Политическая наука. 2017. Спецвыпуск - Страница 22

Во‐вторых, модернизация и геополитика связаны между собой (по Г. Дерлугьяну, «модернизация как геополитический императив»). Страны «Центра», т.е. уже сложившиеся экономические и геополитические центры силы, ревностно оберегают свой статус. В связи с этим у большинства «новичков», поздно стартовавших или не успевших создать конкурентоспособную военную мощь, высоки шансы «быть подстреленными на взлете». В политической истории очень многие страны предпринимали попытки совершить модернизационный скачок, но проигрывали именно геополитическую игру70. Напротив, большинство стран, которые смогли восстановиться после вооруженного захвата и оккупации, либо совершить феноменальный переход «из третьего мира в первый», развивались в совершенно конкретных внешнеполитических условиях – будучи «младшим партнером» в большой коалиции, противостоящей крупному геополитическому противнику71.

В‐третьих, введение в рассматриваемую модель фактора геополитики приближает нас к ответу на вопрос о поведении элит и играет исключительную роль в формировании «спроса элит» на модернизацию. Модернизация и промышленная революция ряда стран в XVI–XX вв. происходили под влиянием геополитического шока и, в ряде случаев, в качестве ответа на случившееся «национальное унижение»72. Фактически, геополитика играет роль «вызова» (в категориях А. Тойнби), а «ответом» служит модернизация. При этом (опять же в категориях А. Тойнби) вызов, адресованный государству, уже имеющему определенный ресурс развития, не должен быть ни слишком слабым (в этом случае он не приведет к качественным изменениям), ни слишком суровым (высок риск быть «подстреленным на взлете» или перейти на авторитарно-мобилизационную траекторию развития). Фактически речь идет об одном из ключевых условий перехода к «открытому» порядку в категориях Д. Норта – установлению элитами ограничений для себя и расширению прав и свобод в обществе. Именно геополитический аргумент и фактор внешней угрозы побуждает элиты заниматься «самоограничением» и коллективной выработкой решений и в конечном итоге – переходить к коллективному контролю над средствами насилия и к внеперсональной организации институтов73.

Организационно-технологический подход вводит в проблематику промышленных революций, организации разделения труда, перехода между технологическими платформами и так далее74. Данный подход позволяет понять основы процессов, которые протекают в недрах «Центра» «мир-системы» и которые неочевидны или непонятны с точки зрения периферии и полупериферии. Отметим ключевые синтезы.

Во‐первых, инновационное развитие не является простым развитием технологий. Примеры создания колеса, парового двигателя, трансконтинентальных кораблей, пороха в мировой истории встречаются неоднократно, однако стать массовой технологией они смогли только в определенных исторических условиях и при наличии конкретных предпосылок75. Ключевую роль в инновационном развитии играет система разделения и организации труда, обеспечивающая массовое внедрение, тиражирование и использование технологий. В результате технологический уклад получает социальное оформление (то, что можно назвать «социальным укладом»), который, в свою очередь, формирует уже «социальный» (а не элитный) спрос на инновации и способствует созданию «бриджингового» социального капитала высокого качества [Патнем Р., 1996].

Во‐вторых, трансформация технологических и социальных укладов приводит к социальным и экономическим потрясениям внутри общества и обострению геополитической конкуренции на международной арене. Технологические трансформации приводят к перераспределению власти и богатства как внутри общества, так и между государствами, провоцируя или обостряя политические кризисы. При этом государство, осуществляющее «догоняющее» развитие и открыто бросающее вызов лидеру, новым центром не становится76.

В‐третьих, фактор «технологической инерции» и QWERTY-эффектов приводит к тому, что центр концентрации прорывных технологий перемещается в пространстве и «не возвращается» дважды на одну и ту же территорию, уже «структурированную» предыдущим укладом77.

Подведем итог. С учетом обозначенных теоретических и методологических вводных, мы можем обозначить модернизацию как сложноустроенный процесс развития общества и трансформации общественных институтов. Важную роль в запуске модернизационного процесса играет первоначальный толчок, которым, чаще всего, является геополитический вызов, при этом геополитическая слабость способна подорвать и затормозить развитие. Важную роль в реализации и обеспечении модернизационного перехода и выхода на рельсы экономического развития играет позиция элит – политических и экономических. В то же время для уверенного развития общества по логике модернизационного и инновационного развития необходимы укорененность институтов развития в обществе и в целом – наличие, наряду с элитным, также социального запроса на инновационное развитие. Важно понимать, что институциональный дизайн общества может быть неоптимальным для решения текущих задач политического и экономического развития, но изначально в своих истоках он демонстрировал высокую эффективность в реагировании на актуальные тогда внешние и внутренние вызовы. В силу этого для обществ с разными типами институтов невозможно прямое механическое заимствование институтов успешных стран – необходимы либо «ручная настройка» переносимых новаций, либо выстраивание новых – транзитных по своему типу – институтов для обеспечения перехода на иные рельсы развития.

В «классических» теориях модернизации и демократического транзита 1950–1990‐х годов (т.е. до широкого развития институциональной экономики) и государственно-политической практике модернизация рассматривается прежде всего в инструментальном ключе, как задача форсировать технико-технологическое развитие с целью ускорения темпов экономического роста, привлечения инвестиций и так далее. Отчасти это связано с опытом построения индустриальных экономик конца XIX – середины ХХ в. Такой подход наиболее прост и понятен всем основным субъектам, участвующим в данном процессе: чиновнику, распоряжающемуся бюджетными средствами, депутату, поддерживающему законопроект о территориях особого и опережающего развития, бизнесмену-инвестору, эксперту, финансовому консультанту, юристу, аудитору, ученому. Совершенно понятен и конкретен результат в виде создания новых предприятий и рабочих мест, выпуска высокотехнологичной продукции, увеличения бюджетных поступлений и т.д. Однако такой подход порождает целый ряд проблем.

Во‐первых, сама по себе логика «создания точек / центров / кластеров развития» (и в связи с этим – «принятием закона / указа / постановления», «созданием управления / агентства / банка / корпорации развития») была выработана логикой классической индустриализации XIX – середины ХХ в., связанной с организацией массового выпуска промышленных товаров. Основную роль в такой модели развития играли государство и крупные корпорации, способные обеспечить необходимую концентрацию ресурсов и занимающиеся средне- и долгосрочным планированием. Выход на массовый выпуск конечной продукции рассматривался как конечная цель. При этом необходимые социальные условия для успешной работы такой системы формировались непосредственно в процессе создания крупных производственных центров – урбанизация, типовая застройка, «рабочие кварталы», всеобщее среднее и затем высшее образование и т.д. Вопрос, однако, в том, насколько жизнеспособна такая модель в условиях цифрового общества, высокой социальной и трудовой мобильности, глобальной логистики и робототехнологической индустриализации.