Полёты на метле - Страница 10

Посреди веранды над тазиком корчится Темная Звезда. Ее мучительно рвет. Санька, одной рукой бережно придерживая женщину за плечи, другой гладит ее по голове и нежно шепчет:

- Ну что ты, маленький, плохо нам и нехорошо? Ну, давай, постарайся еще, потом легче будет... вот, умница. Ну что ты, ну дрянь шампанское, несвежее попалось... ну, глупенький мой, не стесняйся...

Звезда рычит и отталкивает Саньку вместе с тазиком:

- К-козел... с-стесняться я его буду... на! Языком вылижешь!

Она мотает головой, запрокидывает лицо - и я вижу, что эта женщина попросту безобразна. И дело не в размазанном гриме, не в распухших глазах, не в злом опьянении - она просто уродина. Черт ли их, мужиков, поймет!

Она бесстыдно сидит перед Санькой в одних трусиках и чулках с подвязками, жадно пьет. Сверкающие капли катятся ей на грудь. Санечка провожает взглядом каждую каплю, оставляющую на смугловатой коже влажную дорожку.

- Что, нравлюсь? - издевательски спрашивает Звезда.

И глаза Санечки вспыхивают ненавистью. Но он кивает головой утвердительно. Вот еще...

Я не могу удержаться и делаю шаг вперед, непроизвольно сжимая кулаки. Но под ногами оказывается тазик. И из него, наполненного обрывками платья Темной Звезды, кровью и всякой дрянью, вдруг взвивается треугольная голова змеи. Гадина смотрит прямо на меня холодными желтыми зрачками, стреляет языком и угрожающе шипит. И я вижу, что таз кишит змеями. Головы гадюк тянутся ко мне, разевают бледные пасти, яд цвета гноя течет по кривым клинкам смертоносных зубов...

Холодная рука падает мне на шею, ногти впиваются в кожу, и разъяренная. Ирка втаскивает меня обратно в мансарду.

- Ты что, мать, ошалела?!

- С-спокойно... чего ты орешь...

- Ну ты идиотка... - Ирка насильно вливает в меня валерьянку. Жидкость попадает не в то горло, я страшно кашляю и обливаюсь слезами. Ирка колотит меня по спине, я отбиваюсь, и мы валимся на кушетку, умываясь слезами уже от хохота.

- Однако... - отдышавшись, говорит Ирка. - Дела тут у тебя веселые...

- А ты думала. Это тебе не твой жених из Коктебеля. У нас тут с-стр-расти.

- Да ладно, - отмахивается моя незадачливая гала, и я понимаю, что проблемы больше не существует. Не будет Ирка варить манную кашку лауреату.

Уснули мы на рассвете и продрыхли почти до вечера. Разбудил нас Кешка, непривычно тихий и благонравный. Он вежливо шаркнул ножкой и поклонился Ирке, послушно сварил двум заспавшимся дамам кофе и скромненько сел в уголку. Что-то слишком много скромности и послушания...

- Кешка, ты не заболел?

- Нет... благодарю.

- А что с тобой такое? Чего такой отмороженный - август вроде еще не кончился? Перекупался? Мороженого объелся?

- Нет...

Вот тут я и насторожилась. Села поближе, разглядела лукавых бесенят в глазах мальчишки и категорически потребовала объяснений.

Кешка возвел очи горе - явно для того, чтобы раньше времени не расплескать затаенное веселье - и вредным голосом сказал:

- Я у Стаса был...

- И что же? С каких это пор визит к Стасу служит поводом для ехидства?

- Стас новый роман пишет...

- Слушай, ты, юный садист! Кончай испытывать мое терпение!

- А я что? Я ничего. Просто Стас пишет новый роман.

Ну, вредничать я тоже умею. Не хочет говорить - не надо. Вот назло не буду спрашивать, ведь сам взорвется от своих новостей. Я презрительно пожала плечами и выплыла на кухню, где в течение пяти минут и устроила себе прочтение трехсот страниц нового шедеврального произведения Стаса.

Прийти в себя я не могла долго. Всего, чего угодно, я могла ожидать от Стаса, но такое!.. С-сукин кот, да как он мог!

Это оказалось произведение, написанное на конкурс, объявленный МВД. Так называемый "милицейский роман" про доблестных сержантов, бравых лейтенантов и мудрых полковников. Ну что тут скажешь?

Решил, что так проще. Легче напечататься. Деньжат заработать. Святое дело. А то и премию от МВД. Милицейский летописец... Ну, я тебе покажу.

Когда я вернулась в комнату, Кешка только глянул на меня и все понял. Он разинул рот и застыл. Ирка осторожно потянулась за валерьянкой. Э нет, подруга, не это мне сейчас нужно.

- Кешка, выйди, мне надо переодеться.

Парня ветром сдуло, причем вылетел он не в кухню, как я подразумевала, а на лестницу.

Я рывком распахнула шкаф и сняла с плечиков новенькую форму. Лейтенантскую - мы люди скромные. Ирка ахнула и повалилась на кушетку, зажимая рот, задавливая дикий хохот. А я, оправляя скрипучие ремни, поглядела в окно. Уже стемнело. Отлично. Темнота - друг оперативника.

Распахнулась дверь, и на пороге появился Кешка. Феноменальный молодой человек ничуть не удивился, увидев меня в форме. Он только серьезно кивнул головой и протянул мне... новехонькую метлу. Ах ты... как говорят в Одессе, "с этого молодого человека таки будет толк".

Я взяла метлу. Инструмент явно не предназначался для прозаического подметания двора. Древко покрыто черным лаком, а сама метла связана из веток омелы. Вполне ведьминский инструментарий. Ну, спасибо, Кешка, за подарочек. Ох, как он мне пригодится!

Я встала на подоконник и распахнула окно.

- Ждите тут, я скоро.

Метла слушалась прекрасна. Я сразу набрала высоту, чтобы не привлечь внимания прохожих. По-моему, меня никто не видел. Нырнув в темную маленькую тучку, я благополучно добралась до нового микрорайона на выселках, где жил Стас. Скользнула вниз, зависла у десятого этажа и медленно двинулась вдоль окон.

Ну, конечно. Сидит, пишет. Писатель...

Я резко постучала в стекло. Стас поднял голову, но посмотрел в сторону входной двери. Прислушался, пожал плечами. И снова склонился над листом бумаги.

Тогда я сильно толкнула раму. И в первом сполохе начинающейся грозы, в трепете рванувшихся тюлевых занавесей, в блеске и славе перед потрясенным Стасом предстала лейтенант милиции с метлой наперевес...

В ту ночь похмельная Темная Звезда холодно сказала Санечке:

- Ну, хватит. Надоели эти стишки, цветы, два притопа, три прихлопа. Поговорим, как серьезные люди: Пять тысяч на стол - и я твоя на сутки. А как ты думал, фраер?!

В ту ночь Сабаневский сказал Темной Звезде, заехав за ней к Санечке:

- А пошла ты...

В ту ночь Женщина Рыжее Лето сказала:

- Я больше так не могу...

В ту ночь Дар написал завещание.

В ту ночь утонул Матвей.

...Я разуваюсь на шоссе и босиком спускаюсь к морю. Теплая щебенка пыльным обвалом катится из-под ног. Идти по береговой гальке неприятно и колко. Я перепрыгиваю по ноздреватым глыбам ракушечника, добираясь к маленькой уютной бухточке, прикрытой от пляжа выветренным останцом. На побережье пустынно, лишь вдалеке меряет саженками лунную дорожку одинокий пловец. Судя по ритму движения, наладился он аж до Ялты, и мне помешать не должен.

Я наклоняюсь к темной воде и зову тихонько:

- Сестра!.. Сестра-а!

Глубоко во мраке загорается зеленая фосфорическая звезда, дрожит, колеблется, растекается в светящуюся ленту, поднимаясь к поверхности. Стремительное тело свободно пронзает толщу воды, и вот тяжело плеснул мощный хвост, поднялись над недвижной гладью моря две блистающих прекрасных руки... Летят с пальцев брызги жидкого холодного огня - дело к осени, море горит...

Нереида подплывает совсем близко, скользя розовым животом по укатанной прибоем гальке. Она ложится грудью на берег, подпирает руками голову, а тело ее, веретеном сужающееся к хвосту, чуть колышется в легком накате волны.

- Звала меня? - спрашивает она, внимательно глядя мне в глаза.

- Звала, сестра...

- Нужно что иди просто, соскучилась?

- Зачем Матвея взяла, сестра?

Нереида молчит, поигрывая тяжелым хвостом, перебирая крупный жемчуг на точеной шее.

- Отдай, сестра...

- Взяла зачем? А нельзя, сестра, плыть в открытое море при шторме. А нельзя, сестра, пить красный портвейн, а после в воду лезть...