Полет сокола - Страница 43

– Помогите ему сесть в машину, – сказал Альдо. – Заслоните его.

Он и профессор Риццио помогли жертве подняться. На миг мы увидели его во всей неприглядности, уродливые белые члены являли резкий контраст с жесткими волосами. Затем спасительный коврик, наброшенный заботливыми руками, скрыл наготу профессора. Друзья повели его в машину, и смущенные зрители расступились, давая дорогу. Я оставил Карлу Распа смотреть вслед команде спасателей, отошел к купе молодых деревьев, и там меня вырвало.

Когда я вернулся, моя спутница стояла у машины.

– Садитесь, – нетерпеливо сказала она. – Едем за ними.

Я посмотрел в противоположный конец площади. Санитарная машина проехала сквозь толпу и снова остановилась у входа в дом профессора Элиа.

– Мы не можем идти к нему в дом, – сказал я. – Это не наше дело.

– Не за ним, – сказала она, быстро садясь в машину, – за бандой. За головорезами, которые это сделали. Они не могли далеко уйти. Скорей… скорей…

И вновь тех, кто был на машинах, осенила та же мысль, что и ее. Жертву можно было поручить заботам друзей и срочно вызванного врача; теперь началась охота на преступников. От пьяцца дель Дука Карло расходились четыре дороги. Те, что были слева, поворачивали на запад и вели из города. Правая вела к подножию холма, к порта Мальбранче и виа делле Мура. Еще одна, которая шла к югу от ворот, вновь привела бы нас в центр города и на пьяцца делла Вита. Я выбрал дорогу направо и услышал за собой шум еще одной машины.

Мы спустились к воротам у подножия холма, и я пропустил ее вперед. Машина помчалась по виа делле Мура. За ней метнулся мотороллер с двумя студентами.

Я не сомневался, что другие преследователи направились к западу от пьяцца дель Дука Карло и в конце концов встретятся на южном холме возле студенческого общежития.

Я остановил машину около крепостного вала на виа делле Мура и повернулся к своей спутнице.

– Бессмысленная затея, – сказал я. – Те, кто это сделал, давно успели скрыться. Им стоило только нырнуть в одну из боковых улочек, раствориться в толпе, а потом снова вернуться на пьяцца делла Вита.

– Но если у них не было машины, как им удалось доставить Элиа от его дома до статуи? – спросила она.

– Закрыли ковровой дорожкой и перенесли на руках, – ответил я. – Все глазели на гостей, собиравшихся в отель "Панорама", и пьяцца дель Дука Карло на вершине холма была пустынна. Преступники знали об этом и воспользовались случаем. Затем позвонили из дома профессора по телефону и убежали. – Я вынул из кармана пачку сигарет, закурил сам и предложил ей. – Как бы то ни было, в конце концов их найдут. Донати придется послать за полицией.

– Не будьте так уверены, – сказала Карла Распа.

– Почему?

– Сперва придется получить разрешение профессора Элиа, – ответила она, – а он так же не захочет, чтобы его нагота стала предметом обсуждения в прессе и в городе, как профессор Риццио не захотел придавать огласке изнасилование сестры. Держу пари на тысячу лир, что этот второй скандал замнут, как и первый.

– Это невозможно! Слишком много свидетелей.

– Многие ничего и не видели. Несколько мужчин перетаскивали человека, покрытого ковриком. Если так называемые власти пожелают это замять, то обязательно замнут. К тому же в пятницу фестиваль и в Руффано приедут родственники студентов и много другого люда. Какой момент для скандала!

Я молчал. Время выбрано на редкость удачно. Власти бессильны что-либо сделать, разве что исключить сразу всех студентов.

– Здесь одно из двух, – продолжала Карла Распа. – Либо ответный удар гуманитариев на оскорбление брату и сестре Риццио, либо двойная игра ребят Э. К. с целью свалить вину на своих противников. И в том и в другом случае розыгрыш – на все сто.

– Вы так считаете? – спросил я.

– Да, – ответила она, – а вы нет?

Не знаю, что произвело на меня более тягостное впечатление – напряженное лицо профессора Риццио, когда он, положив гордость в карман, пожимал руку моему брату в отеле "Панорама", или страдальческий, затравленный взгляд профессора Элиа, когда всем открылась его нагота. Оба они были жалкими фигурами, лишенными блеска.

– Нет, – ответил я. – В Руффано я чужой. Оба происшествия внушают мне отвращение.

Она открыла окно машины и, смеясь, выбросила свою сигарету. Выхватила у меня изо рта мою. Затем повернулась ко мне, взяла мое лицо в руки и поцеловала меня в губы.

– Беда в том, что тебе нужна твердая рука, – сказала она.

Столь внезапное проявление страсти застало меня врасплох. Жадные губы, переплетающиеся ноги, настойчивые руки – все это оказалось для меня полной неожиданностью. Обращение, которое, несомненно, привело бы в восторг Джузеппе Фосси, вызвало у меня чувство гадливости. Я оттолкнул ее и ударил по лицу. Казалось, это ее удивило.

– Почему так грубо? – спросила она без малейшего раздражения.

– Занятия любовью в машине оскорбляют мой вкус, – сказал я ей.

– Что ж, хорошо. Пойдем домой, – сказала она.

Я снова включил мотор. Мы проехали по виа делле Мура, въехали в город и по боковой улице добрались до виа Сан Микеле. В любое другое время я, возможно, был бы не прочь и даже готов пойти у нее на поводу. Но не сегодня.

Ее порыв объяснялся не нашим случайным знакомством и беззаботной доверительностью проведенного вместе вечера. Нет, причиной тому была сцена, которую мы только что видели. У дома номер 5 я резко остановил машину. Она вышла и вошла в дом, оставив за собой открытую дверь. Но я не последовал за ней. Я вышел из машины и пошел вверх по направлению к виа деи Соньи.

Интересно, долго ли она будет меня ждать, думал я. Подойдет к окну, посмотрит вниз на припаркованную машину и, возможно все еще не веря, спустится на улицу проверить, там ли я. Возможно, даже перейдет улицу и заглянет в дом номер 24, чтобы справиться у Сильвани, не прошел ли синьор Фаббио в свою комнату.

Затем я выбросил ее из головы. Я прошел мимо моего старого дома с наглухо закрытыми ставнями и вскоре оказался перед домом брата. Я позвонил в дверь привратника, и через несколько секунд появился Джакопо. Увидев меня, он заулыбался.

– Вы не впустите меня подождать Альдо? – спросил я. – Его нет дома, я знаю, но мне надо увидеть его, когда он вернется.

– Конечно, синьор Бео, – сказал он и, наверное, о чем-то догадываясь по моему разгоряченному виду – я шел довольно быстро, – добавил:

– Что-нибудь случилось?

– На пьяцца дель Дука Карло были беспорядки, – сказал я. – Они испортили званый обед в отеле. Альдо сейчас этим занимается.

На его лице отразилось участие, он провел меня под арку и открыл дверь Альдо. Зажег свет.

– Наверное, студенты, – сказал он. – Перед фестивалем они всегда очень возбуждены. Да еще этот взлом ночью в воскресенье. Сейчас тоже что-нибудь такое?

– Да, – сказал я, – Альдо объяснит.

Он открыл дверь в гостиную и спросил, не хочу ли я чего-нибудь выпить.

Я ответил, что нет. Если понадобится, я сам смогу себе налить. Он немного подождал в неуверенности, расположен я с ним поболтать или нет, затем тактично – долгие годы, проведенные с моим братом, – решил, что я хочу остаться один. Он удалился, и я услышал, как он запер входную дверь и ушел к себе.

Я прошелся по комнате. Выглянул в окно. Посмотрел на портрет отца.

Бросился в кресло. Меня окружал мир и покой давно знакомых семейных предметов, но на душе у меня было тревожно. Я снова встал и, подойдя к письменному столу, взял в руки том "Жизнеописаний герцогов Руффано" на немецком языке. Открыл его там, где лежала закладка, и отыскал глазами запомнившийся мне отрывок.

"Когда жители Руффано выдвинули против него свои обвинения, герцог Клаудио отплатил им, заявив, что самим небом ему дарована власть решать, какого наказания заслуживают его подданные. Гордого разденут донага, надменного подвергнут оскорблениям, клеветника заставят умолкнуть, змея издохнет от яда своего. И уравновесятся чаши весов небесной справедливости".