Политика и ирония: совместимость и взаимодействие - Страница 2

Различие между идеологическим дискурсом и его подвидом – политическим дискурсом исследователи видят в том, что политический дискурс эксплицитно прагматичен, а идеологический – имплицитно прагматичен. Первый вид дискурса (политический) называют субдискурсом, второй вид (идеологический) – метадискурсом [Сорокин 1997: 57].

Политический дискурс трактуется как институциональное общение, которое, в отличие от личностно ориентированного, использует определенную систему профессионально ориентированных знаков, то есть обладает собственным подъязыком (лексикой, фразеологией и паремиологией) [Карасик 2004].

Политические тексты имеют содержательный и целевой признаки. Основной содержательный признак политических текстов – «это отражение в них деятельности партий, других общественных организаций, органов государственной власти, общественных и государственных лидеров и активистов, направленной на развитие (в широком смысле) социальной и экономической структуры общества. Целевой признак политического характера текста – это его «предназначенность для воздействия на политическую ситуацию при помощи пропаганды определенных идей, эмоционального воздействия на граждан страны и побуждения их к политическим действиям» [Чудинов 2003(6): 8]. Таким образом, центральное понятие в политической коммуникации – это личность адресата и способы его убеждения.

Язык и общество представляют собой неразрывное единство, и все события, происходящие в данном языковом обществе, находят свое отражение в языке. Язык политики существует для того, чтобы выражать мысли государственных деятелей, относящиеся к их профессиональной сфере. Современный политический дискурс – явление сложное и многообразное, подверженное постоянным изменениям. Как уже отмечалось, основной его целью является воздействие на сознание и настроение общества, навязывание определенной точки зрения. Речь политиков, как правило, отличается экспрессивным характером, эмоциональностью. Как справедливо замечает В.И. Шаховский, «…народу важен не столько смысл сказанного, сколько эмоции, рожденные сказанным… манипулирование общественным сознанием власть осуществляет при помощи языка» [Шаховский 2008: 265]. Поскольку часто политический дискурс осуществляется на фоне предельной нервной напряженности, в состоянии эмоционального стресса, он содержит множество экспрессивных единиц, нередко выражающих негативную оценку оппонента. Политик, жонглируя словами, может доказать, что «черное – это хорошо замаскированное белое», т. е. строит свое доказательство по формуле «X – это Y» [Маслова 2008: 44]. Таким образом, лексическое манипулирование активно проявляет себя в политическом дискурсе либо через изменение значений слов, либо через выбор определенных слов для обозначения объектов.

Политическая коммуникация – это всегда манипулирование общественным мнением. Это манипулирование представляет собой особый вид психологического воздействия, характеризующийся установкой на скрытое внедрение в психику объекта целей, желаний, намерений, не совпадающих с теми, которые адресат мог бы сформулировать самостоятельно. Манипулятивное воздействие в дискурсе обусловлено его когнитивной природой и реализуется через специфическое функционирование языковых средств, причем следует отметить, что инструменты политического дискурса гораздо богаче политических целей. Исследователи отмечают, что базовой оппозицией для политического дискурса является оппозиция «свои» – «чужие», которая проявляется на лексическом, морфологическом, синтаксическом уровнях [Михалева 2004].

Политический дискурс является центральным понятием политической лингвистики – науки, призванной изучать воздействие на массовое сознание языковых средств и приемов. Исследователи называют этот объект изучения «властью языка» [Маслова 2008]. В то же время существует термин «язык власти», который обозначает то, как говорят, какими языковыми средствами и приемами пользуются представители власти, и это – предмет исследования «чистой» лингвистики. Лингвистический анализ языка политики – это, по сути, выявление способов использования языковых знаков для достижения определенных политических целей.

Одним из первых учебных пособий на русском языке по новой дисциплине является труд А.П. Чудинова «Политическая лингвистика», опубликованный в 2003 году. Это попытка обобщить опыт отечественных исследователей политической коммуникации. Для характеристики политической коммуникации автор выделяет следующие антиномии:

1) ритуальность и информативность;

2) институциональность и личностный характер;

3) эзотеричность и общедоступность;

4) редукционизм и многоаспектность информации в политическом тексте;

5) авторство и анонимность политического текста;

6) интертекстуальность и автономность политического текста;

7) агрессивность и толерантность в политической коммуникации [Чудинов 2003(a): 42–56].

Исследователи отмечают также следующие парадигмы: неопределенность – конкретность, истинность – ошибочность [Кожемякин 2011], прямота – косвенность, направленность от политика к аудитории – от аудитории к политику [Шилихина 2011]. Таким образом, политический дискурс обладает сложной структурой и обилием критериев оценки.

В процесс политического дискурса вовлечены, как правило, более двух участников, один из которых – аудитория, являющаяся косвенным адресатом высказываний говорящих (или, по определению некоторых исследователей, адресантом [Зинченко 2010]). Этот участник играет в дискурсе немаловажную роль, поскольку именно на его реакцию и нацелены все высказывания собеседников. Реакция на высказывания может быть разнообразной. Исследователи выделяют ситуации с пассивным восприятием, с активным участием и с сопротивлением внушению со стороны адресата [Демьянков 2002]. При пассивном восприятии говорящий может обойтись и малоинтенсивными средствами, резервируя более сильные средства только на тот случай, когда нужно ускорить воздействие. В ситуации с активным восприятием внушения реципиент охотно позволяет убедить себя, особенно если он надеется, что все происходит в его интересах. Наблюдается прямое соотношение между интенсивностью используемых речевых средств в активно осуществляемой атаке и преодолением сопротивления. Когда же адресат активно сопротивляется внушению, то наиболее эффективное воздействие на него происходит при нарушении говорящим коммуникативных ожиданий собеседника. Именно в этом случае сопротивляемость уменьшается.

Для воздействия на собеседника, а также для поддержания интереса аудитории говорящие используют различные языковые средства и стилистические приемы, в том числе иронию. В данной работе ирония рассматривается в первую очередь как дискурсивное явление, поэтому представляется правомерным сделать акцент на исследовании иронии как факта определенного дискурса, который является одновременно и идеологическим процессом, и лингвистическим феноменом [Паше 1999]. Ироническая интерпретация политического события, то есть его трансформация в медиа-событие, предполагает осознание неоднозначности, диалектичности политических процессов. Политический дискурс, освещающий события и факты в ироническом ключе, ориентирует аудиторию на активное переосмысление политических реалий, на отказ от политического конформизма; из пассивного потребителя информации адресант превращается в активного интерпретатора. Исследователи определяют иронию как интердискурсивное явление, что в значительной мере позволяет упразднить известный «раскол» между «идеальным» (смысловым) и «материальным» (языковым) аспектами иронии, пересмотреть соотношение лингвистического и экстралингвистического компонентов в структуре концепта иронии, а также проанализировать феномен иронии в политическом дискурсе не как частное явление, а как конкретную реализацию одного из центральных концептов культуры современности [Веселова 2003].

Однако высмеивание противника в споре нельзя назвать новым приемом в искусстве ведения политических дебатов. Смех всегда являлся одним из средств уничтожения соперника. По мнению многих теоретиков комического (напр., Анри Бергсона), смех – это проявление неосознанного желания унизить противника и тем самым откорректировать его поведение. Такая направленность сознательно эксплуатировалась в политических дебатах еще со времен Римской империи. Об этом свидетельствуют обличительные речи Цицерона, в которых высмеиваются даже личностные характеристики противника (вообще говоря, не имеющие прямого отношения к политике). По [Corbeill 1996: 4], оратор «входит в сговор» со слушателем, стремясь исключить из игры своего политического оппонента как не заслуживающего никакого положительного внимания.