Моран. — Пропустим такие важные подробности, как «к барьеру!» — «желаете драться?» — «поэт роняет молча пистолет»… Поэт — это вы, между прочим. Я бы вас убил, — он облизнул губы кончиком длинного языка и вздохнул. — Ну так что же восьмидесятые?