Политическая наука №1 / 2018 - Страница 12

Почему я привел этот пример? Потому что все дело, как сказал Михаил Васильевич, в оптике. В том, как вы будете строить вашу программу политического исследования, как вы будете на нее смотреть, какие подложите парадигмы, теории. Что вы возьмете из той науки или из другой. И что будет на выходе. Примерно такая сложная конструкция.

В нашей дискуссии прозвучала очевидная вещь, что общество проходит в своем развитии ряд этапов. Политическая наука, вкупе со всеми остальными другими науками, осуществляет функцию рефлексии на эти изменения, и рано или поздно формулирует новые теории и концепции, предлагает новые решения, успех которых необязательно очевиден, потому что реализуют эти решения политики.

Главная проблема человеческого общества в том, что оно обычно всегда знает больше, владеет очень многими теоретическими моделями, концепциями и т.д. Оно уже знает, как это сделать, но сделать еще, в силу целого ряда причин, не может. Практический опыт отстает от нашего знания. Сейчас мы вступили в очередной этап развития. Нужно искать какие‐то новые объяснительные модели.

В разных частях мира (а лучше сказать, в различных цивилизациях) политическая наука развивается немножко по-разному, с разными акцентами. Развиваются школы, не только национальные, но даже цивилизационные. Можно вполне говорить об англосаксонской школе. Можно говорить о континентальной европейской – уже будут какие‐то особенности.

То, что происходит в политической науке, я бы не называл глубоким кризисом. Может быть, это некая перестройка, «уточнение» политической науки. Многие старые концепты и термины (например, государство) понимаются уже в новых условиях по-разному. Нам нужно очень многое сейчас переосмыслить. Появилось очень много явлений, для которых нужны либо новые понятия, либо новый смысл в старых понятиях. Еще вчера говорили: «Электронное правительство, электронная демократия, электронный бизнес». Сейчас мы уже говорим: «Цифровой след, цифры в электронном правительстве». Поэтому мне кажется, что политическая наука выходит на новые решения новых задач. В этом отношении я смотрю с определенной надеждой на нашу российскую политическую науку.

Комаровский Владимир Савельевич, профессор кафедры политологии и политического управления РАНХиГС, доктор философских наук, заслуженный деятель науки России. Основной вопрос, который был поставлен в докладе, что делать? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, с чем мы имеем дело. Я согласен с тем, что политическая наука переживает кризис, но чем он вызван? Нам нужно понять характер проблем самой нашей науки, сдвиги в научной картине мира в целом и осмыслить кризис реальности, с которой мы имеем дело.

Мы попали в какую‐то очень неопределенную ситуацию межсезонья, смены вех. Что мы, политологи, в этой ситуации можем сделать? Какие проблемы необходимо решить прежде всего в области методологии политической науки? Мне кажется, важно получить ясный ответ на вопрос, насколько обоснованы претензии политической науки на универсальность. Может ли теория быть универсальной? Или все-таки цивилизационные особенности играют большую роль, нежели те, которые связаны с общими ответами на вызовы современной эпохи?

Если, по крайней мере сейчас, ничего универсального мы предложить не можем (хотя стараться нужно, это понятно), значит, вопрос следующий: а может ли политическая наука не быть мультипарадигмальной? Наверное, тоже нет. По крайней мере, в ближайшей перспективе это совершенно не очевидно.

Теперь очень короткие замечания по двум вопросам. Первое – предмет политической науки. Конечно, он меняется, безусловно, меняется не только потому, что меняются наши очки, но меняется и сама реальность. Причем эти очки связаны не только с нашей субъективностью, а с доступностью для нас какого‐то рода знаний. Для студентов я привожу пример: конечно, в момент зарождения политической науки ни Аристотель, ни Платон не могли видеть мир как таковой – они видели город. Рим – это империя, значит, появились новые очки, потому что появилась новая реальность и потребность в новых очках. Вот эта связка – она очень интересна.

Последний важный вопрос: кто контролирует развитие науки? В науке тоже действуют законы общественного мнения. Кто решает, ты признан или нет, входишь в мейнстрим или нет? Фактически некоторые из тех, кто достоин не просто войти в мейнстрим, а возглавить его, остаются пока внизу. Это тоже говорит об уровне достижений науки.

Мчедлова Марина Мирановна, доктор политических наук, доцент, зав.кафедрой сравнительной политологии РУДН, член правления РАПН. Надо иметь большое мужество сегодня, чтобы говорить о законах приращения знания. Уже многие отметили, что наиболее востребованными становятся такие прикладные, как их называют, или функциональные темы, которые не позволяют поставить эпистемологические и реалистические вопросы применительно к современному гуманитарному знанию.

Я согласна с Владимиром Савельевичем в том, что кризис можно рассматривать в различных гранях и контекстах, из совокупности которых и возникает та проблема, которую мы сегодня пытаемся решить. Это проблема не только политической науки, но вообще гуманитарного знания как такового. Это не новая проблема. В 2003 г. И. Валлерстайн написал книгу «Конец знакомого мира». В ней он показывает, что знание, которое очень долго выполняло свои функции в человеческом обществе, сегодня перестает их выполнять. Когда он писал о контурах знакомого мира, которые становятся все более зыбкими, он имел в виду скорее не социально-политическую реальность, а способы рефлексии. И сегодня, мне кажется, кризис проявляется именно в том, что способы рефлексии (может быть, в каком‐то контексте это и те самые очки), которые все еще традиционны в своем основании, не улавливают изменения современного мира.

Я не готова полностью согласиться с М.В. Ильиным в том, что нет объективной структуры гуманитарного знания. Если мы посмотрим на способы приращения знания и на самые глубинные основания, связанные, например, с критериями истинности, то мы увидим, наверное, какие‐то общие черты. Конечно, затем это диверсифицируется, однако общие черты, общая логика построения гуманитарного знания, которую мы можем применить к любому гуманитарному знанию, существуют. И в одну эту логику зашиты те самые универсалии, которые складывают в единый семантический узел еще многие проблемы – такие как пространство, время, истина, ложь, Бог.

И вот именно эти универсалии, которые вроде бы должны быть незыблемы и с точки зрения философского знания, и с точки зрения логики, начинают демонстрировать размывание референтов и референций, более того – наверное, возникновение новых и референциальных значений, и референтов.

Если мы спустимся на уровень политической науки, то те политические универсалии, которые связывали все социально-политические несущие конструкции и политический нарратив – нет, даже метанарратив, к которому относятся власть, государство, демократия, прогресс, рациональность и прочее, – сегодня точно так же не перестают быть одинаково понимаемыми не только вследствие изменения референта, но и вследствие размывания смысла универсалий как таковых. Происходит не только размывание понятий.

Почему именно эти универсалии перестают выполнять сегодня свою функцию? Во‐первых, мы не успеваем за постоянным изменением мира, не успеваем концептуализировать эти феномены.

Во‐вторых, гуманитарное знание по своей сути – это не только удвоение реальности, это даже утроение реальности. И соответственно, там происходят процессы, которые не позволяют этим универсалиям «переквалифицироваться».

В‐третьих, Михаил Васильевич говорил о том, что изменения знания, изменения концептуальных подходов связаны с большими социально-политическими потрясениями, с одной стороны. С другой стороны, связаны с достижениями в других дисциплинах. Это, конечно, так. Сегодня большие социально-политические, экономические и другие изменения происходят настолько быстро, что мы не успеваем за ними.