Политология: хрестоматия - Страница 3

Глава тринадцатая. Цзы–Лу

3

Цзы–лу спросил: «Вэйский правитель намеревается привлечь вас к управлению [государством]. Что вы сделаете прежде всего?» Учитель ответил: «Необходимо начать с исправления имен». Цзы–лу спросил: «Вы начинаете издалека. Зачем нужно исправлять имена?» Учитель сказал: «Как ты необразован, Ю! Благородный муж проявляет осторожность по отношению к тому, чего не знает. Если имена неправильны, то слова не имеют под собой оснований. Если слова не имеют под собой оснований, то дела не могут осуществляться. Если дела не могут осуществляться, то ритуал и музыка не процветают. Если ритуал и музыка не процветают, наказания не применяются надлежащим образом. Если наказания не применяются надлежащим образом, народ не знает, как себя вести. Поэтому благородный муж, давая имена, должен произносить их правильно, а то, что произносит, правильно осуществлять. В словах благородного мужа не должно быть ничего неправильного».

Печатается по изд.: Мудрецы Поднебесной: Сб. Симферополь:

Реноме, 1998. С. 111, 112, 113, 116.

(428 или 427 – 348 или 347 гг. до н. э.)

Платон – великий древнегреческий философ. Отец его происходил из рода последнего афинского царя Кодра, мать из рода афинского законодателя Солона. Платон учился у философов Кратила и Сократа. Совершил путешествия в Южную Италию (388 г. до н. э.) и дважды на Сицилию (366–365 и 361 гг. до н. э.) в г. Сиракузы.

В Сиракузах по соглашению с тираном Дионисием Младшим пытался воплотить в жизнь свою теорию идеального государства, но потерпел неудачу и был продан Дионисием в рабство. Афиняне собрали значительные средства, которых хватило не только на выкуп Платона из рабства, но и на основание в роще Академа (пригород Афин) учебного заведения, получившего название Академия и просуществовавшего девятьсот лет.

Основные политические сочинения: диалоги «Государство», «Законы», «Политик», «Фрасимах» (первоначальный вариант первой книги «Государства»).

Политика, по мнению Платона, неразрывно связана с этикой. Следовательно, и общественная мораль совмещена с политической деятельностью, но последняя неизбежно ведет к нарушению нравственных норм и деградации государства. Наилучшим государственным устройством Платон считал идеальное государство, образ которого существует в другом – неземном, идеальном мире.

Задачей философов–правителей и является «припоминание» этого образа (идеи), который их души до земного воплощения наблюдали в мире идей.

Реально существующие формы правления Платон подразделял на правильные, т. е. справедливые, – монархия, аристократия и неправильные – тимократия (власть военных), олигархия (власть богачей), демократия (власть народных низов) и тирания (власть узурпатора). При этом демократический процесс и демократические процедуры (выборы, коллегиальность руководства, главенство законов, а не людей) присущи всем правильным формам правления.

Худшим правлением Платон считал тиранию.

Государство[5]

Книга седьмая

Символ пещеры[6]

<…> Итак, вот что мне видится: в том, что познаваемо, идея блага – это предел, и она с трудом различима, но стоит только ее там различить, как отсюда напрашивается вывод, что именно она – причина всего правильного и прекрасного. В области видимого она порождает свет и его владыку, а в области умопостигаемого она сама – владычица, от которой зависят истина и разумение, и на нее должен взирать тот, кто хочет сознательно действовать как в частной, так и в общественной жизни. <...>

Созерцание божественных вещей (справедливости самой по себе) и вещей человеческих

<...> А удивительно разве, по–твоему, если кто–нибудь, перейдя от божественных созерцаний к человеческому убожеству, выглядит неважно и кажется крайне смешным? Зрение еще не привыкло, а между тем, прежде чем он привыкнет к окружающему мраку, его заставляют выступать на суде или еще где–нибудь и сражаться по поводу теней справедливости или изображений, отбрасывающих эти тени, так что приходится спорить о них в том духе, как это воспринимают люди, никогда не видавшие самое справедливость. <...>

Роль этого искусства[7] в управлении государством <...> – Раз мы – основатели государства, нашим делом будет заставлять лучшие натуры учиться тому познанию, которое мы раньшеназвали самым высоким, т. е. умению видеть благо и совершать к нему восхождение; но когда, высоко поднявшись, они в достаточной мере его узрят, мы не позволим им того, что в наше время им разрешается.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы не позволим им оставаться там, на вершине, из нежелания спуститься снова к тем узникам[8], и худо ли бедно ли они должны будут разделить с ними труды их и почести. <...>

<...> Закон ставит своей целью не благоденствие одного какого–нибудь слоя населения, но благо всего государства. То убеждением, то силой обеспечивает он сплоченность всех граждан, делая так, чтобы они были друг другу взаимно полезны в той мере, в какой они вообще могут быть полезны для всего общества. Выдающихся людей он включает в государство не для того, чтобы предоставить им возможность уклоняться куда кто хочет, но чтобы самому пользоваться ими для укрепления государства. <...>

<...> Тогда государство будет у нас с вами устроено уже наяву, а не во сне, как это происходит сейчас в большинстве государств, где идут междоусобные войны и призрачные сражения за власть, – будто это какое–то великое благо. По правде же дело обстоит вот как: где всего менее стремятся к власти те, кому предстоит править, там государство управляется лучше всего и распри отсутствуют полностью; совсем иначе бывает в государстве, где правящие настроены противоположным образом. <...>

Еще об отборе правителей и их воспитании

– Помнишь, каких правителей мы отобрали, когда раньше говорили об их выборе?

– Как не помнить!

– Вообще–то считай, что нужно выбирать указанные тогда натуры, т. е. отдавать предпочтение самым надежным, мужественным и по возможности самым благообразным; но, кроме того, надо отыскивать не только людей благородных и строгого нрава, но и обладающих также свойствами, подходящими для такого воспитания.

– Кто же это, по–твоему?

– У них, друг мой, должна быть острая восприимчивость к наукам и быстрая сообразительность. Ведь души робеют перед могуществом наук гораздо больше, чем перед гимнастическими упражнениями: эта трудность ближе касается души, она – ее особенность, которую душа не разделяет с телом.

– Это верно.

– Надо искать человека с хорошей памятью, несокрушимо твердого и во всех отношениях трудолюбивого. Иначе какая ему, по–твоему, охота переносить телесные тягости, и в довершение всего еще столько учиться и упражняться? <...>

Справедливость воспитывается в человеке с детства <...> Все, что я говорил, касается женщин ничуть не меньше, чем мужчин: правда, конечно, тех женщин, у которых есть на то природные способности. <...>

<...> Когда властителями в государстве станут подлинные философы, будет ли их несколько или хотя бы один, нынешними почестями они пренебрегут, считая их низменными и ничего не стоящими, и будут высоко ценить порядочность и ту честь, что с нею связана, но самым великим и необходимым будут считать справедливость; служа ей и умножая ее, устроят они свое государство.

– Но как именно?

– Всех, кому в городе больше десяти лет, они отошлют в деревню, а остальных детей, оградив их от воздействия современных нравов, свойственных родителям, воспитают на свой лад, в тех законах, которые мы разобрали раньше. Таким–то вот образом всего легче и скорее установится тот государственный строй, о котором мы говорили, государство расцветет, а народ, у которого оно возникнет, для себя извлечет великую пользу. <...>