Политическая наука №3 / 2016. Политическая семиотика - Страница 11
Kant I. Kritik der praktischen Vernunft // Kant I. Gesammelte Schriften. – Berlin: Reimer, 1913. – S. 1–163.
Lieb H.H. On subdividing semiotic // Pragmatics of natural languages. – Dordrecht: Springer Netherlands, 1975. – P. 94–119.
Locke J. An essay concerning human understanding. – Amherst, N.Y.: Prometheus books, 1995. – 624 p.
Morris C.W. Foundations of the theory of signs // International encyclopedia of unified science. – Chicago: Univ. of Chicago press, 1938. – Vol. 1, N 2. – 59 p.
Nöth W. Handbook of semiotics. – Bloomington; Indianapolis: Indiana univ. press. 1990. – 576 p.
Parsons T. Societies: evolutionary and comparative perspective. – Englewood Cliffs: Prentice-Hall, 1966. – 120 p.
Peirce C. Philosophical writings of Peirce. – N.Y.: Dover publications, 2012. – 416 p.
Peirce C.S. Writings of Charles S. Peirce: A chronological edition. – Vol. 1: 1857–1866. – Bloomington: Indiana univ. press, 1982. – 736 p.
Peirce C.S. Writings of Charles S. Peirce: A chronological edition. – Vol. 1: 1857–1866. – Bloomington: Indiana univ. press, 1982. – 736 p.
Uexküll J. von. The theory of meaning // Semiotica. – Amsterdam, 1982. – 42 (1). – P. 25–82.
Welby V. Significs and language: the articulate form of our expressive and interpretive resources / Ed. H.W. Schmitz. – Amsterdam: Benjamins, 1985. – 151 p.
Семиотика и прагмасемантика политического дискурса16
Аннотация. Сфера референции политического дискурса (ПД) есть конструкт, генерируемый самим дискурсом. Язык выступает и как инструмент конструирования действительности, и как особый тип социального вербального поведения. Прагматика приобретает исключительную значимость. Однако семантика не утрачивает референциальную силу; она становится межмировым отношением. ПД, претендуя быть описанием «мира таким как он есть», предполагает скрытую референцию к другим модальным контекстам (долженствования, желательности и т.п.). Интерпретации ПД есть некоторая модельная структура (множество возможных миров).
Ключевые слова: политический дискурс; семиотика; прагмасемантика; семантика возможных миров; двоемыслие.
Abstract. The domain of reference of the political discourse (PD) is a construct, generated by the discourse itself. The language is exploited as an instrument to construct the reality, as well as a special type of verbal behavior. The pragmatics acquired an extraordinary significance. However, the referential semantics of the PD is not diminished but becomes a trans-world relation. PD, pretending to be a description of «the world, such as it is», also obtains a hidden reference to modal contexts (obligation, desirability, etc.), the interpretation of PD is some model structure (set of possible worlds).
Keywords: political discourse; semiotics; pragmasemantics; semantics of possible worlds; doublethink.
В ХХ в. в лингвистике и философии язык стал рассматриваться не столько как инструмент описания действительности, сколько как механизм и форма ее конструирования. Выяснилось, что соответствующие различным социальным функциям модусы употребления языка приводят к формированию разных типов реальности, точнее, представлений о ней. Некоторые типы реальности могут быть отделены от языка, на котором они описываются, – например, физическая; некоторые существуют только как языковая структура – например, поэтическая. Но во всех случаях очевидно, что: 1) представление о реальности (представление реальности) не существует вне выражающего его языка; и 2) любая реальность получает какой-либо социально значимый смысл и значение только будучи выражена в языковых структурах, вне которых невозможно говорить о смысле какого-либо исторического события или же физического явления.
Аналогичным образом может быть рассмотрена и «политическая реальность» – она, разумеется, не сводима только к языковым правилам, но в принципиальных чертах невыразима без них. Политическая реальность не есть нечто существующее вне языка, на котором она описывается. Проблема «язык и политическая реальность» может быть рассмотрена на трех уровнях.
1. Стилистическом – когда наряду с информацией (описанием ситуации) содержится также и ее оценка; например, сообщение о столкновении двух вооруженных групп может быть представлено и как нападение экстремистов на силы правопорядка, и как отпор граждан оккупантам.
2. Манипулятивном (или риторическом) – под видом информации навязывается желаемое отправителем сообщения представление о ней. При этом может иметь место как прямая, так и замаскированная дезинформация. Нечто имевшее место в процессе описания трансформируется так, чтобы получатель сообщения воспроизвел совсем иной образ события или же образ иного события. Это, как отмечает Л. Соссюр, особый тип употребления языка, который может быть определен посредством таких прагматических характеристик, как целеполагание, интенции и т.п., которые, в свою очередь, получают свое лингвистическое оформление – в форме количественного преобладания определенных языковых средств, служащих для адекватной реализации целей адресанта [Saussure, 2005, p. 119].
Хорошо изучены языковые средства первого уровня, менее изучены – второго, но в целом, начиная с античных риторик, они учитываются. Оба этих уровня подразумевают наличие некоторой автономной от языка действительности, а роль языка сводится к ее определенной упаковке – адекватной или же преднамеренно или непреднамеренно искажающей. Но существует ли (и если существует, то в каком виде) эта автономная от языка политическая реальность?
3. При любых возможных ответах на эти вопросы требуется постулирование третьего, семантического уровня. Здесь язык выступает и как форма конструирования и интерпретации действительности, и как особый тип социального (речевого) поведения и взаимодействия. Как было отмечено М. Эделманом, «это язык, говорящий о политических событиях и процессах, как их ощущают люди… Политический язык и есть политическая реальность; нет никакого другого смысла событий для вовлеченных в него участников и наблюдателей» (курсив М. Эделмана, перевод С.З.) [Edelman, 1985, p. 10].
В самом деле, на семантическом уровне теряется различие между означаемым и означающим: «реальность» (означаемое) оказывается эквивалентной «языку» (означающему). Тем не менее можно задаться вопросом: если «политический язык и есть политическая реальность», то есть ли в таком случае какая-либо реальность, кроме самого языка? Значит ли это, что семантика языка является саморефлексивной системой и в различных формах отражает и воспроизводит исключительно свои собственные конструкции, не имеющие какой-либо связи с политическими событиями, историей и т.п. (если только допустить существование таковых)?
Разумеется, такой подход был бы крайним упрощением семантики политического дискурса (ПД), хотя и не лишенным определенных оснований. Идея о референциальной пустоте или даже неизбежной неверифицируемости (и даже фатальной лживости) ПД действительно возникает, если мы применяем те же процедуры его семантической оценки, что и к «обычному» высказыванию. Между тем смысл и значение (референция) ПД требует особого подхода – это сложное многоуровневое явление, описание и оценка которого требуют обращения к инструментарию модальной семантики (семантики возможных миров) и прагматики (теории речевых актов и перформативов).
Дискурсом можно назвать такой комплексный объект, который есть взаимопроекция правил языка и правил поведения (социального взаимодействия). В основе такого понимания лежит Витгенштейновское определение «языковой игры»: «”Языковой игрой” я буду называть также единое целое: язык и действия, с которыми он переплетен» [Wittgenstein, 1958, p. 5].