Полководцы Второй мировой. Красная армия против вермахта - Страница 8

И вот части германской армии ринулись в наступление в районе Наро-Фоминска – на восток к Апрелевке и на север в сторону Кубинки. Жуков помчался на передовую. На опасный участок были переброшены силы из резерва, и натиск удалось отразить. Под Кубинкой немцев остановили, а со стороны Апрелевки нанесли контрудар.

5 декабря штаб группы армий «Центр» направил боевое распоряжение командующим 4-й армией, 4-й и 3-й танковым группам: «Начало отхода, для которого, по расчетам группы армий, потребуется две ночи, возможно, будет намечено на вечер 6 декабря, о чем будет сообщено в особом приказе…» На следующий день обещанный приказ действительно был дан. Немецкое наступление на Москву захлебнулось и остановилось.

Советские войска начали свое наступление 6 декабря в три часа утра. 11 декабря была освобождена Истра, на следующий день Солнечногорск. Группа Гудериана начала отступать от Тулы.

5 января 1942 г. в Ставке прошло совещание, посвященное плану большого наступления по всему советско-германскому фронту от Черноморского побережья до Ладоги. Г. К. Жуков выразил сомнения в том, что это возможно, – на северо-западе и юго-западе немцы успели обустроить мощные оборонительные рубежи. Он считал, что следовало бы сосредоточить все силы для наступления на западе, где немцы не имели глубоко эшелонированной обороны и не успели восстановить силы после декабрьского контрнаступления Красной армии.

«Мы не имели, – писал он позже, – в распоряжении фронтов полноценных танковых и механизированных соединений, а без них, как показала практика войны, проводить наступательные операции с решительными целями и с большим размахом нельзя. Опережать маневр противника, быстро обходить его фланги, перерезать тыловые пути, окружать и рассекать вражеские группировки можно только с помощью мощных танковых и механизированных соединений».

Но план наступления был принят в первоначальном виде. Сталин высказался в том духе, что немцам нельзя давать передышки – нужно безостановочно гнать их на запад, вынуждая израсходовать все резервы. Расчет был на то, что эвакуированные на восток советские военные предприятия будут выдавать все больше и больше вооружения, а немцам неоткуда будет компенсировать потери.

Решение о наступлении было утверждено.

8 января, исполняя указанную директиву, начали наступление части Северо-Западного и Калининского фронтов. Но основные и самые тяжелые бои развернулись в зоне действия Западного фронта.

19 января 33-я армия взяла Верею. И в тот же день Ставка приказала срочно перебросить 1-ю ударную армию для усиления Северо-Западного фронта. Жуков воспротивился, говоря, что это помешает завершить наступление.

– Выводите без всяких разговоров! – рявкнул Сталин. – У вас войск много, посчитайте, сколько у вас армий…

– Товарищ Верховный главнокомандующий, – упорствовал Жуков, – фронт у нас очень широк, на всех направлениях идут ожесточенные бои, исключающие возможность перегруппировок. Прошу до завершения начатого наступления не выводить 1-ю ударную армию из состава правого крыла Западного фронта, не ослаблять на этом участке нажим на врага…

Сталин швырнул телефонную трубку на рычаг и продолжать разговор не стал.

В те дни Жуков обратил внимание, что на стыке флангов наступающих 33-й и 43-й армий образовался проем, в котором сопротивление немцев было предельно ослаблено. Именно туда он решил бросить войска 33-й армии, дабы они могли ударить на Вязьму. Южнее Вязьмы высадился воздушный десант, соединившийся с корпусом П. А. Белова.

Генералу М. Г. Ефремову было адресовано не менее энергичное распоряжение: «…стремительно выходить в назначенный район; с выходом в назначенный район связаться с десантом в районе Знаменка, Желание и быть готовым, не останавливаясь, к выходу в район западнее Вязьмы. Для обеспечения действий сейчас подтягивайте армейские тылы, запасы, все материальное обеспечение и управление. Штабу армии от главной группировки не отрываться… Нажимайте. Можете отличиться на этом как никогда».

Но немецкое командование смогло перебросить под Вязьму значительные резервы. Войска Белова и Ефремова попали в окружение.

Вечером 13 апреля связь со штабом 33-й армии была полностью потеряна. 16 апреля начальник германского штаба сухопутных войск Гальдер внес в свой дневник запись: «Русская 33-я армия ликвидирована…»

Однако окруженцы еще продолжали сражаться. 19 апреля генерал М. Г. Ефремов был тяжело ранен в бою и, категорически отвергнув возможность сдаться в плен, позвал к себе жену Валентину, служившую в 33-й армии мединструктором, застрелил ее и тут же застрелился сам.

Тогда же погибли командующий артиллерией армии генерал-майор П. Н. Афанасьев и практически все офицеры штаба 33-й армии. Выйти к своим смогли лишь 889 военнослужащих. А погибло за время боев в тылу германской армии свыше 8 тыс. солдат и офицеров 33-й армии. Вермахт в этих же боях потерял почти 9 тыс. человек.

Немцы организовали в селе Слободка похороны генерала М. Г. Ефремова с воинскими почестями. Очевидцы вспоминали, что немецкий генерал произнес перед своими солдатами речь, в которой ставил Ефремова им в пример.

Артур Шмидт, начальник штаба 5-го армейского корпуса, вспоминал: «Я приказал похоронить его на площади. Я сказал, что доблестная армия фюрера с уважением относится к такому мужеству. По моему приказу на могилу установили табличку с русским и немецким текстом».

Среди тех, кто присутствовал при погребении Ефремова, называют полковника, впоследствии генерал-лейтенанта Густава Шмидта, командира 19-й танковой дивизии. Есть мнение, что там был также командующий 9-й армией генерал-полковник Вальтер Модель.

А выход группы П. А. Белова был обставлен по всем правилам военного искусства, включая дезинформацию. Белов подготовил фальшивый приказ о прорыве (не отсюда ли возникли потом слова о странных направлениях движения?), который был якобы случайно потерян: «Из леса выскочили два всадника, “не знавшие”, что находятся на “ничьей” земле. Наше прикрытие сразу открыло сильный огонь по немцам. Гитлеровцы ответили тем же. Головной всадник пришпорил коня, галопом помчался к лесу и скрылся среди деревьев. Второй кавалерист бросился за ним, но лошадь его, убитая пулей нашего снайпера, рухнула на землю. Кавалерист притворился тяжелораненым. К нему подбежали красноармейцы и под огнем врага “спасли” своего товарища – утащили в укрытие… На лошади, убитой на “ничьей” земле, было хорошее седло, а в переметной сумке лежал планшет с ложным приказом».

П. А. Белов ушел в рейд с семью тысячами бойцов, а вывел обратно десять с лишним тысяч, собрав немало окруженцев, оставшихся за линией фронта при летнем отступлении Красной армии. Еще три тысячи, преимущественно раненых, которых до того спасали и укрывали местные жители и партизаны, были вывезены авиацией. Под руководством П. А. Белова были созданы две партизанские дивизии, оставшиеся в тылу у немцев, а это еще семь тысяч бойцов…

В 1962 г. К. К. Рокоссовский, выступая перед слушателями Военной академии им. Фрунзе, упрекал Г. К. Жукова в том, что он требовал наступать, не считаясь с потерями, и не смог убедить И. В. Сталина отменить приказ о наступлении: «20 декабря после освобождения Волоколамска стало ясно, что противник оправился, организовал оборону и что наличными силами продолжать наступление нельзя. Надо было серьезно готовиться к летней кампании. Но, к великому сожалению, Ставкой было приказано продолжать наступление и изматывать противника. Это была грубейшая ошибка. Мы изматывали себя. Неоднократные доклады о потерях Жуков не принимал во внимание. При наличных силах добиться решительных результатов было нельзя. Мы просто выталкивали противника. Не хватало орудий, танков, особенно боеприпасов. Пехота наступала по снегу под сильным огнем при слабой артиллерийской поддержке. Наступало пять фронтов, и, естественно, сил не хватало. Противник перешел к стратегической обороне, и нам надо было сделать то же самое. А мы наступали. В этом была грубейшая ошибка Сталина. Жуков и Конев не смогли его переубедить».